В кармане обнаружились маточники. Похоже, поляки при обыске не догадались, что это такое, а раскольникам и вовсе не было до них никакого дела.
— Как думаете, господин сержант, здесь палить будут али как? — как-то отстраненно спросил Чижиков. Мне показалось, что он уже смирился с неизбежностью смерти.
— Сомневаюсь. Уж больно постройки добротные, чтобы на нас переводить. Раскольники — народ хозяйственный, зря имущество портить не станут. Скорее всего, есть у них особые избы для провинившихся, там и жгут, а потом на пепелище заново отстраивают. Сейчас приготовят все и в гости позовут. Михайлов, заберись повыше, посмотри — может, чего увидишь.
— Слушаюсь, господин сержант, — юркий гренадер полез почти к самой крыше и, усевшись на поперечной балке, как курица на насесте, сообщил:
— Я тута щелочку проковырял, через нее маненько рассмотреть можно.
— Докладывай, — приказал я.
— Поодаль от всех домов изба стоит какая-то, низенькая, рубленная. Чей-то возле нее народ суетится: солому носят да смолу вроде. Бабы, старухи, детишки… Всех припрягли.
— Понятно чего народ суетится, — поморщился Чижиков. — Гарь устраивают. И охота же людям…
— Так то не люди, то вера такая! — в каком-то философском угаре бросил Михайлов.
— Вера… Что же за вера такая — человеков в геенну огненную живыми бросать?! По виду и не скажешь, что людоеды энтакие.
— Брат, нас и вправду хотят сжечь? — недоуменно спросил Карл.
Бедолага, где ж ему знать, что в России всегда все очень серьезно. Если война, так до последней капли крови, если драка, так до смерти. Не любит наш народ полумер и полудействий.
— Угу, в полном соответствии с фольклорными традициями. На Руси ведь как заведено: одних — напоят-накормят, в баньке напарят, а других пустят на золу, ценное удобрение в народном хозяйстве. Как карта выпадет.
— Неужели нельзя переговорить с ними, объяснить, что они поступают бесчеловечно?
— Увы, дорогой кузен. Нас просто не станут слушать. Этот сивый дедок давно уже все решил, а остальные ему в рот смотрят. Боюсь, не поможет даже высокое ораторское искусство.
— Я — солдат и не собираюсь дешево продавать свою жизнь. Неужели мы позволим этому мужичью без боязни творить столь черное дело?
— Какие будут предложения? На помощь Бэтмана или Железного человека я бы не рассчитывал.
— О чем ты, Дитрих? — удивлено заморгал кузен. Я досадливо прикусил язык, вот уж воистину не вовремя развязался.
— Да так… вспомнились кое-какие герои из былин. Карл, я сам ломаю голову над ситуацией, но ничего пока придумать не могу. Ясно одно: делать отсюда ноги и как можно скорее. Когда нас загонят в ту уютную избушку и запалят потолок и стены, будет поздно. На люк, ведущий к подземному ходу, я бы не надеялся.
Дверь вдруг распахнулись, на порог вступил щупленький мужичок в суконном колпаке, надвинутом чуть ли не на самый нос.
— Утекайте, господа хорошие.
— Чего? — я схватил мужичонку за грудки, рывком подтянул к себе.
От резкого движения колпак свалился. Я увидел длинную косу, немного испуганные глаза, свекольные щеки, приятный носик, пухлые пунцовые губки и от неожиданности опешил.
— Баба! — ахнул Чижиков.
— Сам ты баба. А ну не замай, — девушка выскользнула у меня из рук. — Уходите из анбара, пока раскольники не опомнились.
— А сторож как?
— С ним дядька Федяй расправился. Он у меня хваткий, — похвасталась нежданная гостья. — Подошел поближе, дал колотушкой по лбу. Мужик хучь и здоровый попался, а все одно с копыт на землю — брык! Закатил глазки и не шелохнется.
— А ты кто такая будешь, красавица? — заинтересовался Чижиков.
— Неужто погорельцев с большой дороги не помните? Тех, кто добром за добро отплатить хотел? — удивилась девушка.
Я вспомнил незадачливых грабителей, устроивших нам засаду по пути из Новгорода в Псков — дядьку с племянницей, которая, стоит отметить особо, весьма недурно стреляла из охотничьего штуцера.
— Припоминаем.
— Ну, раз так, нечего баклуши бить. Дуйте отседова, да поскорее.
— Какая ты грубая! — улыбнулся я.
— А какая есть, — гордо уведомила разбойница.
— Теперь вижу. Лучше скажи в какую сторону бежать?
— А вы за мной ступайте, у нас и лошадки приготовлены. Дядя, как заправский цыган, из табуна их увел. А о седлах я позаботилась.
— Оружие у вас есть?
— Чего нет, того нет.
— Ладно, и на том спасибо.
Мы осторожно выбрались из амбара, задами пробежали к выступающему подлеску. Там, привязанные к деревьям, стояли лошади.
— Где твой дядька? — спросил я.
— Скоро будет, — усмехнувшись, заверила разбойница. — Шороху у раскольников наведет и объявится.
— Чего он удумал?
— Экий вы право нетерпеливый. Обождите чуток, все сами увидите.
Сначала мне показалось, будто вся деревня озарилась огнем, но потом дошло — это вспыхнула небольшая избушка, находившаяся в отдалении, о которой говорил Михайлов. Пламя было ярким и сильным. Оно жадно пожирало деревянный остов дома. К небу летел сноп искр.
— А ведь это для нас готовили, — истово перекрестился Чижиков. — Чудом убереглись. Господь не позволил.
— Свят! Свят! Свят! — заохал Михайлов. Должно быть, он представил себе этот кошмар наяву.
От деревни в нашу сторону мчался мужик в долгополом кафтане. Погони за ним не было. Похоже, все произошедшее оказалось для неподготовленных местных жителей большим и неприятным сюрпризом.
— Вот и дяденька, — довольно хихикнула девица. — Зря старались двуперстники, все труды впустую.
Мужик, оказавшийся старым знакомым, когда-то чуть было не облегчившим наши кошельки, степенно залез на коня.
— Пора уходить, а то не ровен час — на глаза попадемся. Старец поди совсем осерчает, лютовать начнет. Ох, не хотел бы ему сейчас подвернуться.
Отмахав десятка полтора верст, встали на привал. Погони не было, раскольники вероятней всего зализывали полученные раны. Им действительно пришлось несладко — сутки напролет тушили пожары, а впереди еще разборки с поляками с непредсказуемым результатом. Вот уж кому не позавидуешь.
Разбойники поделились небогатыми припасами — немного хлеба, сыр. Неподалеку протекал ручей с холодной и чистой как слеза водой. Мы напились сами, напоили лошадей и пустили попастись на травку.
Устал я ужасно, казалось, в теле не нашлось ни одной не избитой косточки. Болело все — спина, руки, ноги. Голова и та гремела как чугунный котелок.
Я снял сапоги, поставил сушиться, опустил голые ступни в мягкий травяной ковер, ощутил голой кожей дуновение легкого ветерка. Сразу стало уютно и хорошо, будто мы были не в дремучем лесу, а на южном курорте.
