Кивнул, поддерживая его, Никонов.
— Да, тут тебе не отломится.
— Спорим? — азартно возразил Денисов. — Против Андрюхи ни одна не устоит.
До этого разговор шёл вяло, так, обычный трёп, чтоб время занять, а тут все сразу оживились, заспорили. Андрей и слова сказать не успел, да его и не спрашивали. И в класс после звонка ввалились возбуждённые, всё ещё споря о сроках и ставках. Андрей краем глаза поймал хмурое лицо Эркина и вздохнул, усаживаясь на своё место. В самом деле, нехорошо чего-то. И заднего хода не дашь, засмеют, скажут, что сдрейфил, и вообще…
К середине урока он успокоился, вернее, как-то забыл об этом. Да и ещё два урока осталось, а на шауни Манефа не ходит, хотьб там от неё отдохнёт.
Урок за уроком, вопросы, ответы, оценки… и Андрей уже снова работал как обычно, будто ничего и не было.
Как всегда, после шестого урока суета и толкотня. Незаметно чёрной тенью исчезает Манефа, скрывается в путанице внутренних переходов и лестниц Артём — прознают, что он как совсем дитё на пение ходит, так засмеют ведь, шумной толпой расходятся дети и взрослые, Эркин одевает и отправляет Алису гулять.
До звонка ещё целая минута, и в коридоре курит вся пятёрка индейцев. Эркин здоровается уже привычным:
— Я вижу вас.
— Мы видим тебя, — отвечает за всех Перо Орла.
— Хей, — весело здоровается Андрей, но не задерживается покурить, а вместе с Эркином заходит в класс.
Тим в своём углу уже достал букварь, прописи и тетрадь. Эркин и Андрей заняли свои места, приготовились к уроку. И почти сразу вошли, и расселись в привычном порядке индейцы. А вот и звучат сквозь звонок тяжёлые неровные шаги кутойса.
Оставшись в одиночестве, Женя поглядела на часы и захлопотала. Вряд ли Бурлаков приедет так рано, но порядок надо навести. И обед с расчётом на пятерых сделать. И ей ещё в Старый город к Панфиловне бежать.
Ахая и ужасаясь, что она не успеет, Женя заметалась по квартире. И наконец, оставив почти готовый обед спокойно стоять на плите, вылетела в коридор, уже в пальто и платке. Сумочка… сумка… деньги… ключи… теперь бегом в Старый город.
Суббота — день закупок, готовки, уборки, бани и начало гулянья. Улицы многолюдны и веселы. Женя то и дело здоровалась на ходу с соседями, знакомыми, сослуживцами, приятельницами…
Где живёт Панфиловна — известная на всё Загорье стряпуха — Женя знала, это ей очень толково ещё давно объяснили и девочки из машбюро, и бабушки из их дома, и потому дошла быстро.
Крепкий, аккуратно приземистый, разросшийся различными пристройками не в высоту, а вширь бревенчатый дом встретил её заботливо укрытыми еловым лапником цветочными грядками в палисаднике и разметённой, а не протоптанной дорожкой от калитки к крыльцу. Женя, как и положено в Старом городе, сначала постучалась в угловое рядом с калиткой окно, а уж затем открыла калитку и вошла, быстро взбежала на крыльцо и, уже не стучась, толкнула дверь. В сенях потопала, не так стряхивая снег с сапожек, как извещая о приходе, и уже тогда вошла в жаркую, полную вкусных запахов кухню.
Панфиловна пила чай, сидя у маленького углового столика, и встретила Женю приглашением присоединиться.
— Спасибо, — улыбнулась Женя. — Чай вам да сахар, на здоровье. Я по делу к вам.
— А с бездельем ко мне и не ходят, — с достоинством ответила Панфиловна. — Знают, что я пустых разговоров не люблю.
Она допила чашку и поставила её вверх дном на блюдце, перекрестилась на висящую над столом икону и встала.
— Ну, с богом, молодка, что за дело?
Женя улыбнулась.
— Я загорышей хочу заказать на завтра. И кулебяку.
— Понятно, — кивнула Панфиловна. — Ты распахнись, чего зазря париться, — и, когда Женя расстегнула пальто и сдвинула с головы на плечи платок, продолжила: — Праздник какой? Для именин каравай положен, а на день рождения так пирог есть, особый.
Женя улыбнулась ещё радостней, но и немного смущённо.
— Годовщина свадьбы у нас.
— Ух ты! — удивлённо восхитилась Панфиловна и с необидной насмешкой поинтересовалась: — И сколько ж лет празднуете?
— Целый год! — торжественно ответила Женя.
— Ну, совет вам да любовь, и чтоб серебряную, да золотую отпраздновать.
— И к столу тогда всё у вас заказывать будем, — очень серьёзно сказала Женя.
Панфиловна покатилась со смеху, рассмеялась и Женя. И, отсмеявшись, стали обсуждать: чего, сколько и какого.
— Сорок загорыщей?
— Да, больших. Всего десять человек будет.
