Вполне уютное помещение, почти ничем не напоминающее служебный кабинет, – изящная мебель, роскошный ковер на стене, туземные безделушки на полках, электрический калорифер в углу – в помещении было довольно свежо. Да и сам хозяин больше походил на пожилого бухгалтера или учителя – стоило лишь мысленно переодеть его из оливково-зеленого мундира с золотыми погонами в цивильный костюм.
– Весьма, весьма… – оторвался Мещеряков от чтения. – Весьма впечатляюще. Лучший выпускник Николаевского, гвардия… Чем вам, кстати, гвардия не поглянулась?
Бежецкий пожал плечами: разве можно так – в двух словах объяснить все человеку, которого видишь в первый раз в жизни? Да и нужно ли объяснять?
– Решили понюхать пороху? – пришел ему на помощь собеседник. – Тоже неплохо. Начинать службу не на паркете… Немного сейчас желающих совершить сей подвиг. Не желаете ко мне, в штаб?
– Никак нет, ваше превосходительство.
– Ну что же, – не стал скрывать разочарования генерал. – Посмотрите, подумайте… Увы, направить вас к вашим любимым уланам не могу. Нет у нас улан-с. Вообще, знаете ли, – он снял очки, прикрыл глаза и устало потер переносицу, – корпус мой существует лишь на бумаге. Несколько батальонов и эскадронов неполного состава, чуть больше полка… Держат нас в черном теле чинуши из Петербурга. Мы для них провинция-с… Да и кадрами обделяют. Уж такими, как вы, Александр Павлович, подавно. Чуть ли не все офицеры – штрафники. Люди в большинстве своем хорошие, откровенных мерзавцев нет, но… Тот разжалован, этот дуэлянт… Да и убыль постоянная.
– Не понял?
– Что тут не понять? – генерал поднял палец пистолетом, невесело улыбнулся и щелкнул языком.
– Стреляют?
– Не без этого. И стреляют, и убивают. И нашим тоже приходится… Так что направлю я вас, Александр Павлович, в наш третий драгунский. Там недавно была убыль, образовалась вакансия. В общем, вот вам бумага, – генерал набросал несколько строк на листке бумаги, размашисто подписался и перебросил «документ» Саше. – Явитесь с ней к полковнику Грум-Гржимайло. Ну, и там, как положено – представитесь офицерам… полка и все такое.
– Разрешите идти? – вскочил молодой человек.
– Экий вы прыткий. Молодость, молодость… – Мещеряков взял другой листок. – А жить где будете? В казарме? Извините, у нас это не принято. В другой обстановке, конечно, можно было бы снять квартиру где-нибудь в городе, но… Не советую. Мы, европейцы, преимущественно держимся вместе. И никаких расовых предрассудков тут нет… В принципе. Вот с этой бумагой явитесь по этому адресу – тут рядом. Домохозяин – наш человек и сдаст вам комнату дешево и без проблем. Не «Метрополь», конечно, но чистенько и живности почти нет. Зато будете уверены, что поутру не проснетесь с перерезанным горлом. Ну, и соседство все-таки поизысканнее, чем туземцы. В основном наш брат-русак: чиновники, инженеры, торговый люд. Офицеры, конечно же… – А вот еще бумага, – за вторым листом последовал третий. – Получите по этому требованию в казначействе – это тут же, в этом здании – жалованье за месяц вперед, авансом. На обзаведение, так сказать. А то в кармане, поди, ветер гуляет, – подмигнул генерал. – Признайтесь: гульнули по дороге?
– Нет, что вы… – опустил глаза поручик, чувствуя, как предательский румянец выступает на щеках: если бы не «благодетель»…
– Ладно, ладно, не оправдывайтесь. Дорога дальняя, дело такое, понимаем… Сам не генералом на свет божий появился. Но здесь постарайтесь вести себя нравственно. Мне и без вас хлопот предостаточно. Хотя… – Он безнадежно махнул рукой. – В общем, – генерал встал и протянул крепкую, сухую и теплую ладонь, – поздравляю с началом службы, поручик…
* * *
Саша открыл глаза и удивился: в комнате было темно, словно окно, в которое только что светило солнце, завесили плотной шторой.
«Ага, только что, – саркастически подумал он, глянув на циферблат наручных часов. – Три часа без малого изволили проспать, господин поручик! И прямо в одежде, не вымывшись с дороги… Фу!..»
За стеной что-то грохнуло и дробно раскатилось по полу, и юноша замер с наполовину снятым с ноги ботинком. Наверное, появился неведомый сосед.
