На следующий день наше наступление было продолжено и под прикрытием пушечного огня, ценой огромных потерь, наши солдаты смогли подняться по горному склону и подавить одну из батарей противника. После взятие этого важного узла сопротивления врага, наши солдаты ударили во фланг афганцам и стали их теснить со всей линии обороны. В то время когда шла ожесточенная борьба за обладанием позиций, в наш тыл со стороны гор прорвался отряд противника численностью в двести – двести сорок человек. Ими были подожжены походные палатки и уничтожена прислуга одной батареи. Благодаря смелости солдат первой роты лейтенанта Сиверса, нападение было отбито с огромным уроном для врага, но это замешательство позволило афганцам оторваться от нашей пехоты и отойти на новые позиции.
Ночью того же дня, наш лагерь был, подвергнут минометному обстрелу, что привело к значительным жертвам среди личного состава, вверенного мне контингента. Утром третьего дня боевых столкновений резко испортилась погода, пошел дождь местами, переходящий в снег. Кроме этого местными жителями в лагере была совершена диверсия. Афганцы смогли частично отравить воду и уничтожить фураж для лошадей. В этих условиях, когда больше половины моих солдат выбыло из строя по причине смерти, ранений или болезни, мною было принято решение о возвращении, так как воевать в таких условиях было смерти подобно.
Необходимо отметить, что горные пушки, взятые моими солдатами во время штурма афганской батареи и впоследствии уничтоженные нами, были германского производства, так же как и снаряды к ним.
Генерал Ридженс.
Из донесения в Лондон командующего британскими силами в Турции генерала Саммерса от 21 октября 1918 года.
Продвижение наших войск в направлении Коньи полностью остановлено турецкими войсками под командованием Кемаль-паши. На всех направлениях развернуты глубокоэшелонированные линии обороны, оснащенные огневыми пулеметными точками и артиллерийскими батареями. Прорыв передней линии турецкой обороны привел к серьезным потерям наших наступающих соединений, что вынудило меня временно отказаться от широкомасштабного наступления и сосредоточиться на взятии главного пункта обороны города Эрегли, который был взят после трехдневного кровопролитного сражения.
Все это происходило при полном бездействии со стороны русских войск генерала Юденича, которые вполне могли бы помочь нашему наступлению, нанеся удар на Кейсарию, во фланг турецких позиций. На все мои просьбы о помощи, Юденич отвечает, что в его распоряжении очень мало войск, поскольку основные силы отправлены на запад и для наступления на турков ему необходим приказ Корнилова.
Очень прошу вас добиться этого приказа, так как продолжение наступление на Кемаль-пашу в одиночку приведет к большим потерям среди наших солдат.
Генерал Саммерс.
Глава XXIII.
Ещё немного, ещё чуть-чуть.
Утро третьего ноября для немецких частей державших фронт под Лодзью мало, чем отличалось от остальных дней прошедшей недели. Полученные за последние дни разведданные однозначно указывали на то, что новое наступление русских в ближайшее время ждать не следует. Через неделю максимум полторы на землю должен лечь снег, от чего любые наступательные действия становились невозможными. Зимой в Европе никто никогда не воевал, предпочитая отложить боевые действия до наступления тепла. Да и вряд ли русские смогут продолжить свое наступление. Хотя их и много, но и их силы и возможности не безграничны. За одно неполное лето и осень они смогли отодвинуть линию фронта от Пинска до самой Лодзи, почти полностью вернув себе все ранее утраченные земли. А это требовало огромные людские и материальные затраты.
Так или примерно так размышляли дивизионные и армейские штабисты Восточного фронта, готовя свои сводки с оперативной информацией, для подачи её вышестоящему начальству. Оно по решению кайзера поменялось и вместо престарелого фельдмаршала Леопольда Баварского, на пост командующего Восточным фронтом был назначен генерал-лейтенант Цейтлер, вместе с энергичным начальником штаба фронта генерал-майором Браухичем.
Совершая инспекционную поездку по воинским частям Восточного фронта, 4 ноября генералы Браухич и Цейтлер остановились на корпусном командном пункте, чтобы заслушать доклад командира II особого корпуса генерал-лейтенанта Фридебурга.