— Больших хватит тогда. А мелочь на россыпь не возьмёшь? Или без хлёбова будете? К ухе такие — первое дело.
— Я знаю, но не обед, а ужин будет.
— Тогда, конечно. Кулебяку на сколько углов заводить?
— На шесть, — решительно сказала Женя.
Панфиловна задумалась.
— Ну, если к ужину… К трём пополудни поспеет… Во сколько за стол-то сядете?
— Не раньше восьми вечера.
Панфиловна решительно кивнула.
— В фольге в духовке разогреешь. Сделаю на шесть, — и зорко посмотрела на Женю. — На сотню заказала. Сдюжишь?
— Да, — Женя полезла в сумочку.
— Вперёд денег не беру, — остановила её Панфиловна. — Завтра забирать будешь, тогда и расплатишься. В три приходи.
— Муж придёт…
— Знаю его, — кивнула Панфиловна. — Вот и ладно будет. А теперь ступай, я тесто заводить буду. Ступай с богом.
— Спасибо, — попрощалась женя.
На улице она посмотрела на часы и побежала на рынок. Вроде-то, да, всё есть, но вдруг углядит что-нибудь особенное. Скажем…
Субботний рынок, как обычно, многолюднее и богаче воскресного. Женя задумчиво побродила по рядам с моченьями, соленьями и прочим. Яблоки, огурцы, капуста… Всё это у неё уже есть, своё или купленное. Взять мочёной брусники? На гарнир к мясу? Но она читала, что брусника к дичи… Нет, и так много денег ушло, нельзя же на одном празднике всю ссуду проесть.
Женя опять поглядела на часы, ойкнула и побежала домой. Вдруг Бурлаков уже приехал и стоит под дверью? Стыда ж не оберёшься!
Но её записка: «Ушла на рынок, скоро вернусь. Женя», — была нетронута. Она достала её из дверной ручки, открыла дверь и вошла. Так, теперь обед, а то её ученики скоро вернутся, но главное — она успела: ведь Бурлаков может появиться в любую минуту.
На этот раз урок шауни прошёл спокойно. Никто никого не цеплял и не заводил. Написали диктант с переводом, поговорили о временах года, погодных приметах и связанных с ними различных заклинаниях, и Громовой Камень отпустил своих учеников.
Внизу Эркина уже ждала румяная и умеренно заснеженная Алиса.
— Это мы в снежки играли, — объяснила она Эркину.
Гардеробщица дала Эркину маленький веник, и он обмёл и даже слегка выбил шубку прямо на Алисе. Андрей стоял рядом и канючил:
Ну, дай мне, а? Ну, давай я её почищу.
— Фигушки тебе, — отвечала Алиса, крутясь под руками смеющегося Эркина. — Фигули на рогули.
— Ах ты, бесстыда, — смеялась и гардеробщица. — Ты что ж это дядьке родному так грубишь?
Алиса исподлобья посмотрела на Андрея, на Эркина и промолчала. А Андрей сказал:
— Ладно, племяшка, дома сквитаемся.
Эркин вернул гардеробщице веник — её внук предусмотрительно спрятался от обметания в дальнем углу, хоть и знал, что за него всё равно возьмутся, как руки дойдут — и взял свой портфель и сумку Алисы.
— Всё, пошли.
— Ага, — ухватилась за его другую руку Алиса. — До свиданья. Андрюха, ты с нами?
— С вами, с вами, — подмигнул ей Андрей.
На улице Эркин внимательно посмотрел на него.
— Мы за фруктами пойдём. Ты как?
Андрей пожал было плечами, но тут же передумал.
— А… а давай я Алиску домой отведу, чего её в центр тащить, устала небось.
— Фигушки! — возмутилась Алиса. — Эрик, я с тобой.
— Хорошо, — кивнул Эркин. — Пойдём вместе. Андрей, отнеси тогда сумки, лады?
— Давай, — согласился Андрей, забирая у него портфель и сумку. — А покупки в чём понесёшь?
— Кривич кульки даёт.
— Тогда лады. Я домой.
За разговором они как раз дошли до развилки, когда, если домой — то направо, а к Торговым Рядам — прямо. Андрей дёрнул на прощание Алису за капюшон — сегодня не холодно, и его поверх шапочки не натягивали — и повернул направо. А Эркин с Алисой пошли прямо.
Андрей шёл быстро, слегка помахивая в такт шагам портфелями и сумкой. Так, купить, что ли, чего к обеду, вон кондитерская, там пряники всегда хорошие, или… нет, пряники к чаю, всякой всячины накуплено уже, если чего и не хватит, то завтра с утра можно сбегать. Или к Махмету за курабье и шербетом завернуть? Да нет, не стоит. И до «Корабля» всего ничего осталось.
Площадь перед домом разметена старательным Конычем. Если кто и приехал, то следов не оставил. Андрей весело поздоровался с Лёлькой-Лулу, гордо катившей перед собой новенькую коляску. Вот и его подъезд, на площадке-курилке никого, только запах табака, коридор, родная дверь… Андрей остановился, перевёл дыхание и достал ключи.