«Интересно, кто это? – подумал Саша, натягивая ботинок обратно: не знакомиться же босиком. – Лишь бы русский…»
«Наш человек», как оказалось, практически не понимал по-русски, изъясняясь на каком-то странном диалекте, в котором проскальзывали отдаленно похожие на русские слова. Ни немецкого, ни французского, которыми сносно владел Бежецкий, он не понимал вообще, тараща глаза, как баран на новые ворота. Можно было попробовать английский, но его юноша знал в объеме, который военные преподаватели сочли нужным дать в училище: «Стоять!», «Руки вверх!», «Где находится расположение вашей части?» и в том же духе. Где-то на дне чемодана лежал тоненький «русско-афганский» разговорник, все же купленный в последний момент маменькой, но искать его сейчас не представлялось возможным. Оставалось лишь догадываться, что хотел сказать «портье» по его жестам и мимике. Например, в ответ на просьбу постояльца поселить его рядом с соотечественниками он разразился длинной тирадой, из которой можно было смутно уяснить, что Россию и русских он просто обожает. Наверное, можно было бы уяснить и обратное, не улыбайся туземец так белозубо и часто.
Поправив форму и наскоро причесавшись перед мутноватым, тронутым темными пятнышками зеркальцем на стене, Александр распахнул дверь и сразу увидел своего соседа. Сидя на корточках, тощий и долговязый белобрысый мужчина лет сорока на вид, одетый в камуфляж, неуверенными движениями заметал на расстеленную газету осколки какой-то посудины.
– Извините, не хотел разбудить вас, – оторвался он от своего увлекательного занятия, но даже не сделал движения подняться на ноги. – Устали, поди, с дороги. Прапорщик Деревянко. Матвей Опанасович.
– Бежецкий, Александр Павлович. Поручик, – автоматически ответил Саша: он уже заметил красные, как у кролика, глаза прапорщика и ощутил мощное сивушное амбре, властно наполняющее тесную комнату.
«Ну, вот и получил, что хотел, – отметил он про себя. – Соотечественника…»
– Куда прешь, скотина? – надрываясь заорал штаб-ротмистр Лисицын, грозя кулаком нескольким туземным новобранцам, повернувшимся по команде не через то плечо, смешавшим строй и разом превратившим более-менее напоминавшее колонну по четыре построение в некое подобие овечьего гурта. – Совсем не имеют представления о движении в строю! Право слово, наши Ваньки, вчера призванные откуда-нибудь из Тьмутаракани, на несколько порядков умнее и сообразительнее этого сброда, – пожаловался он Саше, стоящему рядом.
Молодой человек только почесал в затылке: за те три дня, что он провел в Кабуле, у него вызрело именно такое убеждение. Туземцы показались ему тупыми, ленивыми, вороватыми и бестолковыми. Ему, правда, до сего дня не доводилось сталкиваться с местным воинством, но чего стоили попытки объясниться с торговцами, водителями «бурбухаек», как именовались местные авто, и местными полицейскими, разодетыми как павлины (мощные нагрудные бляхи, могущие сойти за кирасы, высоченные фуражки с кокардами, аксельбанты). Решительно никто не признавал Сашиных попыток объясняться на местном языке, старательно осваиваемом при помощи разговорника. Все его попытки сломать себе язык вызывали лишь презрительные улыбки, а старания понять услышанное в ответ заранее были обречены на провал. И оставалось лишь догадываться, что виной всему этому: непривычная для европейца фонетика или небрежность составителей бесполезной, как оказалось, книжицы.
Не помог и сосед по квартире, на поверку оказавшийся неплохим человеком. Прапорщик Деревянко, целые дни проводивший в механических мастерских при местном арсенале, как выяснилось, был вовсе не блондином, а самым настоящим альбиносом. Отсюда и красные глаза. Что же до алкогольного аромата… Матвей Опанасович, в свое время закончивший Московский Императорский политехнический институт, объяснил все практически полным отсутствием в местном хозяйстве растворителей. Спирт, ацетон да бензин – вот и вся химия, которая была доступна технику в здешних, чуть ли не полевых условиях.
– Мой вам совет, молодой человек, – заметил прапорщик, повертев в пальцах, серых от въевшейся намертво металлической пыли, разговорник. – Обзаведитесь денщиком из таджиков или узбеков. Среди наших солдат их немало. Их язык с местным схож, и понимают они с туземцами друг друга вполне сносно. А те два десятка слов, что вам все-таки понадобятся самому, вы зазубрите со временем безо всяких пособий. Само собой получится.
И вот теперь Александр, старательно и скрупулезно, как школяр, заносил в толстую тетрадь с коленкоровым переплетом – свой дневник, который поклялся себе вести регулярно, услышанные на улицах слова. «Сарбоз – солдат», «дукан – магазин»…
