И петь.
Она посмотрела мне в глаза.
— Волкова играет на гитаре? — удивился я.
Лена усмехнулась.
— Конечно, играет! — сказала она. — А ещё Алиночка замечательно поёт! И хорошо танцует.
Покачала головой.
— Её родители были артистами, — сказала Кукушкина. — Ванечка, ты забыл?
Она вздохнула.
— Я, когда окончу школу, тоже стану артисткой, — заявила Лена. — Буду петь и танцевать на сцене. Как ты.
* * *
Дома я уже по привычке настраивался на работу: приступил к этому действу едва ли не сразу же, как только переступил порог квартиры. Не включал ни радио, ни телевизор. Не заглядывал в газеты. И даже не смотрел в окно. Гнал из головы посторонние мысли — пока переодевался в домашнюю одежду и пока разогревал обед. Вслух повторил: «Книга сама себя не напишет». Говорил себе, что я «профессионал», что работаю «всегда и несмотря ни на что». Выудил из памяти содержимое абзацев, которыми вчера завершил работу над рукописью. Внёс в них (мысленно) правки, прикинул дальнейшее развитие сюжета. Наметил места, где добавлю в текст короткие отступления в виде вычитанных когда-то в интернете перечислений реальных исторических фактов. Уже не сомневался, кода шагал к письменному столу, что работа над книгой пойдёт в стандартном ключе.
Уселся на стул, открыл тетрадь на том самом месте, где вчера поставил «жирную точку». Внёс в текст запланированные во время обеда исправления (они сохранились в моей памяти, будто на жёстком диске компьютера). Прикрыл глаза, воскрешая образы вымышленных персонажей. Но перед мысленным взором снова предстало лицо Лены Кукушкиной: с раной на губе и синевой под правым глазом. Я тихо выругался, потряс головой. Поправил съехавшие к кончику носа очки. Пробежался взглядом по строкам, на которых вчера оборвал повествование. Постучал шариковой ручкой по странице. «Скука — лучший друг писателя», — всплыла у меня в уме цитата из прочитанной в интернете статьи по «писательскому мастерству». «А я прям веселюсь сейчас!» — мысленно ответил её автору. Швырнул ручку на стол, взглянул на часы. «Полчаса, чтобы привести мысли в порядок», — разрешил я себе.
Встал со стула и побрёл к кровати. По пути прихватил гитару. Улёгся, уставился в потолок.
Пальцы перебирали струны — в голове вертелись строки из стихотворения Алины Солнечной.
— Ты возьми моё сердце на память, — пропел я. — Пусть согреет оно твои руки…
* * *
Утром в пятницу двадцать пятого сентября я снова встретил на лестничной площадке Кукушкину. Девочка не читала книгу — задумчиво посматривала в окно на затянутое серыми облаками небо, держала в руках пухлый портфель. Сегодня она не пряталась. Но и не улыбнулась при виде меня, как обычно. Мы обменялись приветствиями. Семиклассница не отказалась пройтись со мной под руку до школы. Вот только по пути она не развлекала меня разговорами (говорила мало и словно неохотно). И не «задирала» подбородок: Лена, как и вчера, почти не поднимала голову, прятала лицо от взглядов шагавших параллельно с нами школьников. Её правый глаз по-прежнему смотрел через узкую щель. На губе часто блестела кровь — девочка то и дело убирала эти рубиновые капли кончиком языка. Поблекли только следы зелёнки на царапине. А вот кровоподтёк под глазом Кукушкиной будто бы стал ярче.
Расстались мы с Леной около гардероба.
Старшеклассники снова приветствовали в моём лице Котёнка. Вот только сегодня меня их бодрые приветствия не радовали — раздражали.
Перед уроком никто из одноклассников ко мне не подошёл для разговора о нападении на Кукушкину. Никто — кроме Лёни Свечина (который вновь потребовал, чтобы я обратился за помощью к директору школы) и Волковой (Алина поинтересовалась Лениным самочувствием). Парни пожимали мне руки, улыбались. Девчонки спрашивали о завтрашнем концерте, кокетничали. Урок математики я провёл в ожидании записок «с информацией». Но получил лишь «записульку» от Лидочки Сергеевой — та напомнила, что завтра после танцев она «совершенно свободна». Математичка решила, что я заскучал — вызвала меня к доске. Почти не задумываясь, разобрался у доски со степенями корней. Вернулся за парту незадолго до звонка. Уже потеряв надежду на помощь одноклассников в поисках обидчиков Лены Кукушкиной. На перемене не пошёл вслед за своим классом к кабинету физики — направился в гардероб.
У выхода из школы я всё же притормозил. Пропустил торопившихся на уроки пионеров. Бросил взгляд на улицу сквозь мутные стёкла дверей, покачал головой.
Направился к кабинету директора.
— Войдите! — отозвался на мой решительный стук Полковник.
Я распахнул дверь, взглядом отыскал Михаила Андреевича. Снежин сидел за столом, перебирал уложенные в картонную папку бумаги. Он поднял на меня глаза.
