и, наверное, в бою. Я не хочу рисковать им, но что делать…
– Вы пойдете на войну, – огорчилась девочка.
– Нет, не думай об этом. Дело не дойдет до серьезных битв.
– Ты жалеешь меня. Я знаю будет большая битва, не даром же я приехала к дедушке под защиту этого красивого города. Я хочу плакать, но назло не буду. Ты можешь… если конечно хочешь, вновь поцеловать меня.
Он не ответил, но обнял пылающую краской девочку и стал целовать, незаметно переходя от нежности к неописуемой страсти. Она задыхалась от восторга, но все же сердце ее билось не в такт, будто просило повременить. Юноша почувствовал это и отстранился. Конечно, нельзя торопиться, ведь не сказаны главные слова и не даны сокровенные клятвы. И вновь они потонули в сладком поцелуе, ее губы слились с его губами и языки сплелись как лианы, и не было блаженства большего для их сердец. Несорванный цветок останется не тронутым до той поры, пока не настанет срок.
Актеон вновь не появлялся несколько дней. Обстановка в царстве накалялась. Уже пахло дымом от военных пожаров в соседних городищах. Старики молились Господу о спасении, а юноши искали спасение в объятиях жен или любовниц. Страшный Рубикон перейдут все и не нужно более об этом. Мужества не занимать никому, а позор страшнее гибели в тысячи раз.
Актеон появился по обыкновению для себя неожиданно, в его руках пылал букет разных цветов, сорванных лично с чьих-то богатых клумб. Солнце стояло в зените, город утопал в цветах и зное. Она ждала его каждую минуту и прислушивалась к любому шороху, но все равно он возник неожиданно и без лишних слов заключил ее в свои объятия. Сегодня юноша был смел и напорист и шептал всякие нежности в ушки любимой. Он попал прямо в цель, нежные слова любви, это именно то, что хочет слышать женщина, в преддверии занятий любовью. Она взяла его за руку и повела наверх. Здесь, под крышей дома, жили голуби и лежали мягкие тюки из сухой травы и полевых цветов. Кто-то навел здесь порядок и даже поставил на окно дикие розы в вазу, украшенную мозаикой. Солнце пробивалось сквозь яркие шторы похожие на юбки цыганки, делая помещение радостным и уютным. На небольшом дубовом столике, в углу комнаты, стоял кувшин с молоком, небольшой прозрачный сосуд и буханка свежего, еще горячего хлеба с изюмом и корицей. Она ждала его, и он пришел на ее призыв. Актеон закрыл за собой дверь на маленький засов и прошел внутрь комнаты. Он еще ни разу не был в такой обстановке, еще и наедине с прекрасной девственницей овладеть которой мечтал все последние дни. Он сам захлопнул за собой эту ловушку к необычайному удовольствию той, что приготовила ее и сейчас следила за ним сверкающими глазами. Она предложила ему прилечь с дороги прямо на полевые цветы извиняясь за отсутствие другой мебели и в частности стульев.
– Я пропах пылью дорог и дымом походных костров и не могу лечь на прекрасные травы в такой одежде. Даже не знаю, что мне делать? – смутился юноша.
– Гм, у? Я думаю, вам придется раздеться, о, «Рыцарь»! Тем более здесь очень жарко. Хочешь молока? Или меда и свежего хлеба? Что ты хочешь? – спросила она и покраснела.
– Я немного устал и хочу попросить тебя размять мне плечи.
– Я с удовольствием выполню любую просьбу своего гостя. Раздевайтесь и ложитесь, ну же! – весело сказала она.
– Ты смелая, – улыбнулся Актеон.
– В чем же моя смелость, дорогой? Может я смелая только с вами? – ласково молвила она.
– Не знаю, наверное. Я хотел бы надеяться на это. Но я никогда не обнажался перед женщиной.
– Ты знаешь, когда-то это приходится делать, – засмеялась девочка. – Страшного ничего нет. Или ты трусишь, смельчак?
– Только не это! – Актеон сбросил с себя рубашку и все остальное, что носит каждый мужчина и остался в чем явился на белый свет из лона своей матери. Она подошла к нему и прошептала на ухо:
– Мне холодно в моих платьях, раздень меня, милый. Я мечтала об этом…
Он целовал и ласкал все, что обнажалось по мере того, как он скидывал с нее ненужное для любви одеяние. Она потеряла чувство пространства и притяжения земли, и словно в невесомости, раскинув руки, словно птица парила над всем сущим. Ах опыт, где же тебя взять, когда любовь лишь на устах и в поцелуях сладких. Наш юнец так нежно ласкал и облизывал свою пассию, что по прошествии нескольких часов, слегка притомившись, отстранился от нее в замешательстве. Она, истомленная, но явно чем-то неудовлетворенная поняла, что он слишком юн для самостоятельного продолжения и решила помочь другу. Ведь без лукавства надо нам признать, что женщины в любви искусней, а также в воспитании детей и сохранении семейного достатка. В противном случае, до этих пор мужчины жили бы в пещере и были бы не лучше, чем все звери. Она действительно была смелая дева и как оказалось, созревшая для настоящей любви. Прошло несколько минут и «лев» вновь склонился над своей самкой и принялся сосать ее нежные груди, пытаясь добыть молока. Этот блистающий мускулами и потом «котенок» не знал, что делать дальше, пока она не взяла его за запястье и не направила его пальцы в свое лоно. Он чуть не вскрикнул от неожиданного наслаждения, погрузив свою кисть в ароматный сок, буквально льющийся из нее, сполз ниже по ее животику и стал пить этот сок. Она выгнулась под ним, и вдруг, громко вскрикнув, стала вибрировать и сокращаться будто пронзенная укусом змеи. Актеон был ошеломлен ее поведением и даже немного испуган, но ласковые руки подруги потянулись туда, где взбудораженный мустанг давно резвился на просторе, и повели его на постой, раздвинув плотные створки девственного леса. Она с силой шлепнула наездника по ягодицам, и он понял, что он конь, которому дали команду скакать во весь дух. Теперь она бросила его на траву и, став наездницей, задала ему жару. Он потерял чувство реальности и полетел орлом над чудесным лесом, играя с ветром.
– Ах, какая ты красавица, иди ко мне, – шептал Актеон, словно в бреду.
– Я и так с тобой, милый мой, – ласково и тихо отвечала она.
– Я, люблю тебя! Иди ко мне ближе, – умолял он.
Он ухватил ее за роскошную гриву и притянул к себе. Ее торчащие розовые соски, потные и горячие груди распластались на его груди и ощутил юноша начало мироздания. И
