– Эй, затинщики! – заорал во всю глотку Савва, когда они приблизились на дистанцию выстрела затинной пищали. – Своих не постреляйте!
– Не боись, помор! – раздался ответный крик. – Чай, еще не ослепли, различаем, кто каков! Скачите к воротам: сейчас отворят!
Но выстрелы все же раздались. Они донеслись с реки, с того места, где ее перегораживали цепи, препятствовавшие нашим лодкам подплывать с озера к городским стенам. Катька, задержавшись в распахнутых воротах, резко повернулась в седле.
– Это Фрол! – воскликнула она и скомандовала: – Савва, я – к воеводе, а ты с бойцами – вдоль берега, к цепям. Поддержите наших!
– Слушаюсь! – Савва без лишних слов развернул коня и, сделав лешим знак рукой следовать за ним, помчался к берегу, к тому месту, где раскатисто трещали ружейные выстрелы.
Отправив своих бойцов на помощь Фролу, Катька, взяв в провожатые отрока, помогавшего затинщикам на стене в качестве орудийной прислуги, поскакала по лабиринту узких кривых улочек к княжеским палатам. Примостившийся впереди дружинницы на холке ее коня отрок, которого распирало от важности выполняемого поручения, поминутно вопил пронзительно-писклявым голосом, представлявшимся ему громовым басом:
– Пади! Пади! Гонец к воеводе!
Однако на пустынных улицах осажденного града народу не было вовсе, так как все, от мала до велика, находились либо на стенах в обороне, либо на работах в кузнях, пекарнях да лекарнях. Так что предупреждать о приближении скоростного гужевого транспортного средства было некого. Но отрок все равно продолжал вопить. Таким же громким голосом заправского артиллериста, натренированным перекрикивать пальбу затинных пищалей, он указывал Катьке повороты «тудысь-сюдысь» сопровождая слова соответствующими жестами. Терминами «право-лево» малец пока не овладел, поскольку, вероятно, не долго пробыл на батареях. Наконец он победно возопил: «Туточки!», и Катька с неблагодарным чувством облегчения помогла ему спешиться.
Соскочив наземь, девушка набросила поводья на столбик коновязи, проигнорировав предложение громогласного отрока, выразившего готовность их подержать. Быстрым шагом, почти бегом, она устремилась к воротам княжеского двора, в котором располагалась ставка воеводы. Перед массивными воротами стояли двое часовых из личного полка князя Шуйского. Они немедленно преградили Катьке путь, закрыв от нее своими закованными в сверкающую броню телами и без того наглухо запертую узкую калитку в тяжелой створке ворот. Катька поневоле затормозила.
– К воеводе! Слово и дело! Гонец от поморской дружины! – отрывисто выпалила она, невольно воспроизведя уровень громкости артиллерийского отрока.
Но ее речь не произвела на часовых ожидаемого действия. Более того, они встали классическим «уступом», испокон веков предписываемым всем дозорам для отражения внезапного нападения проверяемых лиц, и взяли наизготовку свои пищали.
– Прости, дружинница, но мы тебя не знаем! – с явной угрозой молвил старшой. – А что касается поморской дружины, то ваш сотник со товарищи уже, почитай, как четверть часа тому назад к воеводе примчались.
По тому, как он с издевкой произнес «ваш сотник», Катька поняла, что часовые ей не поверили. Но сейчас же в ее сознании громовым эхом повторились слова: «четверть часа как уже примчались». Неужели и Михась здесь, у воеводы, со смертельно опасной посылкой? Такое вполне могло случиться: отряды Катьки и Фрола, естественно, подошли к городу с северной стороны, где не было сплошной линии осады и лишь рыскали неприятельские разъезды да таились по лесам заслоны. Михась же в случае победы в пресловутом поединке должен был отправиться в Псков прямиком из осадного лагеря, расположенного с прямо противоположной – южной стороны.
Но, может быть, часовые просто врут, обоснованно не желая пускать в ставку воеводы абы кого, пусть даже в наряде поморских дружинников и со «словом» и «делом»? Катька бросила взгляд на длинную коновязь, возле которой одиноко понурился лишь ее собственный конь.
– Так ваш сотник – человек доверенный, мы его верхами на двор пускаем! – перехватив ее взгляд, понимающе усмехнулся старшой.
«Нет, не врет! – решила Катька. – Что же делать?!»
Часовые не сводили с девушки напряженных взглядов и держали свои пищали наизготовку. Но все же реальной опасности для Катьки они не представляли: особница могла бы завалить обоих и прорваться во двор. Только валить часовых ей пришлось бы всерьез. Насмерть. И она стояла неподвижно, лихорадочно прокручивая в мозгу множество вариантов своих дальнейших действий. Сомнения бойца особой сотни были вызваны отнюдь не угрызениями совести по поводу возможной гибели от ее руки двух русских ратников из княжеского полка. Их долг – охранять воеводу и, если понадобится – отдать свою жизнь за его спасение. Вот и понадобилось. Катьку угнетало другое: завалит она часовых, проникнет во двор, а дальше? Она не знала расположение палат, не знала, где сейчас находится воевода. А в палатах наверняка есть еще внутренние посты. Придется и сквозь них пробиваться. Только вот знать бы наверняка: куда именно? Поднимется тревога, ей придется городить гору трупов, при этом не приближаясь ни на шаг к цели. Да и завалят ее в конце концов…
Ну, надо решаться: время уходит, воевода в любой момент может пасть жертвой адской машины мастера Смита. «Ладно, устрою пальбу, привлеку внимание, потом сдамся. Может быть, воевода сам велит доставить злодейку пред свои очи! Хоть какой-то шанс! Вырваться-то из плена я всегда успею!»
Катька резко повернулась спиной к часовым, сделала шаг, словно собираясь уйти восвояси. На следующем шаге она ушла бы в боевой перекат по пыльной утоптанной земле, в падении выхватывая из-за пояса пистоли, слыша, как высоко над ее головой гремят впустую выстрелы часовых.
Но в туже секунду из близлежащего переулка раздался нарастающий грохот копыт, и прямо на Катьку оттуда вылетел бешеным галопом всадник в черном берете. Катька едва успела отпрыгнуть вбок.
– Отворяй ворота! – взревел Фрол, резко осаживая захрипевшего скакуна. – Катерина, за мной!
Часовые, наверняка знавшие, кто он такой, мгновенно налегли на тяжелые створки, бесшумно повернувшиеся на густо смазанных петлях. Фрол пришпорил коня, который в три прыжка доставил его к крыльцу. Катька, бросившаяся со всех ног вслед за своим начальником, отстала лишь чуть-чуть и умудрилась нагнать его уже на верхней ступеньке. Вторая пара часовых, занимавших пост на крыльце, уже распахивала перед ними дверь.
Взлетев по внутренним лестницам, они через резные дубовые двери, заранее отворенные третьим постом, ворвались в совещательную палату и увидели воеводу. Князь Шуйский стоял возле большого стола, за которым обычно заседал военный совет. На этом столе разворачивали карту, и бояре по ней ставили задачи своим войскам и пытались определить возможные действия неприятеля. Сейчас карта была свернута, а на краю столешницы громоздилась увесистая шкатулка красного дерева, окованная железом с позолоченной насечкой и чеканными серебряными накладками. Воевода находился рядом со шкатулкой. Напротив воеводы стояли Разик и Михась, который протягивал военачальнику изящный ключ на золотой цепочке. Князь Шуйский явно намеревался лично отпереть шкатулку этим самым ключом.
