Не бить же его в конце концов.
В дверь постучали.
— Кого ждёшь? — уставился я на Тараса.
Тот пожал плечами.
— Наверное к матери соседка со второго этажа пришла. Она к нам часто ходит.
Я показал взглядом Паше, чтобы он проводил хозяйку дома до дверей, а сам угрожающе прошипел Тарасу:
— Не вздумай шухер поднимать! Сиди тихо как мышь!
Он фыркнул и отвернулся.
Паша вышел из комнаты в коридор.
— Кто? — осторожно спросила мать Андрюсенко.
Я не слышал, что ответили с той стороны, но женщина откинула крючок.
И почти сразу прогремели выстрелы.
— Твою мать!
Я вылетел из комнаты как пробка из бутылки шампанского, почти сразу наткнулся на лежащую на полу женщину, на Павла, вжавшегося в угол, потом бросил взгляд на распахнутую дверь и услышал, как кто-то бежит по лестнице.
— Медик! — проскрипел зубами Паша и попытался ринуться за ним, но я его задержал.
— Останься здесь!
— Пусти!
— Останься!
Он кивнул, понимая, что я прав: женщине была нужна помощь, к тому же в квартире находился её сын, и мы теперь на все сто процентов знали, что он связан с Медиком и теперь точно не отвертится.
Я выскочил на лестничную площадку и перепрыгивая через ступени мячом поскакал вниз. Почти сразу от дома резко рванул экипаж, в котором сидели двое. Один из них по словам Паши и есть пресловутый Медик.
Наш извозчик лежал на дне пролётке.
— Жив?
Он поднял голову.
— Жив!
— Тогда гони за ними!
Он кивнул, и пусть руки его всё ещё тряслись от страха, но наша пролётка вырулила на Большую Садовую и понеслась по центральной улице города вслед за удирающими от нас бандитами.
Лошадки у Медика оказались не такими резвыми, как у нас. Мы постепенно нагоняли преступников, я уже мог хорошо разглядеть их лица, когда они в ярости оборачивались, чтобы посмотреть в нашу сторону.
Экипаж неимоверно трясло, стрелять из него при такой скорости и тряске тяжело, но я всё-таки решил попробовать открыть огонь.
Чуть привстал, прицелился.
Увы, две мои пули ушли куда-то в молоко, не зацепив Медика и его спутника. Они тоже попытались отстреливаться и с таким же успехом, лишь напрасно перевели патроны.
А потом случилось то, чего я ожидал меньше всего. Я сначала не понял, что вдруг появилось в руках у Медика: какая-то стопка разноцветных бумаг, но, когда он вдруг подкинул её в воздух, и она рассыпалась по улице бумажным дождём, я сообразил: это были деньги, много денег.
Медик подкинул ещё одну кипу, а потом ещё — вся мостовая и тротуар покрылись тонким ковром из банкнот.
Этот поступок не прошёл незамеченным, кто-то истошно заорал:
— Деньги!
Улица мгновенно забурлила, десятки людей: мужчин, женщин, детей, кинулись со всех сторон, стали сгребать купюры, запихивать их в карманы и за пазуху. Никого не волновало то, что они могут из-за своей жадности оказаться у нас под колёсами, серьёзно пострадать, а то и вовсе — распрощаться с жизнью.
Меня переполняли противоречивые чувства от злости до отчаяния. Хотелось ругаться матом, стрелять поверх голов… Только всё это было бы бесполезно.
— Тпру! А ну, тормози — не видишь — людей подавим! — заорал я извозчику.
Тот послушно натянул вожжи, и мы остановились. А пролётка бандитов удалялась от нас всё дальше и дальше, пока совсем не скрылась из вида.
— Что делать-то будем? — растерянно посмотрел на меня извозчик.
— Назад поехали, — с тоской произнёс я.
На сей раз Медик обскакал нас в прямом смысле этого слова. Что ж, тем слаще будет тот миг, когда я возьму его за жабры!
В том, что это произойдёт, у меня не оставалось ни малейших сомнений.
Прямо за порогом квартиры Андрюсенко меня ждала не самая лучшая картина на свете — сын обнимающий мёртвую мать.
К сожалению, мне тоже пришлось пройти через это, похоронив родителей. И каждый раз на сердце оставалась незаживающая рана. Даже спустя много лет она продолжала напоминать о себе и заставляла с тоской думать о том, что я когда-то не договорил с папой и мамой, не сделал для них всё, что мог, а теперь этого не вернёшь и уже не исправишь!
И пусть Тарас был пособником бандитов, на некоторое время я почувствовал сострадание к нему.
— Ну как? — спросил Паша.
— Ушёл, сволочь! — вздохнул я, рассказав, как Медик устроил на улице настоящее столпотворение, начав кидаться пачками банкнот.
— Наверное, до сих пор на мостовой деньги собирают, — заключил я.
Паша выругался.
— Находчивый, сволочь!
— Что есть, то есть! Наших вызвал?
— Вызвал. Будут с минуты на минуту. Как понимаешь, врач уже не понадобился, — он покосился на мёртвую женщину.
— Что — сразу умерла?
— Да. Медик её двумя выстрелами наповал уложил.
— А почему стал палить? Тебя узнал?
— Не, мы с ним незнакомы. Как-то догадался или почуял. Сам знаешь, как у них чуйка обострена…
— Это точно.
Я подошёл к Тарасу и тронул его за плечо:
— Ты как?
Он промолчал.
— Ты же понимаешь — мы здесь не при делах.
— Я знаю, — сквозь зубы произнёс он.
— Раз знаешь — чего молчишь? Это Медик убил твою мать практически у тебя на глазах. Неужели не хочешь ему отомстить?
Тарас обернулся, на его лице проступила гримаса ненависти.
— Отомстить? Больше всего на свете хочу! Будь моя воля — задавил бы собственными руками, гниду!
— Оставь это для нас. Мы разберёмся как полагается! Лучше говори всё, что знаешь: о нём, о банде…
— Помогите перенести мама на кровать, и мы поговорим. Клянусь, я расскажу всё, что знаю.
Я кивнул.
Мы подхватили труп, перенесли его с прихожей в комнату и положили на кровать.
— Прости, мама, — с печалью произнёс Тарас, затем посмотрел на меня:
— На похороны отпустите?
— Не обещаю, но сделаю всё, что в моих силах.
— Спасибо!
— Да пока ещё рано благодарить.
— Пойдёмте на кухню. Мне там будет легче говорить без мамы.
— Хорошо.
Мы сели за стол крохотной кухни.
Тарас нервно сглотнул.
— Кассира ограбили по моей наводке. Это я рассказал Медику, когда будет выдача зарплаты на заводе и где нас можно перехватить. Просил обойтись без стрельбы и трупов.
— Это
