Она попросила притормозить, что он выполнил с большой охотой.
Остановившись на площади Независимости, украшенной памятником, напоминающим гигантский микрофон, и открыв дверцы, он проветривал машину, когда рядом очутился "Иван Иванович". Он молча опустился в водительское кресло и умчался.
А Чума еще четверть часа ловил такси.
ОВИР располагался в старом обветшалом здании с отваливающейся по фронтону штукатуркой.
Подвозивший Ширин частник остановился и потребовал свой законный сом.
— Красавчик, может, встретимся вечерком, — промурлыкала она, по-привычке бегая глазами из стороны в сторону.
— У меня для этого жена есть, — возразил водитель, молодой черноусый парень.
— Ах ты, скотина! — закричала Ширин, швыряя деньги, настроение женщины сразу и бесповоротно испортилось. — Все вы свиньи! У вас на уме только одно!
Когда она вышла из машины, то на глазах ее были мелкие злые слезки.
— Скоты, сволочи, — бормотала она.
Заметив плачущую женщину, остановился пожилой прохожий и заботливо спросил:
— Что с вами? Что случилось? Успокойтесь, пожалуста. Не надо так расстраиваться.
Ширин нервно выдернула руку и буквально завизжала:
— Не смей меня лапать, скот!
— Что с вами? — изумился пожилой. — Я ведь только спросил.
— Иди, иди! Спросил он! — издевательски повторила Ширин. — Старый, а все туда же. О душе бы лучше подумал, дедушка, ведь тебе помирать скоро.
Ошеломленный прохожий что-то пролепетал и бросился наутек, нашаривая в кармане валидол.
— Чеши-чеши, импотент! — зло крикнула вслед Ширин.
Она вошла в здание и, узнав по висящему на стене табло номер кабинета Сабирова, а также этаж, второй, направилась прямиком туда. Шаги ее были резкими и нервными, но не суетливыми. Маленькие слезки она деловито обтерла рукавом. Ей заплатили за работу, и ее надо было сделать.
На втором этаже находилось несколько кабинетов. Перед теми, которые оформляли документы на выезд в Россию, томились в молчаливых очередях терпеливые замученные бюрократической казуистикой люди, выгнанные из своих квартир, и еще не знающие, что ждет их на исторической родине, но которым некуда было больше податься.
Перед кабинетом Сабирова никого не было, Ширин, толкнув дверь, вошла.
Сабиров, полный, красиво седеющий мужчина в роговых очках, сидел за столом. Он пригласил вошедшую женщину сесть, но она осталась стоять.
Кабинет не имел никаких изысков, но был чисто прибран, светел, тихо наигрывало радио. Несмотря на всю простоту, на Ширин он произвел неизгладимое впечатление.
Сидят тут в чистом, музычку слушают, а она, можно сказать, святая женщина вынуждена шататься по грязным улицам и на каждом шагу выслушивать похабные предложения. Из ее глаз опять брызнули слезы.
Сабиров выскочил из-за стола, подошел и торопливо усадил на стоящий у стены диван. От чиновника шел запах чистого тела и хорошего ненавязчивого дезодоранта. Слезы Ширин сразу высохли. От злости.
Сабиров тем временем вновь вскочил и кому-то позвонил. Ширин во все глаза поедала взглядом его белоснежную рубашку, словно выбирая цель.
Сабиров вернулся и опять сел рядом с ней. Открылась дверь, и вошел еще один мужчина, наверное, одногодок и друг Сабирова. В руке у него был стакан с чаем, он протянул его Ширин, но она не взяла, тогда он поставил его на стол и сел рядом.
— Что случилось? — спросил он.
— Надо помочь женщине, — ответил Сабиров. — Видишь, что с ней творится. Видно совсем жизнь довела.
— Вечно ты, Рахмет, на себя все тащишь. Направил бы ее в соцобеспечение. Ни сам покоя не знаешь, ни другим не даешь. Уже и ночью ко мне приходишь советоваться, я от тебя в другой дом перееду, так и знай.
Но им уже было не суждено расстаться никогда.
Ширин порывисто встала, отошла к дальней стенке, а когда обернулась, то рука у нее оказалась длиннее на пистолет с навернутым глушителем.
Она стала стрелять и выпустила, не останавливаясь, шестнадцать пуль. Руки и ноги мужчин дергались из стороны в сторону, заставляя диван истошно скрипеть, на пол с громким плеском лилась кровь и моча. Жертвы в полном молчании разевали рты, словно рыбы, выброшенные на берег.
Уже первые выстрелы были смертельны, но мужчины перестали дергаться только тогда, когда она перестала стрелять. Ширин подошла и сняла с Сабирова очки, висящие на одной дужке, чудом уцелевшие в бойне.
Они их надела и, напевая мотивчик, звучавший по радио, умиротворенная вышла из комнаты.
Чума проснулся оттого, что в его комнате в посольстве зажгли свет. Директор заслонился от слишком ярких лучей и спросил:
— Кто здесь? Сколько время?
— Два ночи, — ответил знакомый мурлыкающий женский голосок.
— Не может быть! — воскликнул директор, узрев сидящую с гордым видом в кресле Ширин. — Как ты прошла через охрану? Зачем ты здесь? Тебя кто-нибудь видел?
— Привет, милый, — проворковала она. — Ты меня ждал? Я знаю, что ждал. Иди к мамочке, — она простерла к нему руки, не дождавшись, сказала. — Ну ладно, я сама к тебе приду.
Когда она присела на краешек кровати, директор шарахнулся от нее на другую сторону.
— Я принесла тебе подарок, — Ширин протянула ему сабировские очки. — Гляди, какие хорошие. Ты солидный человек, у тебя должны быть очки. Люди тебя уважать будут, скажут: "Он умный, потому что книги съели его глаза."
— В порядке у меня глаза, — возмутился директор. — Никто их у меня не ел. Убирайся отсюда, пока я не вызвал охрану.
— А что ты им скажешь, милый? Что я убила двух ни в чем не повинных людей по твоему навету?
— Клевета! Ни про какие убийства я и знать не знаю. А завтра, вообще, возвращаюсь в Питер.
— Правильно, милый. Только мы вернемся вместе.
— Как вместе?
— Я долго думала и решила подарить тебе мою невинность. Только ты должен будешь на мне жениться. Но я решила, что ты меня достоин.
— Достоин? Что за бред? К тому же я женат.
— Та женщина тебя не любит. Она тебя обманывает. Пока ты решаешь судьбы страны, она спит с собственным псом.
— Нет у меня никакого пса!
— Врешь, есть. У Ивана Ивановича есть на тебя досье, там даже фотографии есть.
Директор понял, что имеет дело с настоящей сумасшедшей, и решил не спорить с ней, сделав робкое движение в сторону кнопки вызова прислуги.
— Давай покурим, — душевно предложила Ширин.
— Конечно. У меня есть хорошие сигареты. Настоящие американские. Не подделка.
— Зачем нам эта мура? У меня есть папиросы. Я тебе их сейчас сама набью.
Ширин достала беломорину, освободила от табака, собственноручно набила принесенным с собою чарсом и обслюнявила.
