От топора у меня на следующий день горели ладони, и ломило плечи, и все же дело того стоило, вчера я заметил, что парни поглядывают в мою сторону с уважением.
По ночам из ущелья дул пронзительный ветерок, но в нашем арсенале имелось достаточное количество палаток, одинаково непроницаемых, что для влаги, что для ветра.
Анри попытался выяснить, кто и зачем сжег мост. Строители только пожимали плечами, а их начальник, деревенский староста, предположил, что мост сожгли бандиты, такое бывает раз в несколько лет, заверил он. Им же самим жечь его нет никакого смысла, если господин думает об этом. Состояние моста и его целостность висит на жителях Тога, они только и имеют с этого, что небольшую скидку в податях и все.
К вечеру второго дня мост был закончен и я сам обновил его, проехав первым на Вороне. Мы перебрались на другую сторону, и заночевали. Продолжать путь в надвигающейся темноте по незнакомому пути нам отсоветовали.
Взяв с утра на отдохнувших лошадях повышенный темп, к вечеру мы преодолели приличное расстояние, покрыв почти тридцать лиг. Дорога, спустившись с перевала, снова пошла вдоль правого берега Арны, и стала более каменистой. Лес отдалился от нее, встав темной стеной вдоль высокого речного берега. Когда мы останавливались на ночлег, деревенька Тог осталась далеко позади, мы проскочили ее почти не снижая скорости. Лишь Шлон успел отпустить на ходу какой-то комплимент молодицам, уступившим нам дорогу. Комплимент девицам понравился, и они проводили отряд улыбками, махая нам вслед платочками.
Мы в очередной раз перешли с рыси на шаг, давая отдых лошадям, рассчитывая пересесть на заводных после привала, когда из-за поворота дороги показалось селение. Вернее не селение, а только то, что от него осталось — деревня была выжжена дотла. И случилось это не далее чем вчера, сходу определил Нектор.
На мой вопрос, как же она называется, он лишь покачал головой, так далеко я еще не забирался. Доехав до околицы, мы остановились, каменея лицами — те, кто это сделал, были настоящими зверьми.
Прямо у наших ног лежал мужской труп, которого, перед тем как бросить и всего истыкать копьями, долго волочили за конем на аркане.
Чуть дальше, на траве, у самого плетня крайнего дома на боку лежало тело молодой девушки, совсем девчонки, которую долго насиловали, а затем, еще живой, вспороли живот. И она ползла, эта девочка, ползла к плетню, возможно, своего дома, все еще не веря, что все это случилось с ней, и она умрет. Нет, она не может умереть, только не она, она ведь еще так молода, а вчера папа привез из города такие красивые бусы, и один парень сказал ей, что она и сама очень красивая….
Она ползла к плетню, а выпавшие из ее живота кишки, из того самого, в котором она должна была вынашивать своих детей, волочились за ней, а сейчас над ними кружили толстые зеленые мухи.
Чувствуя, что сейчас на глазах выступят слезы, и у меня не получится удержать их, я до боли прикусил губу.
Мы проехали через деревню в гробовом молчании и остановились на противоположном ее краю. От деревни мало что осталось, ее спалили дотла и от пепелищ исходил жуткий сладковатый запах сгоревшего мяса, человеческого мяса. И еще было много трупов, в основном мужских, но попадались и детские, и трупы совсем старых людей. И абсолютная тишина, ни лая собак, ни рева голодных домашних животных, ни кудахтанья птиц…
— Командир, там живой есть — почему-то шепотом сказал Шлон.
За заросшим крапивой полуразрушенным от ветхости сараем сидел на коленях старик, крепко прижимая к себе маленького мальчика, мертвого мальчика. Голова ребенка была откинута далеко назад, а взгляд его широко открытых незрячих глаз был устремлен в небо, такое же голубое, как и они. Старик не шевелился и не произносил ни звука, лишь изредка его тело сотрясала короткая дрожь.
Мы осторожно отъехали от него и остановились.
— Что будем делать, командир? — спросил все тот же Шлон.
Оглядев парней, я увидел, что все выглядели бледновато, но спокойно, лишь Кармон судорожно пытается сдержать тошноту, громко икая.
— Я слышал, что егерь может распутать любой след, а у нас их двенадцать человек, пусть и бывших. —
— Артуа…. - начал Коллайн.
Нет, ты не черствый человек, Анри, совсем не черствый.
Ты просто человек долга, а долг у нас сейчас один — прибыть в Тромер вовремя. Да, и мне будет совсем неудобно оправдываться за свое опоздание, потому что я ни за что не буду прикрываться именем императрицы. Но мы не проедем мимо, Анри, ни за что не проедем.
И я уже было набрал воздух в легкие, и открыл рот чтобы сказать — знаю, что мы здорово опаздываем, но сейчас меня значительно в большей степени волнует вопрос, что делать с заводными лошадьми, ведь они будут только задерживать нас, когда услышал.
— Артуа, у тебя кровь на подбородке. —
Я ладонью смахнул кровь с подбородка, только сейчас почувствовав боль в прокушенной губе…..
Мы погнались за бандитами, бросив заводных лошадей на огороженном поле, на котором уже некому будет снимать урожай. Впереди отряда ехало три тройки следопытов, стараясь охватить как можно больше площади, чтобы не потерять след.
— Как же так, Ваша Милость — недоуменно спрашивал меня Прошка — даже вайхи, наверное, не такие злодеи. —
— Все начинается с того, Проухв, когда кто-нибудь убьет совсем невинного человека. Может быть, в первый раз ему и будет трудно это сделать, во второй — значительно легче, а затем он будет получать от этого удовольствие. И тогда он престанет быть человеком, он станет зверем. Ты знаешь, Проухв, есть такое животное, медведь. Обычно он сторонится человека, но стоит ему хоть раз попробовать человеческого мяса, и все, он становится людоедом, который постоянно будет охотиться на людей.
Те, которых мы преследуем, они перестали быть людьми, и их, как медведей — людоедов уже нельзя изменить, их можно только уничтожить. —
Мы догнали бандитов на следующий день, к вечеру. Они пытались спрятать свои следы, и делали это довольно искусно. Этого им не удалось, не те люди собрались у меня в отряде.
Еще раньше, на месте их ночной стоянки мы обнаружили два трупа и оба были телами молодых женщин, которых они не удосужились даже прикрыть ветками или лапником.
Наконец, уже перед самой темнотой, мы обнаружили их, когда бандиты встали лагерем, готовясь к ночлегу. Для ночлега они выбрали небольшой луг на берегу бурной речушки.
— Больше сотни — думал я, рассматривая лагерь через бинокль — для банды это очень много, не иначе где-то в этих чащобах действительно существует если и не королевство, то, по крайней мере, большие селения, способные прокормить столько народу. Эти явно пришли за женщинами, их и сейчас осталось не меньше двадцати, бедняжки. —
