— Ну ты же не просто так сидишь, с охранниками переругиваешься, — ответил Нотт. — Ты учишься. А когда выйдешь, то сможешь делать все, что захочешь.
— Да не знаю я, чего хочу! — во мне закипела злость.
— А мне кажется, знаешь, — спокойно возразил Нотт. — Точнее, знаешь, как в этом разобраться, как понять, чего тебе хочется. И если ты этого еще не сделал, значит, боишься ответа.
— Да, наверное, — сказал я, помолчав. — И все равно… уехать бы отсюда подальше, увидеть что-нибудь другое, кроме этих стен!
— Еще увидишь, — пообещал Нотт. — Еще надоест.
Ранняя весна означала не только теплую погоду, таяние снегов и всеобщее воодушевление, но и конец учебного года, тревоживший меня весенне-летними неприятностями, уже вошедшими в традицию Хогвартса. Неприятностей хватало и на зельях. Несмотря на внешнее дружелюбие и непосредственность, Слагхорн задавал мне такие составы и письменные работы, материал к которым приходилось выискивать не в учебниках и справочниках, а в свежей периодике за последние несколько лет. С одной стороны, это было полезно, но с другой я не собирался связывать свою жизнь с зельями, и такое рвение со стороны Слагхорна, собиравшегося, по-видимому, сделать из меня образцового зельевара, тяготило и раздражало.
— В целом неплохо, неплохо, — одобрительно говорил Слагхорн, глядя на формулу, выведенную мной после получаса мозгового штурма, направленного на попытку выделить из настоя Черного сглаза (между прочим, запрещенного к приготовлению без лицензии) три основных ядовитых вещества — соки молочая и крушины и яд прыгающего скорпиона, а потом нейтрализовать их. — Вот только выделить-то у вас получится, а нейтрализовать — увы, нет. Посмотрите, — он ткнул толстым пальцем в формулу. — Зельеварение, Линг, точная наука, и вы должны подбирать составляющие исходя не из их общей категории, а из конкретных свойств каждого растения или вещества. Кровь бармалейки здесь не годится, поскольку она не обладает нейтрализующими этот яд антителами — бармалейки не водятся в местах обитания прыгающего скорпиона, и у них нет к нему иммунитета. Вы перепутали их с рыжей подковочницей.
Я не знал, кто такая рыжая подковочница, и уже давно сомневался, что за год мои познания в искусстве зельеварения хоть немного возросли: после уроков Слагхорна в голове скапливались лишь разрозненные, неполные факты, поскольку многие зелья я не успел доваривать, а многие формулы так и оставались на бумаге. Вряд ли Снейп был в курсе происходящего, но идти жаловаться я не собирался, хотя иногда очень хотелось.
В одно из воскресений я отправился в библиотеку писать очередную работу, посвященную реакции Абрамелина и общим принципам приготовления зелий из категории лунных. Через пару часов напрасных попыток разобраться в слоге и терминологии древних трактатов мой мозг не выдержал нагрузки, и я, оставив книги на столе и на всякий случай наложив на них охранное заклятье, пошел искать Флетчера, чтобы стрельнуть у него пару сигарет, которые он умудрялся доставать даже в обстановке тотальной проверки почты.
Замок оказался почти пустым — большинство учеников были в Хогсмиде, за исключением студентов пятого и седьмого курса, пребывавших в обычной панике из-за близости важных экзаменов, так что я отправился на улицу. Выйдя во двор, я заметил медленно бредущую к воротам знакомую фигуру в аврорской мантии и устремился за ней.
— Привет, — сказал я, догнав Тонкс у самого выхода. — Что-нибудь случилось?
— А, привет, — ответила она и остановилась у ворот. — Да так, ничего… к Дамблдору заходила, а его нет.
— Выглядишь кошмарно, — продолжил я, испытав внезапную досаду из-за ее унылого вида и затянувшейся депрессии. — Сколько же можно страдать! И кто тебя только довел до жизни такой?..
Неожиданно глаза у Тонкс заблестели, и через секунду по щекам покатились слезы. Она отвернулась и начала судорожно шарить по карманам мантии в поисках палочки, чтобы открыть ворота.
— Значит, я прав! — разозлился я. — Значит, это какой-то придурок тебя целый год доводит!
— Он не придурок! — захлебываясь слезами, выкрикнула Тонкс, дергая руку и пытаясь достать застрявшую палочку. — Ты ничего не знаешь! Ты не поймешь!
— Стой! — раздался хриплый голос, и за нашими спинами возник задыхающийся от быстрой ходьбы Филч. — Ты куда это собрался? А ну покажи бумагу!
Тонкс обернула к нему заплаканное лицо, а я раздраженно ответил:
— Да никуда я не собрался! Нужен мне ваш Хогсмид…
Однако Филч остановился у ворот, вознамерясь пресекать любые попытки покинуть территорию школы без письменного разрешения, и Тонкс, которой так и не удалось вытянуть из кармана палочку, разрыдалась еще сильнее. Я гневно взглянул на скалящегося Филча, явно получавшего удовольствие от этой сцены, и ухватил Тонкс за руку.
— Давай отойдем.
— Линг, мне надо в деревню…
— Всего на пять минут.
Когда мы укрылись от пристального внимания Филча под темными ветвями раскидистого дуба, растущего у железной ограды, я спросил:
— Ну и кто же такой этот "он", который не придурок?
— Ты не поймешь, — повторила Тонкс, утирая платком слезы. — Ты…
— … еще маленький, знаю, — я кивнул. — Но я не претендую на понимание твоих чувств, просто могу помочь решить проблему. А судя по твоему чудовищному облику, проблема довольно серьезная.
Все еще всхлипывая, Тонкс продолжала вытирать глаза, и я спросил:
— Ты не в Снейпа случайно влюбилась? С ним действительно могут возникнуть сложности…
Тонкс оказалась настолько сражена этим предположением, что ее серые волосы побелели до самых кончиков.
— В Снейпа? — изумленно переспросила она. — Ты издеваешься? В этого крокодила?
Я расхохотался. Тонкс тоже слабо улыбнулась, и ее волосы обрели легкий каштановый оттенок.
— Просто не могу представить себе идиота, который целый год будет динамить такую девушку, как ты, — объяснил я. — А Снейп вполне на это способен, просто чтобы позлить.
Тонкс, наконец, перестала плакать.
— Однако, — усмехнулась она. — Ты уже научился говорить комплименты.
— Колись, — сказал я. — Кто этот счастливчик-идиот?
Тонкс подумала пару секунд и ответила:
— Ты ведь никому не разболтаешь?
— Кому, например? — удивился я. Тонкс пожала плечами.
— Ну не знаю… кому-нибудь.
— Не разболтаю. Давай, не тяни, ты меня уже заинтриговала!
Тонкс грустно вздохнула:
— В общем, это Ремус. Только прошу тебя, никому ни слова…
— О, — сказал я, слегка озадаченный таким ответом и не обратив внимания на ее повторную и уже такую привычную для себя просьбу молчать об услышанном. — Люпин? И что же Люпин?