- В прифронтовой полосе противостоящей нам армии генерала Маркова появление конных соединений русских, их главных таранов по взлому нашей обороны не было замечено. Так же наша воздушная и наземная разведка не отмечает прибытие новых пехотных частей, что дает право предполагать о том, что наступательный порыв русских полностью иссяк, и они перешли к обороне. Вчера, правда, наши наблюдатели заметили в расположении противника некоторое движение и шум моторов, но это, скорее всего обычная ротация войск.
Начштаба говорил твердо и неторопливо. Его рука уверенно скользила по расстеленной на столе карте, время от времени касаясь, то одного, то другого обозначения воинских соединений коими она была основательно испещрена. Все это производило впечатление грамотного и хорошо знающего положения дел командира. Но приехавшим в корпус Блумбергу и Цейтлеру этого было недостаточно, и они принялись засыпать фон Бредова различными вопросами, на которые начштаба с достоинством отвечал. В этом увлеченной беседе мало кто из присутствующих на докладе офицеров обратил внимание на одинокий звонок, который прозвенел на столе дежурного офицера. Чей-то встревоженный голос сообщил, что десять минут назад через германские позиции в направлении Лодзи перелетела большая группа русских бомбардировщиков под прикрытием истребителей. Поднятые по тревоге немецкие самолеты вступили в бой с русским самолетами, но бомбардировщикам удалось прорваться и продолжить свой полет.
Принявший сообщение обер-лейтенант Гаусс, временно замещающий недавно заболевшего майора Фрома, принял казавшееся ему вполне правильное решение. Он немедленно позвонил в Лодзь и приказал объявить воздушную тревогу и поднять новое звено аэропланов базирующихся вблизи этого польского города. После этого он стал терпеливо ждать момента, когда в жаркой беседе командиров наступит пауза, и он сможет доложить высокому начальству о звонке. Наконец когда этот момент настал, и Гаусс уже собрался рапортовать, как все присутствующие в помещении явственно услышали громкий гул, усиливающийся с каждой минутой.
- Что это? – удивленно спросил Фридебург, и тут Гаусса точно током пробило. Он метнулся к окну и, взглянув в хмурое осеннее небо, тонко и пронзительно крикнул: – Русские самолеты!
Это действительно были русские бомбардировщики «Ильи Муромцы». Ровно одиннадцать штук надвигалось на командный пункт немцев, победно гудя своими моторами. Возможно, что русские летчики не сразу бы разобрались в месте расположении командного пункта корпуса, и это бы дало некоторый шанс немцам спастись, но возле крыльца четкой шеренгой стояли штабные автомобили, выдававшие присутствии высоких чинов.
Напуганные криком Гаусса высокие гости и командование корпуса поспешили покинуть помещение, что бы укрыться в холодном погребе расположенного рядом со штабом, но им не повезло. Едва только немцы появились на улице, как на них обрушились бомбы, сброшенные первой волной русских самолетов. Пилоты противника бомбили все, начиная от машин и кончая самим зданием штаба добротного дома польского помещика.
Бомбы сыпались на землю подобно яблокам в бурю, поражая своими осколками, всех кто не успел прижаться к земле. Вслед за первой волной русских самолетов подошла вторая, и вновь на корпусной штаб обрушились бомбы теперь более крупного калибра, основательно разрушая стены и перекрытия дома.
Сбросив свой смертоносный груз, самолеты противника не улетели а, совершив разворот, вернулись и принялись поливать из своих пулеметов, мечущихся внизу немцев. Пулеметы с аэропланов стучали непрерывно, старательно шаря по земле свинцовыми очередями в поисках своих жертв. Вжавшемуся под телегу Гауссу, все то время, которое длился вражеский налет, показалось вечностью. Один самолет противника сменялся другим, и каждый из них старался уничтожить незадачливого обер-лейтенанта своими страшными пулеметами.
Из всех офицеров штаба, Гаусс по счастливой случайности был единственным, кого миновали пули и бомбы врага за время налета. Весь его урон заключался в основательно заложенных взрывом ушах, от упавшей рядом с ним телегой гранаты, а так же щеки, которую он основательно ободрал о кованое колесо своей спасительницы. Другие участники совещания пострадали куда более серьезнее. Оба высоких гостя получили тяжелые ранения. У Цейтлера пулями были перебиты обе ноги выше колена и от сильной боли, генерал потерял сознание. Браухич получил осколочное ранение живота, осложненное сильным кровотечением.
