Василий Звягинцев - Андреевское братство

Алла всегда была практичной женщиной, я только удивился, как быстро она освоилась в новом для себя мире.

Пожалуй, гораздо лучше, чем я, и держалась, что с мужчинами, что с женщинами, совершенно как равная. Впрочем, чему удивляться? По логике она и должна бы ставить себя выше их. Ну как мы это всегда представляли: наше время — вершина цивилизации, а те, кто жил раньше, — словно бы слегка обиженные Богом. Не дожили, не успели попользоваться благами прогресса. С одной стороны, это понятно, люди прошлого проигрывают прежде всего в том, что уже успели умереть, а мы еще живы, чем и счастливее их. Но с другой, в таком вот невероятном повороте — при личной встрече разделенных полутора веками поколений оказалось, что нисколько мы их не лучше, а во многом и уступаем. Но опять же не потому, что они нас в чем-то существенном превосходят, а просто они более адекватны окружающей обстановке.

— Что ты так озабочен, Игорь? — спросила Алла, уловив мою депрессию. — По-моему, все очень даже неплохо. Интересно. Я пока обратно не рвусь. А ты?

— Ей-богу, не знаю. Смутно все как-то. Непривычно. Даже выразить не могу, но… Знаю, что нет особых причин тосковать, но сосет что-то… Депрессия. А может, уехать нам куда-нибудь, отдохнуть, тогда и полегчает?..

Алла презрительно вскинула голову. Такое с ней тоже бывало не раз. Не попал я ей в тон.

— Может, ты просто ревнуешь? Как только мне становится хорошо, у тебя портится настроение.

Не хватало мне сейчас еще семейной сцены. А я знал, что одно неосторожное слово — и Алла может раскрутиться по полной программе. Просто так. Или потому, что интуиция у нее еще почище моей? Каким-то образом догадывается о Людмиле?

А я ведь про нее почти уже забыл. Ну, было что-то, а может быть, и не было. Конфабуляция, плод контузии. Мелькнула как-то мысль, что интересно было б с этой дамочкой вплотную пообщаться, вот и привиделось в бреду. Так, пожалуй, к этому и надо относиться… Не забывая русскую поговорку: «Быль молодцу не в укор».

К счастью, прием здесь был организован по вполне европейским стандартам. Скользили по залу официанты с подносами, уставленными бокалами и рюмками, на столиках теснились тарелки, блюдца и розетки с холодными закусками, и гости перемещались парами и в одиночку, сходясь, чтобы обменяться парой фраз, или задерживаясь для более существенного разговора.

Вот и к нам вовремя, словно почувствовав, что назревает конфликт, подошел Новиков под руку с супругой. Я не видел их с самого прощания в форте и сейчас искренне обрадовался. Под мягким взглядом Ирины даже Алла мгновенно успокоилась.

Я приложился к ручке женщины, на которую до сих пор не мог смотреть без замирания сердца. Причем без всякой сексуальной подоплеки. Просто так.

И вдруг моя депрессия удивительным образом прошла. Наверное, правы были средневековые рыцари, изобретя для себя понятие «дама сердца». Не вкладывая в это понятие ничего телесного, исключительно возвышенное обожание…

Я испугался, что Алла опять догадается о моих чувствах, но, к счастью, она отвлеклась на что-то другое. Или просто уже успела привыкнуть, не видя в том греха…

— Я слышала о ваших делах, Игорь, — ласково улыбнулась Ирина, — рада, что все так удачно обошлось… Простите наших «гвардейцев», они, конечно, на ваш взгляд, несколько грубоваты, но ведь не со зла…

Какая тонко чувствующая женщина. Если бы она начала говорить о признании моих боевых заслуг — не знаю! А здесь все сказано с таким тактом и сочувствием… Был бы сейчас здесь ХVI век, с каким удовольствием я упал бы перед ней на одно колено… А так пришлось ограничиться только легким полупоклоном. Даже руку ей поцеловать еще раз я постеснялся.

Еще чуть позже Алла подвела меня к молоденькой даме в жемчужно-сером узком платье, с распущенными бледно-золотистыми волосами и удивительно яркими глазами.

— Познакомься, Игорь, Анна Шульгина, жена Александра Ивановича…

Вот тут я поразился окончательно. У беспощадного прагматика и веселого циника Шульгина — такая жена? Что-то я здесь совершенно не понимаю…

Потом меня отозвал в сторонку Новиков.

— Пока время есть, поскольку товарищ Троцкий задерживается, пойдем в укромном месте парой слов перебросимся.

В небольшой комнатке где-то в глубине дома, на антресолях второго этажа, мы с ним оказались вдвоем, хотя я по привычке уже ждал очередного симпозиума с участием руководящего состава «Братства». Это и к лучшему. Устал я от непредсказуемых встреч и дискуссий с представителями всех социальных слоев и групп.

А здесь уютно, тихо, лампа под зеленым шелковым абажуром, окно в глубокой полукруглой нише, за стеклами темно, непременная бутылка какого-то коллекционного портвейна, в общем, полная конфиденция.

Тем более что пора было расставлять очередные точки… И желательно раньше, чем Андрей Дмитриевич начнет следующий цикл перманентной идеологической обработки. Потому как за оказанную мне услугу я, считай, расплатился уже сполна и дальше имею моральное право держаться с ним на равных.

В таком приблизительно духе я и выразился.

— Справедливо, — кивнул Новиков. — Тем более что я никогда и не рассматривал наши отношения в подобном разрезе. С первого и до последнего момента ты был абсолютно свободен в своих делах. Я говорил. И сейчас говорю то же самое. Можешь уехать в любой момент. В Харьков, в Париж, обратно в форт. Только сначала давай до конца объяснимся. А то так и останешься в недоумениях…

Портвейн был удивительно густ и ароматен, пить его хотелось именно так, как задумывали создатели, — маленькими глотками, наслаждаясь букетом, в сопровождении неспешной беседы.

— …Это, конечно, несколько в духе старинных романов, такое вот подведение итогов, но, думаю, семантически оправдано, — сказал Новиков, поправляя заметно мешающий ему галстук-бабочку. — Чтобы сразу все прояснить и избежать недомолвок и ненужных догадок. Я ведь тоже, наравне с тобой, оказался здесь довольно посторонним человеком. И включался в ситуацию прямо с колес. За год тут многое успело измениться. Мне проще тоже было бы постоять в сторонке, мол, ребята начали игру, пусть сами и заканчивают…

— О какой игре ты говоришь? Шульгин мне говорил, что операция по ликвидации заговора была тщательно спланирована и подготовлена. Настолько тщательно, что показалась лично мне очень похожей на провокацию…

— Не судите да не судимы будете. Многое они успели сделать, и притом неплохо, но кое-где крупно просчитались. Очень трудно, скажу я тебе, работать в обществе, о психологии которого имеешь весьма приблизительное представление…