— Сеньор!.. — выдохнул он. — Там Рауль де Косэ!
— Рауль? — недоверчиво переспросил дон Родриго.
Пьер сглотнул, переводя дух, потом согласно кивнул:
— Рауль.
Я напряг память: тот самый сосед, чью жену испанец выбрал в качестве дамы сердца. Соперник-союзник.
Недоверчивое выражение покинуло физиономию дона, а на смену ему явилось всегдашнее энергичное оживление.
— Наконец-то!.. Много с ним людей?!. Отвечай, дурак! Чего молчишь?! Ну?!
— Двое.
На лице Родриго отразилось сильнейшее разочарование.
— Двое?! Всего двое?
— Да, господин. Сказали — говорить с вами хотят.
Родриго вздохнул. Помолчал. Подумал:
— Беги к Раулю. Откройте нижние ворота…
Когда Пьер убежал, Родриго пробормотал себе под нос:
— Посмотрим… Может, — тут в голосе испанца проскользнула слабенькая надежда, — он о месте для сражения приехал уговориться?
Через минуту во двор въехали те трое, которых я видел со стены. Дон Родриго помахал рукой, привлекая к себе внимание.
Виконт Рауль де Косэ оказался приземистым, широким в кости мужчиной лет сорока пяти. Одет в кольчугу, а поверх оной — красивый черный жилет со вшитыми в него металлическими кольцами. Кольчужный капюшон закрывал голову Рауля, оставляя открытым только лицо. Из-под капюшона выбилась наружу прядь светлых волос. Шлем и щит приторочены к седлу.
— Здравствуйте, Рауль! — жизнерадостно приветствовал его испанец. — Как здоровье госпожи Антуанетты? Здоровы ли дети?
— С ними все в порядке, — буркнул виконт.
— Вы знаете, что я всегда рад видеть вас, виконт. Однако чему я обязан чести лицезреть вас именно сегодня?
— Родриго, — оборвал Рауль этот возвышенный тон, — ты слышал про новую папскую буллу?
Испанец кивнул:
— Да, о чем-то таком болтали мы тут на днях с одним проезжим…
— Роберт де Вигуэ тоже про нее слышал.
— Ну и что?
— Он осадил Эгиллем.
— Что — снова?!!
Рауль кивнул. От избытка чувств Родриго скрипнул зубами и с силой хлопнул кулаком по открытой ладони.
— Вот подлец! И это после того, как они с Бернардом на Евангелии поклялись друг другу в вечном мире!
— Какое теперь это имеет значение? — спросил Рауль. — В булле что сказано? «Католики освобождаются от всех обязательств перед аженойцами и прочими еретиками». А то, как Бернард относится к патаренам, всем известно. В его замке они живут как у себя дома.
— А Роберт что — решил изобразить из себя истинного католика?
— Похоже, что так.
— Мерзавец! Да Иуда Искариот больший католик, чем он!.. И это после того, как он дал слово чести!
— Родриго, я тебе повторяю — в булле черным по белому написано: «освобождаются от всех обязательств». От всех, понимаешь?
— От слова чести дворянина может освободить только Господь Бог. Ни один человек — ни сеньор, ни священник, ни король — этого сделать не может.
— Ты это Папе Римскому скажи. И Роберту.
Эти слова слегка остудили вспыльчивого Родриго и перевели его мысли из сфер рыцарской этики в область сугубо практическую.
— У Роберта много людей?
— Тридцать всадников и полторы сотни пехоты — это его собственные. Копий двадцать наемников из Пуатье. И еще не знаю, сколько всякого сброда.
— Ты что же, собираешься отправиться на помощь Бернарду? — с некоторым недоверием произнес Родриго.
— Да, мы с ним никогда не ладили, — признался Рауль. — Но я ненавижу наемников. Еще с тех пор ненавижу, как англичане сюда брабантцев притащили. И к тому же, говорят, наш с тобой общий знакомый Луи тоже около Роберта сейчас ошивается. Дерьмо к дерьму липнет… Вот я и решил: надо помочь Бернарду.
Родриго кивнул, признавая весомость Раулевых аргументов.
— Поедешь со мной?
— Конечно!
— Я так и думал. Когда будешь готов?
— Завтра утром. Пока я пошлю к Ангулему. Пока он соберет людей. Пока придет сюда…
— Знаю я эти утренние выступления, — проворчал Рауль. — Собираешься выезжать с петухами, да пока соберешься — уже и полдень. Может, вечером выступишь?
Родриго вскинул подбородок, прищурился:
— Дон Рауль де Косэ, вы, кажется, хотите дать МНЕ совет, как и когда МНЕ вести на войну МОИХ людей?
Рауль вздохнул.
— Когда Бернард отправил ко мне своего человека с посланием, головорезы Роберта уже подходили к городу. Это было вчера. Сейчас они наверняка захватили город и осадили Эгиллемский замок. Если мы отправимся завтра, то под Эгиллемом будем только еще через двое суток. Ты уверен, что Бернард продержится все это время? Я — нет.
— Да, я понимаю, — кивнул Родриго. — Но мы ничем не сможем помочь Бернарду, если прибудем в Эгиллем усталые, на взмыленных лошадях… нет, так мы много не навоюем. Завтра утром. Где мы соединимся?
— Дорога на Эгиллем проходит мимо моего замка. Когда будешь рядом — пошли ко мне человека.
— Договорились. Буду в четыре пополудни.
— Идет. Если в пять тебя не будет, я пойду один.
— Не смеши меня! — воскликнул Родриго. — У тебя же людей в три раза меньше, чем у Роберта.
— Так пусть это будет вам упреком, барон Родриго.
— Раздери тебя дьявол, Рауль!!!
Рауль развернул лошадь:
— Счастливо оставаться, сосед! Завтра в четыре часа!.. Смотри, не опоздай!
Сопровождаемый своими людьми, виконт выехал из замка. Несколько секунд Родриго свирепо глядел ему вслед, потом скомандовал:
— …Франц, бери коня и езжай к Ангулему. Скажи, чтобы до заката он был здесь со всеми своими людьми… Жан, сгоняй в Марионэ… Да, я знаю, что ты там не был. Узнаешь у старосты, где кто квартирует… Так, теперь насчет жратвы и обозов… Черт побери, где Гумберт? Когда он мне нужен, никогда его поблизости нет!
— Он вроде б наверху, сеньор, — сказал Жан. — Я видел, как он в дверь входил.
Пробормотав ругательство, Родриго развернулся, собираясь направиться в дом, и едва не столкнулся со мной. Остановился.
— Вы слышали, что говорил Рауль, не так ли?
Я кивнул:
— Слышал.
— Просить вас поехать со мной я не могу — мы с вами друг другу ничем не обязаны. Это наши местные свары. Но, с другой стороны, я буду рад, если вы к нам присоединитесь.
— Ммм… Я с удовольствием поеду с вами.
— Отлично! Так и знал, что вас обрадует эта новость. Готовьтесь! Мы выедем завтра утром, с рассветом.
Сообщив мне эту «радостную» новость, Родриго направился к донжону.
Естественно, никакого удовольствия я не испытывал. Встревать в чужую войну мне совершенно не улыбалось. Но отказаться я тоже не мог. По здешним понятиям, в лучшем случае сочтут просто невеждой. А то и трусом.
