– Ну и дура! – безобидно, как всё те же сорок назад, согласился отец и отвернулся, продолжив намыливание.
Мне вожжа попала под хвост и я принялась играться с нашим чешским унитазом в биде. Сняла трусы, переобулась в батины шлёпанцы, задрала подол и сняла со стойки душевой шланг. Направленные на пизду острые струйки смешно щекотали и приносили привычное ощущение легчайшего купального кайфа.
– Давай, Нин… – батя стоял весь в пене, зажмурив глаза, и водил рукой по стене. – Ну, не балуй…
Я вложила ему в ладонь ручку душа, растёрла ноги себе полотенцем, повесила его и потянулась уже было к шкафчику за чистыми трусами, но замерла вполоборота. Занавеска ванны слегка распахнулась, и батя отфыркивался голый передо мной ничего не видя и не слыша вокруг – купаться он всё-таки очень всегда любил! Я почувствовала тревогу в животе при взгляде на его свисающий, в хлопьях пены, кофейного цвета болт. Я крепко стиснула себя за пизду рукой и опустилась голой задницей на мокрое сиденье унитаза…
Отец кончил отфыркиваться и уставился на меня:
– Нинк, ты чего?
– Ничего… так… сижу… – посмотрела я прямо ему в глаза, хоть их строение у него, в отличии от всего остального, было мне прекрасно известно.
– А рука твоя где? – отец выглядел страшно растерянным. – Это что?
– Рукоблудие – ангельский грех! – вырвалось из меня нечаянно. – Не видишь, что ли, я занята!
– Как знаешь! – отец только руками развёл, отчего его член соблазнительно качнуло на сторону. – Вот приспичило же… хоть бы помыться дала…
– Не ворчи, пап! – я перестала стискивать вульву и действительно потрогала указательным пальцем приподнявшийся клитор.
Батя потянулся за полотенцем и, убрав занавеску в сторону, стал вытираться. Я потянулась на унитазе и охнула. Ноги мои непроизвольно стали вытягиваться вперёд. Зажмурив глаза, чтобы не смотреть на него, я мастурбировала на его болтающийся член.
– Нинка, стыд потеряла совсем! – донеслось до меня. – Я ж не железный всё это смотреть!
Я приоткрыла глаза, увидела батю с выпирающим из густых волос фаллосом и потянула платье через голову. Шаркнув шлёпанцами, я подалась всей задницей к ванне и упёрлась руками в коленки:
– Папа… Ага!
Он опустился прямо в ванне и крепко взялся за талию, хер одним толчком вошёл внутрь.
– Ох и справная ты у меня, Нинка, баба! – услышала я голос отца.
– Иб..би! – его движения во мне заставили меня вцепиться зубами себе в плечо.
Стало весело и хорошо изнутри. Захватило, и терпкий оргазм пробежал по телу мурашками изморози.
– Ай..я… Ай! – я вскрикнула и расправила плечи от ласкового тока по позвоночнику.
– То-то, что «ая-яй»! – наставительно жахнул отец ещё пару раз и прилип: внутри во мне разливалось его тепло.
– Ууфх, доченька!.. – через минуту он уже мог говорить, а я ещё нет. – Ну, даёшь! Прелесть, конечно же, если только не кровосмешение…
– Инцест… – еле молвила я.
– Чего? – не понял отец.
– Теперь это называется инцест… Научно…
– А! – он вынул свой хуй. – Ну, инцест, так инцест. Не виновата же ты, что у тебя жопа ладная, белая!
Я стала выпрямляться, и тут…
– Мама! Дедушка! Что вы… – Танечка держалась всем телом за дверь.
– Да как сказать… – начал было отец, и мне совсем стало жалко его.
Жальче моей ненаглядной любимой Танечки.
– Ничего! – строго оборвала отца. И помягче: – Танюш, не сердись! Получилось так… Ты пописять, наверное? Проходи, мы уже…
Но Танечка в этот раз пропустила пописять. Она как-то противоестественно ахнула и испарилась совсем. Мы с отцом разбежались по трусам и через пару минут в относительно приличном виде покинули наш “интим-салон”.
«Всё притихло в доме Облонских». Я обрела вид прилежной домохозяюшки и вполне образцовой мамочкой принялась хлопотать по кухне, готовя микроволновые лакомства к вечернему столу, за которым по случаю праздника ожидался сбор всех членов семейства, включая даже вечно выпадающего из всех расписаний Тоху. Мой зять, кстати, сегодня являл собой пример просто показательного семьянина – с утра обеспечил жене праздничный выгул, днём заехал за цветами и за продуктами, играл с дедом в шахматы до его похода в душ, а сейчас и вовсе вызвался помогать своей тёще по кухне. Тёща, то есть я, узнав о столь выдающемся Тохином расписании дня, тут же принялась латентно издеваться над всей необычностью такого зятева поведения, за что и была к окончанию приготовлений чуть прижата к мойке Антохиным торсом и ухвачена ладонью за зад. Впрочем, в целом мы вели себя более, чем скромно, и даже не перемигивались и не перебрасывались фривольными шуточками в нашем обычном стиле. Возможно, это затишье и послужило причиной взметнувшейся буре…
После первого же традиционного батиного тоста «За мир!» я почувствовала себя просто сказочно хорошо в этой возникшей минутной тишине нарушаемой лишь цоканьем вилок о приборы и шелестом обрадованных вкусной сервировкой ушей. И тут же, за праздничным семейным столом, я тихо и умиротворённо “выдала”:
– Предлагаю в честь праздника нам всем отодрать нашу Танечку!
Антон Арнольдович уронил вилку под стол. В возникшей совершенно гоголевской немой сцене сплошным диссонансом звучали кряхтения и скрипения его стула не желавшего, похоже, отпускать перегибающегося Антоху за вилкой вслед. Я приподняла взгляд от цыплёнка и зелени, дабы узреть, что случилось вокруг. И утонула со своим шёлковым платьицем в бездонном распахе очаровательных глаз своей доченьки. В них было всё… Немой ужас, крик возмущения и готовность покинуть грань восприятия, отдавшись успокоительному обмороку. Через мгновенье писк-вопль «Мама!» до тонкостей прорисованный в милых глазках Танюшеньки был готов вырваться из её чудесного приоткрытого и чуть дрожащего ротика. Спас отец. Он шумно вобрал воздух ноздрёй, сотряс возникшую крайне неловкую паузу мощным «К..кга..эхмм!!!», накрыл ладонью поллитровый хрусталь «Небесного Флагмана» и произнёс:
– Между первой и второй пуля не должна просвистеть!
Вместо уничтожающего меня, как преступительницу устоев, отчаянного «Мама!» из уст доченьки вырвалось чуть менее экспрессивное, но всё ещё переполненное праведного гнева: «Деда!!!». Второй тост прозвенел в гробовой тишине… Антоха лишь успел встрять со скромным рацпредложением – «За любовь!». Мы выпили и зависли в тиши над своими тарелками.
– Вот ты говоришь – отодрать… – произнёс рядом задумчиво, судя по тону, дед.
– Какая свадьба без скандала! – горячо поддержал нарушение тишины Тоха.
– Не перебивай, – попросил отец, и я переложила со своей тарелки крылышко зятю Антошке.
