Плащ и платье свесились ей на голову и плечи, предоставив метели обдувать ее голые ноги.
Кобыла спокойно ткнулась носом в ее обернутую шерстяным плащом голову. Складки мокрых одежд, скользнув по лицу, снова разошлись, и она висела, чуть не задевая за покрытый снегом камень.
— Назир! — донесся сквозь метель хриплый вопль, она узнала его — это кричал Альдерик. — Посади ее снова на лошадь!
Аш сопела и смеялась. Со своей позиции вверх ногами она созерцала перед собой переминающиеся конские ноги, слышала беспорядочные крики мужчин. Она хохотала все сильнее, не в силах остановиться, у нее грудь заболела от смеха, от конвульсий тела она стала задыхаться, слезы накапливались в уголках глаз и скатывались на коротко стриженные волосы.
Она висела, совершенно не в состоянии шевельнуться, а одетые в кольчугу солдаты визиготской империи заботливо тянули цепь через спину кобылы и с надеждой теребили в руках плащ и стремя, стараясь распутать ее запястья.
Перед ней возникло лицо наклонившегося к ней мужчины. Назир Тиудиберт заорал:
— Чему смеешься, сука?
— Ничему. — Аш плотно сжала губы. Вид его перевернутого лица, бородой кверху и шлемом вниз, и его невероятное смущение снова вызвали у нее приступ смеха. Смех, от которого колыхалась грудь и трясся живот. — Н-н-ничему — просто мне ничего не стоило по-погибнуть!
Ей удалось вытащить правую руку с цепью. Оперевшись о булыжники, погрузив руку по запястье в холодный мокрый снег, она смогла выпрямиться. Ее перехватили другие руки, и мир, как ни грустно, перевернулся, и вот она сидит вертикально, седло между ног, ступнями нащупывая стремена.
Ее кобылу обступили пешие с мечами, ветер сыпал снег им в лица. За ними кольцом стояли всадники; и небольшие группки всадников окружали Годфри на его верховой лошади и Фернандо на его боевом коне. Хоть усилился ветер и видимость была плохой, но прорваться через такой кордон не было возможности.
— Значит, никто не сделал ошибки, — весело отметила Аш, когда у нее нервы успокоились.
Она освободила руки и утерла нос льняной подкладкой плаща. Аш тепло и признательно улыбнулась сразу всем окружающим:
— Чья это была дурацкая мысль?
Кое-кто ухмылялся, несмотря на дурную погоду. Она откинулась назад в седле и подобрала поводья, подавив смех, от которого болела грудь.
Фернандо дель Гиз закричал ей из той группы, которая окружала его с его немецкими солдатами:
— Аш! Почему смеешься?
— Потому что смешно, — ответила Аш.
Она отыскала глазами Годфри. Он улыбался из-под своего побелевшего от снега капюшона.
Конь арифа Альдерика въехал в освещенный факелами круг; несмотря на падающий снег, Альдерик сидел прямо и неподвижно.
— Назир. Заставь эту чертову лошадь сдвинуться с места. Разведчик вернулся. Мы всего в двухстах метрах от городских ворот.
3
— Но они собираются убить тебя! — подчеркнул солдат с детским лицом, Гейзерих; в его голосе смешивались смущение, злоба и благоговение. — Ты знаешь об этом, сука?
— Конечно, знаю. Я что, похожа на дуру?
Ноги Аш пружинили на спиральной лестнице северо-восточного сектора дома Леофрика, когда она снова тяжело ступала по ней вниз, Гейзерих, и Барбас, и назир — впереди нее, позади — все остальные. Кольчуги звенели; ножны мечей цеплялись за изогнутую стену. За Аш по ступеням волочились ее насквозь промокшие шерстяные юбки.
— Боюсь, — сказала Аш, — что ты не понял.
Когда они вошли в коридор, она приподняла плащ, чтобы не наступать на него. В коридоре было светло от развешанных по стенам стеклянных клеток с греческим огнем, и она увидела, что побелевший от холода Гейзерих растерялся.
— Не понял, — сказал парнишка, когда его назир ушел вперед по коридору, выложенному мозаичными плитами.
Аш только улыбнулась ему. Она незаметно сгибала и разгибала свои покрытые синяками разболевшиеся руки. У нее горели мышцы на внутренней стороне бедер. Она подумала: «Ведь я не сидела на коне, наверное, три недели, — ни разу после битвы под Оксоном».
— Меня и раньше брали в плен, — объяснила она ему, — по-моему, я забыла про те случаи.
О причине такого быстрого забвения она запретила себе думать, затолкав камеру с залитым кровью полом в такой уголок памяти, куда лучше не заглядывать. Никогда. Она молода, она быстро вылечивается; конечно, никуда не делась головная боль и боль в колене; но это не влияет на подъем духа.
— Вводите ее! — услышала она. Аш узнала голос Леофрика. Гейзерих неожиданно прошептал:
— Здесь с тобой все будет в порядке. У него здесь тепло — это для его паразитов.
Два солдата отодвинули окованную железом дубовую дверь. Тиудиберт втолкнул ее внутрь. Она сбросила с себя его руку. Назир и господин амир обменялись несколькими словами. Аш пролетела вперед, как летит по прямой стрела из лука, оказалась прямо у жаровни, полной раскаленных древесных углей, и рухнула возле нее на колени на каменный пол.
Что-то зашуршало. Что-то пискнуло.
От тепла жаровни все ее лицо взмокло. Она открыла глаза, неуклюже подняла руки и скинула капюшон. От шерстяного плаща пошел пар. Каменный пол вокруг нее стал влажным. Аш потерла кулаки один о другой, прикусив губу от боли, и постепенно онемение рук прошло, и в них восстановилось кровообращение.
Дверь хлопнула; топоча ногами, солдаты удалялись по коридору. Она подняла глаза и увидела, что осталась наедине с господином амиром Леофриком и несколькими рабами, кого-то из них она знала по имени.
Стены комнаты были уставлены железными клетками с крысами. Из-за тонких металлических решеток за ней следили мириады глаз-бусинок.
— Милорд, — обратилась Аш к Леофрику. — По-моему, нам надо поговорить.
Неизвестно, чего он ждал от нее, но никак не речи. Он обернулся к ней, более обычного похожий на испуганную сову, его седые белые волосы и борода торчали в тех местах, где он пропускал через них пятерню. На нем была зеленая шерстяная тога длиной до пола, запачканная грязью и пометом его животных.
— Твое будущее уже определено. Что ты можешь мне сказать?
При этом скептически произнес слово ты, и это вызвало у нее раздражение. Аш вскочила на ноги, опустила тесные манжеты накидки, и перед ним предстала молодая женщина в европейской одежде, ее короткие волосы скрывала шапочка, тело было закутано в мокрый плащ с капюшом, который она не могла сбросить, иначе рабы сразу бы утащили его.
Она подошла к скамье, где он стоял возле открытой клетки. Рядом с ним стояла Виоланта, держа кожаное ведро с водой.
— Чем занимаетесь? — она нарочно задала отвлекающий вопрос, а сама в это время отчаянно обдумывала, что говорить.