— Крылов…
Директор школы взглянул на часы.
—…Урок скоро, — произнёс он. — Не опоздаешь?
Я замер на пороге кабинета, поздоровался.
— Михаил Андреевич, тут такое дело… хочу прогулять сегодняшние уроки. Вы не передадите Галине Николаевне, что у меня случилась диарея? Или что я порвал брюки и побежал домой их ремонтировать?
Полковник потёр глаза.
— Крылов, — сказал он. — А ты не обнаглел?
Я пожал плечами.
— Михаил Андреевич, не в службу, а в дружбу. Вы же увидите сегодня мою классную руководительницу. Передайте ей, пожалуйста, чтобы она за меня не переживала.
Снежин откинулся на спинку стула, смотрел на меня.
— А сам? — спросил он. — Почему ей не скажешь?
— Спешу, Михаил Андреевич! — ответил я. — Важные дела ждут.
Полковник хмыкнул
— Я-то её увижу, — сказал он. — Но почему должен врать? Да ещё и вместо тебя.
Я вздохнул.
— Обидится ведь…
Снежин усмехнулся.
— Обидится, — сказал он. — Обязательно. Она такая.
Полковник постучал пальцем по столешнице.
Сказал:
— Ладно.
И тут же спросил:
— Что за дело-то? Кукушкина?
Я кивнул.
— Кто её? — спросил Полковник. — Наши?
Я пожал плечами, посмотрел директору в глаза.
— Пока не знаю, Михаил Андреевич. Но обязательно выясню.
Поправил очки.
В школе прозвенел звонок.
— Ладно, — повторил директор школы. — Иди, куда шел, Крылов. Со своей диареей. Поговорю с женой.
Он погрозил мне пальцем.
— Только смотри, Крылов! — сказал Полковник. — Не натвори глупостей!
* * *
Я никогда не понимал, почему рудогорское профессионально-техническое училище построили едва ли посреди тайги, в двух километрах от ближайшего жилого дома. Рядом с ПТУ располагалась лишь городская больница, тоже окружённая дремучим лесом и автобусная остановка. А ещё в километре от ПТУ (по направлению к государственной границе) находилась железнодорожная станция. К училищу я топал по обочине дороги. Рассматривал по пути нечасто проезжавшие мимо меня автомобили. Уже не любовался карельской природой: снова почувствовал себя «местным». Все эти высокие сосны, пышные ели, густые заросли иван-чая и оранжевые шляпки подосиновиков не привлекали моего внимания: примелькались. Я посматривал на небо, откуда в любой момент могли полететь капли воды. И размышлял о том, как отыщу в училище Руслана Петрова.
Найти в коридорах ПТУ Русю не составило труда. Первый же мальчишка, к кому я обратился с вопросом о Петрове («высокий такой, боксёр»), дал мне точную наводку. Я прогулялся на второй этаж, выждал четверть часа до окончания занятия — рассматривал в это время развешенные на стенах плакаты и стенды с информацией. В прошлой жизни я никогда не наведывался в рудогорское профессионально-техническое училище — само слово «ПТУ» тогда ассоциировалось у меня с понятием «чужая территория». Да и Руслана Пертова за два месяца учебы в десятом классе (пока учился в Рудогорске) я не встретил ни разу: наши интересы «тогда» не пересекались. Сейчас же конфликты «школяров» и «хабзайцев» меня не волновали. Я не чувствовал волнения, расхаживая по «вражескому логову»; взглядом поторапливал стрелки на циферблате настенных часов.
— А ты смелый пацан, Крыло! — сказал Руся.
Он пожал мне руку. Подтолкнул меня в спину: отвёл в сторону от хлынувшего в коридор потока учеников. Подвёл к окну.
На мой взгляд, в брюках и однотонной рубашке Петров выглядел лучше, чем в «парадных» джинсах.
— Мне нужна твоя помощь, Руслан, — сказал я. — Точнее, мне нужна помощь твоей Надюхи.
Я рассказал Русе о том, что случилось с моей соседкой-семиклассницей. Описал, как Лена выглядела после встречи со своими обидчицами. Объяснил ему причину, по которой Кукушкина пострадала.
Петров в ответ на мои слова хмыкнул и покачал головой.
— Совсем бабы рехнулись, — сказал он. — От меня-то ты, Крыло, чего хочешь?
Руслан подпёр кулаками бока, внимательно смотрел на меня с высоты своего двухметрового роста.
— Прошу, чтобы твоя Надюха пообщалась на эту тему с девчонками: завтра, на танцах в ДК, — сказал я. — Надеюсь, что там девицы на эмоциях сболтнут лишнего. Мне нужны имена той троицы.
Петров кивнул.
— Не проблема, — сказал он. — Узнаем.
Потёр подбородок и добавил:
— Для Котёнка Надюха постарается.
Спросил:
— Делать-то ты, Крыло, с этими дурёхами что будешь?
