что угодно и зашвырнуть хотя бы на ту поляну, где у нас с Веркой сегодня свидание. Ту же тенниску на моей голове. Сандалию, а то и обе. А меня любимого, вместе с сандалиями и тенниской не сумею? Вот она поляна у меня в глазах. Виртуально я на ней. А реально? Реально, мох под ногами. Птички щебечут, дунул ветерок…
Постой, постой. Комар укусил за руку. Это здесь или еще там? Я вижу свое тело и свои ноги уже не на гаревой дорожке лагеря, а на мху лесной полянки. Получилось?
Неизвестно сколько еще я просидел в раздумье, пожевывая лесную травинку и обдумывая открывающиеся перспективы. Сумасшедшие, в общем-то, перспективы. Скоро она подойдет. В прошлый раз не очень-то торопилась. Но в этот, чувствую, у неё горит. Ну что ж, готовься к бою Казанова. Докажи свои способности мальчик с пальчик.
…………………………………………………………………………
– Ты опять меня заездил, маленький жеребец. И всё ты умеешь… Хорошо, что я сегодня приняла душ. Девчонки мне рассказывали про “это”, я не верила. Как хорошо было! Мы будем такое делать?
Целую её в губы и снова валю на измятый мох. Обычный кунни, для девочки открытие мира. Сделать мне минет она сегодня попыталась, пока не очень удачно. Всё еще впереди. Я теперь штатный любовник нашей пионервожатой. Должность секретная и чрезвычайно ответственная. В пионерской дружине такой должности нет. Но пусть будет!
– Что ты такое там на наш концерт придумал? Спрашивает она лениво. – Смотри, не подведи. Приезжают из города, начальство может большое приехать.
– Сегодня же начнем репетировать…. Садись на меня верхом, да, да, на него. Порепетируем.
Птички удивленно чирикают над нами, комары озлобленно кусают мою Мессалину в попу. Мы скачем через годы и расстояния. Я, похоже, неутомим.
– Слушай, давай и завтра здесь. Боюсь я за тебя, полезешь в окно, убьешься. А то и увидит кто. И тебе и мне мало не будет. Тебя из лагеря шуганут, да и на меня начнут коситься. Знаешь как у нас. Греши, но чтобы незаметно. Наш-то директор!!! Молчу, молчу.
Мы доходим до забора и расстаемся. Я бегу к себе в палату, досыпать. Детский организм, черт его побери, не может привыкнуть к взрослому распорядку. Пацаны спят, ныряю в постель и делаю вид, что сплю…
– Я договорилась. Очень красивое платье и словно на меня сшито. Ленка взяла с собой, а оказалось, что она уже из него выросла. Ну знаешь Ленку из нашей палаты, толстая такая.
Я, к сожалению, не знал Ленки. Ватрушка опять стояла комом в горле. Махнуть за консервами, подкормиться по-человечески, только об этом я думал. Еще раз проверю свои новые способности. Как же от тебя отвязаться, зануда?!
Галочка тараторила, заглядывая мне в глаза. Моя толстая любовница была, видимо, уже прощена. Любовь вновь светилась в глазах. Я опять был белым и пушистым. Сунув в болтающий рот подруги очередную жвачку, я рванул в кусты. Пока за мной гонится, я успею исчезнуть. Три, четыре…!!!
Резко шатнуло, сосны вокруг меня почему-то закачались. Остановись! Приказал я земле. Вот он, наш замечательный валун, снег у подножия почти и не таял, его до августа хватит.
Финские консервы замечательно вкусны. На наш неизбалованный вкус. Мясо надо есть с хлебом, но я обошелся. Выскреб всю банку за пару минут. Не глядя, швырнул её в неопределенном направлении. А вдруг кому по голове попала, подумал. Скорей обратно, Галька уже меня ищет по всему лагерю…
Она стояла за деревом, рядом с местом, где я стартовал в никуда. Стояла и недоуменно вертела головой. Я обнял её сзади, она так дернулась, словно я хотел её задушить.
– Ты где был?! Ты как сумел убежать?! Почему я не успела?!
– Не всё ж тебе успевать, Галочка.
– Ты не понимаешь, я должна была успеть. Ты странный Боря, ты очень странный…. Правда, что ты шпион?
– Ох, Галя, Галечка. За что я тебя люблю, так за наивность. Был бы я шпионом, давно б тебя цап и утопил в нашей речке. На корм сому или щуке пошла бы. Еще жвачку хочешь?
– Хочу.
Надо будет ночью еще жвачек подтибрить из финского магазина. У них много, не обеднеют.
Июньский день длился бесконечно. Из клуба слышно ребячьи голоса, разучиваем песню ко всё тому же концерту. Голоса хорошие, а песня так себе. Пресловутая “картошка”. Целая вечность прошла, а всё картошкой питаемся. И лучше картошки в нашем рационе ничего нет. Жаль, что она уже прошлогодняя.
Тихонько мурлычу песенку из альбома битлов. Они только что организовались. Ливерпульская четверка собралась в 1960 году, вся слава у них еще впереди. Через месяц откроются Олимпийские игры в Риме. Наш Брумель будет прыгать в высоту. Отец в юности был его поклонником. В августе полетят и собаки в космос. Белка и Стрелка, надо же, я помню их клички. В историческое время живем, Боря Смирнов. До Карибского кризиса еще два года. Monsieur Кукурузник уже развернулся вовсю и успеет натворить немало бед.
Июньские вечера располагают к задумчивости. Хорошо в июне писать стихи, делать ребенка своей первой девке, нюхать цветочки . Романтично и приятно. Наш северный комар, противник романтики и циничный прагматик зудит и ноет, лезет в нос и в глаза. И нет ему дела до поэзии. Беременеют ли девчонки в пионерлагерях шестидесятых годов, мне неведомо. Если поспрашивать пионерку Валерию, она бы кое-что могла рассказать на эту тему. Но не надо мне пионерки Валерии.
– Пацаны, после отбоя меня не искать. Если кто спросит, скажете, пошел в туалет. За меня не беспокойтесь.
– Ох, погоришь ты Борька.
– Как швед под Полтавой погоришь, Смирнов. Не скажем, не боись. Пошел в сортир, у тебя понос.
– Нате орлы по жвачке. Чур со жвачкой осторожнее, можем спалиться.
– Когда репетировать выступление будем, Борька?
– Вот завтра и будем. Пора, однако, концерт послезавтра.
И послезавтра же припрет кто-нибудь из моих родителей, прибавляю про себя. Будет мне жвачка. Еще не знаю какая, но будет…
Окошечко в комнату моей милой приоткрыто. Проем затянут марлей, комар бьется вокруг матерчатой преграды и противно жужжит. Верка, похоже, еще не спит. Я решил не откладывать на потом свой визит. Сегодня же ночью и проверю, так ли хорошо играть в папу и маму на лоне природы, чем в постели под скрип пружинного матраса…
Она уже заснула. Сопит
