Корчной победил на чемпионате ФРГ в Бад-Лаутенберге, руководитель нашей делегации в неформальной обстановке предложил Корчному отдать ему, руководителю, три тысячи марок. На карман. А не то он, руководитель, напишет такую характеристику, что никуда из страны Корчного больше не выпустят.
Виктор Львович подумал-подумал, и подался в невозвращенцы. Всё-таки прежде подобного руководители себе не позволяли. Намекать — намекали, и сотню-другую да, брали, в качестве благодарности, но чтобы тысячи? Неспроста это! И Корчной решил, что его в любом случае снимут с дистанции, не дадут выехать за границу сразиться с Карповым — а он уверен, что шанс выйти на Карпова у него есть. Потому и остался. Так мне рассказали. Нет, не Геллер. Луи Виктор.
А что с руководителем, спросил я журналиста. Строгий выговор и предупреждение о несоответствии. Не за якобы вымогательство, это ведь не доказано, вдруг и и навет. За то, что Корчной остался на Западе. Факт ведь: остался.
Факт.
Теперь Нордибек Нигматов. Не думаю. Он талантлив, трудолюбив и работоспособен, гроссмейстерские перспективы у него есть — в отличие от Антона, уж прости, истина дороже. Тем более, при поддержке Рашидова. С чего бы ему отдаваться на волю чужих волн? Языков западных не знает, и вообще…
Остаются Фролов и Миколчук.
Они уж точно не моя забота. Нисколечко.
И вообще, это может быть провокацией. Цель — чтобы я тревожился, отвлекался, и тем самым стал хуже играть. Зачем это бабушке? Может, и нет никакой бабушки, а есть хитрая подковерная игра. После новогоднего случая ничему не удивлюсь.
Вывод?
Простой.
Миколчуку я ничего о предупреждении не сказал, и говорить не собираюсь.
Все свои домыслы, размышления и тревоги упакую в ящик, прочный, надёжный, упакую и отошлю на личный почтамт «до востребования». Пусть там и лежит.
У меня есть дела поважнее. Купить сидячие колясочки для Ми и Фа, например. Наши, советские, тоже неплохи, но заграничные и легче, и могут складываться, почти как зонтики. Сложил, сунул в багажник — и поехал хоть даже на «троечке». Трое взрослых и пара малышей. В тесноте, но сойдёт.
И мы пошли в магазин детских принадлежностей.
Стокгольм гораздо меньше Москвы, и лишь немногим больше Чернозёмска. Публичный, то бишь общественный транспорт есть, но с непривычки в маршрутах разобраться трудно. Проще всего взять такси, но вшестером в такси не влезешь. Значит, брать две машины. Дорого. Бюджет не потянет. Бюджет потянет пешие прогулки.
И мы пошли пешком.
Воздух сырой, осенний, хотя август только начался, и потому идти приятно — согревает. Первые пять кварталов приятно.
Потом немного утомляет. Отряд октябрят шагает в ногу, отряд октябрят осилит дорогу…
В детском магазине тоже слегка испугались, когда мы вшестером зашли внутрь. Но потом, видя, что не кусаемся, любезно показали ассортимент колясок.
Хорошие коляски. Купил. Пообещали доставить в отель к вечеру. А мне раньше и не нужно.
— Куда теперь? — спросил Миколчук.
— Ваши предложения? Картинная галерея? Опера? Ресторан? Или что-то другое? — ответил я.
Наступило неловкое молчание.
Действительно, куда?
Казалось бы — столичный город, заграница, глаза должны разбегаться, но…
Но Миколчук твердо сказал: культурная программа не предусмотрена. Хотите в театр? За свои. В музей — за свои. В ресторан — за свои.
Нет, суточных достаточно — и в недорогой ресторан, и в музей, но тогда не останется денег на одежду, обувь и радиотовары. Мы здесь пробудем более месяца, и если потуже затянуть всё, что затягивается, можно привести на родину знатную добычу. Обед съел — и нет его, про оперу и говорить не приходится, а вот магнитола — то вещь! Или куртка замшевая. Хотелось бы и того, и другого, и даже третьего, но мы материалисты, и понимаем, что не можем ждать милостей от природы. Я говорю мы, подразумеваю они. У меня лично денег довольно. Вот, книги купил, коляску….
Но магазины — они те же музеи, только бесплатные. Чего только нет в этих магазинах! Бритвенные станки, лезвия, одеколоны, мыло, кремы до и после бритья, да будь в кармане хоть тысяча крон, и то всего не купить!
— Тут неподалеку есть автосалон, — сказал Нордибек. — Можно посмотреть.
И в самом деле, отчего б и не посмотреть? Мужское дело — посмотреть на автомобили.
Салон не то, чтобы неподалеку, но — дошли.
Продавцы присмотрелись — и распознали во мне серьезного покупателя. Нюх у них. Интуиция. Или тоже узнали?
Мне приглянулась «Вольво — 245», универсал. В Москве у меня автомобиля нет? Нет. Нужно брать «Вольво»! Барон Шифферс очень хвалил, и вместительная, и надежная, и смотрится хорошо. Семейная. На миллион километров!
А Нордибек присматривался к купе, «Вольво — 242». Всерьез присматривался.
— Брать будешь? — спросил шутя Антон. Он переводил на немецкий вопросы Нордибека к продавцу.
— Да, буду. Дядя дал денег, на день рождения. Купи, говорит, хорошую машину, Нори.
Немая сцена.
Лето 1977 года
За чистоту и порядок
— Ждите здесь, — сказал сопровождающий. И ушёл.
Саулин остался ждать.
Пять минут, десять… Он вновь и вновь проигрывал, как ему себя вести. Сдержанно и с достоинством, как должно истинному патриоту. Без подобострастия, но с готовностью служить.
Спустя полчаса он стал думать о том, почему в коридорах нет стульев. Куда как удобнее было бы ждать сидя, нежели на ногах. Или это специально, чтобы прониклись? Вот в церкви тоже стоять нужно, он как-то был в церкви, на пасху, когда отлавливали студентов. Потом пришла команда «прекратить». То есть продолжать отлавливать можно и нужно, но не в самой церкви, а на подступах. Так вот, в церкви стоят все, как миленькие. Чтобы место знали, не заносились. А места-то и нет никакого. У западников другое. У них в церкви — как в аудиториях. Скамейки как парты, чтобы и сидеть, и молитвенник положить. Или тетрадь, записывать проповедь. Саулин и в лютеранской церкви был, в Таллине, куда ездил когда-то на экскурсию, с комсомольским активом. Из интереса только зашел, конечно. С познавательной целью.
Через полтора часа его позвали в кабинет.
— Саулин, по заявлению на Чижика, — сказал лейтенант сидящему за столом штатскому.
— Саулин, Саулин… Да. Можете идти. Передайте дежурному, пусть приготовит… ну, как обычно.
— Так точно, товарищ полковник!
Полковник — это хорошо, подумал Саулин, полковник — это серьезно. Значит, не зря писал.
Полковник махнул рукой, показывая на стул.
Он сел.
— Ваше письмо передали нам для рассмотрения и ответа по существу, — полковник открыл папку, лежавшую на столе и достал несколько листков. — Прежде всего я должен спросить:
