Андрей улыбнулся, не открывая глаз. Нет, всё хорошо и беспокоиться не из-за чего. Надо ждать, расслабиться и ждать.
ТЕТРАДЬ ВОСЕМЬДЕСЯТ ВТОРАЯ
Такой весны Эркин никогда не видел. А может, он вообще не видел раньше весны. Яркое — как поглядишь, так глаза ломит — небо, пляшущее в лужах и на глыбах зернистого льда весёлое солнце, быстрые ручьи на обочинах… Комендант предупредил, чтоб детвору в овраг не пускали, и сами чтоб поосторожнее, а то с талой водой шутки плохи. Эркин и сам это понимал, а когда, подойдя к оврагу, увидел рыхлый пропитанный водой снег чуть ли не вровень с краями и сразу вспомнил, как они тут зимой на санках катались, понял. Да-а… только шагни и с головой ухнешь, вытащить не успеют.
— У дома играйте. Поняла? — строго сказал он Алисе.
Держась обеими руками за его ладонь, она стояла рядом и тоже рассматривала овраг.
— Ага, — согласилась Алиса и, чувствуя малоубедительность ответа, добавила: — Что я, совсем глупая? Эрик, а как же в рощу?
— Половодье когда сойдёт, — ответил ей Эркин много раз слышанным, но так пока и не понятным.
Половодье — полая вода, полый — это пустой внутри, а при чём тут вода? Непонятно.
— Ладно, — покладисто кивнула Алиса и тут же предложила: — А в город пойдём?
— Пойдём, — не стал возражать Эркин.
Женя отправила их на прогулку и за покупками к обеду. Жаль, конечно, что сама с ними не пошла, но у неё масса дел, а они ей мешать будут. Чем он может помешать Жене, Эркин совсем не понимал, но спорить, разумеется, не стал. Да и вон, почти все мужчины из их дома гуляют. Ну, раз так положено, значит, так и будет.
Они шли не спеша. Алиса с наслаждением обмывала свои новые резиновые сапожки в каждой луже. Эркин не мешал ей, если только она брызгаться не будет. Он сам тоже был в новом: резиновых сапогах с войлочными вкладышами, куртке с тёплой подстёжкой, и ушанку сменил на вязаную шапку — с теплом, как он заметил, многие мужчины тоже такие надели, а как все, так и он, не в рабском же ему ходить.
Убедившись, что Эркин с Алисой ушли, Женя быстро выключила плиту — потом доварит — и переоделась в платье с карманами, накинула на плечи платок, рассовала по карманам кошелёк и маленький молоток, а больше ей ничего и не нужно, и выбежала из квартиры. Ключи она сунула в карман к кошельку. Ну вот, очередь она заняла заранее, так что должна успеть.
У двери в квартиру бабы Тани толпились женщины.
Была ли знаменитая Фаина свойственницей бабы Тани, просто родственницей или подругой… Ну, это совсем не важно. Приехала погостить и согласилась помочь. И деньги-то пустяковые… хорош пустяк, четвертной, на эти деньги неделю жить можно… на четвертной неделю?! Это что ж за жизнь такая?! Да ну, бабы, это уж совсем не к месту…
Женя протолкалась, нашла своё место. До неё всего трое, отлично. И с ходу включилась в общую беседу обо всём сразу. О мужьях, детях, кулинарных рецептах, пропавших родственниках и… и да мало ли о чём могут говорить женщины в очереди к гадалке. Лулу волновалась: поймёт ли она всё, что ей скажет Фаина. Лёльку — её все так давно уже называли — наперебой утешали, что Фаина, говорят, все языки знает, и… потом поймёшь, главное — всё до словечка запомнить…
Ну вот, вышла растерянная, сразу и испуганная, и обрадованная женщина, и Женя, сжимая под накинутым на плечи платком молоток, вошла.
Дверь из прихожей в комнату открыта, за круглым столом без скатерти точно напротив двери сидит женщины, немолодая, на плечах чёрный в пунцовых розах платок, на столе карты. И пока Женя шла от двери к столу, она чувствовала на себе внимательный, но не враждебный взгляд.
— Здравствуйте.
— Здравствуй, красавица, — улыбнулась Фаина. — А у тебя что за беда? Муж любит, дочка послушна, соседи уважают.
— Да-да, — закивала Женя. — Всё хорошо, только… у мужа был брат, названый, но это же всё равно… родня, правда?
— Конечно, — кивнула Фаина.
— Ну вот. Его убили, в прошлом году, в Хэллоуин.
Фаина кивнула так, будто знала, что это за праздник и что там в прошлом году было. И Женя уже чуть увереннее продолжила:
— Мы и поминки справили, и девятый день, и сороковой, а… а будто что-то не то.
— Думаете, жив он, — задумчиво не спросила, а сказала Фаина. — Ну, что ж, посмотрим. Есть что из вещей его?
— Вот, — Женя достала из-под платка и положила на стол молоток.
Если Фаина и удивилась, то никак не показала этого. Оглядев молоток, она, не касаясь, провела над ним ладонью и взяла колоду карт. Лицо её стало строгим и даже отрешённым. Она быстро стасовала колоду и стала выкладывать карты на стол тройками. Выбросив так половину колоды, решительно сгребла карты, снова собрала их.
— Не здесь он. Он светлый, что ли?
— Да, — вздрогнула Женя, засмотревшаяся на её руки. — Блондин, и глаза голубые. Ему, да, двадцать лет сейчас. Было бы…
— Год туда, год сюда… — Фаина выкладывала уже карты из другой колоды, — так, шебутной он, горячий. Ладно, вот на этой и посмотрим его.
Она замолчала, сосредоточенно раскладывая карты. Перекладывала, то подсовывала под низ колоды, то брала сверху, что-то тихо — Женя не могла разобрать — приговаривая. Женя смотрела на её руки, морщинистые и сильные, и не могла отделаться от ощущения, что эти пальцы лепят Андрея, делают его и его судьбу.
— А что, — Фаина словно удивлённо рассматривала возникший на столе сложный многоцветный узор. — А нет его под землёй.
— Жив?! — ахнула Женя.
— С травой придёт, — улыбнулась Фаина. — Он тебе и хитрый, и весёлый, под землёй не был, а за траву уцепился, за травой идёт.
— Как это? — не поняла Женя.
— Ну, как тебе объяснить, — Фаина стала собирать карты. — Вот снег, под снегом земля, а в земле трава. Как трава под солнышком встанет, так он и придёт.
— Ага! — Женя кивнула и достала кошелёк. — Вот, спасибо вам.
— И больше ни о чём спросить не хочешь? — лукаво улыбнулась Фаина, принимая деньги.
— Так у меня всё хорошо, — улыбнулась Женя.
— Ну, пусть так и будет, — кивнула Фаина. И неожиданно зоркий пронзительный взгляд. — За дочкой смотри. Сейчас она твоя, а как начнёт в ней отцовская кровь играть, всякое может быть. Ну, да она у тебя умненькая, сама не наглупи тогда. Авось и обойдётся.
— И… и когда это будет? — Женя уже стояла.
Фаина внимательно всмотрелась в гладкую, очищенную от карт столешницу.
— Восемь лет впереди. Успеешь приготовиться. И помощник у тебя тогда будет. Сильный. Ты его не знаешь ещё, а он… и он тебя ещё не знает. Но поможет. Ох, какой. Был бы ангелом, кабы уже дьяволом не стал, — и с видимым усилием подняла на Женю глаза. — Всё будет хорошо, красавица, иди. Молоток только не забудь.
— Да, ой, — Женя взяла молоток и опять спрятала под платок. — Спасибо большое.
И хотя, стоя в очереди, Женя вместе со всеми негодовала, что ни одна ничего не рассказывает, вылетают, как скажи им юбки подпалили, а тут сама выскочила и, отмахиваясь от вопросов, побежала к себе. Ей вдруг показалось, что прошло очень много времени, Эркин и Алиса уже вернулись и ждут её, голодные, она же ничего не приготовила, господи…
Но их ещё не было. И Женя уже спокойно спрятала молоток в ящик, а кошелёк в сумочку, переоделась и занялась обедом.
Зина гадать не пошла. И денег жалко, ну, такие деньжищи за минуту разговора, и вдруг гаданье повредит ненароком. Толком она всех примет не помнила, но старалась соблюдать. А с гаданьем уж очень неясно, вдруг сглазят, у гадалок глаз не простой, и прошлое, и будущее видят, а ну как что, не дай бог. Конечно, двое детей, да муж, да квартира… рассиживаться да всё к пузу своему прислушиваться некогда, да и нельзя: капризуля выродится. Но хлопоча по хозяйству, Зина то и дело прислушивалась: как он там? Сказалось об этом неожиданно легко.
Они сидели на кухне. Дети уже спали, Тим обедал после работы, а она села было с ним за компанию, Тимочка не любит один есть, и вдруг ей чего-то так не по себе стало, что еле успела из-за стола выскочить и до уборной добежать. А вернувшись, увидела испуганные глаза мужа и поняла, что это он за неё испугался, за её здоровье и сказала:
— Тяжела я, Тимочка.
— Что? Я не понял. Тебе тяжело?
— Да нет, — и с натугой, вспомнив нужное слово по-английски, выговорила: — Беременна я.
А он всё смотрел на неё, будто не понимал. А она не знала, что ещё ему сказать. И тут вдруг Тим вскочил на ноги, бросив ложку, поднял её на руки и понёс. Она даже растерялась, не знала, что сказать, что сделать. А он кружил по их пустой и тихой квартире, прижимая её к себе и точными бесшумными пинками открывая и закрывая двери. А когда они вернулись на кухню, лицо его было мокрым. Он усадил Зину на её место, сел на своё и закрыл лицо руками. И когда Зина начала уже тревожиться, опустил ладони на стол и улыбнулся дрожащими губами.
