…Командующий особой дивизией НКВД генерал Трофимов лично встречал прибывших у дверей своего кабинета. Зашло человек восемь, считая и Ерошкина. Никого из вошедших с ним офицеров он не знал в лицо, хотя и не мог поручиться в том, что не видел кого-нибудь из них раньше. Затемнение в военной Москве соблюдалось неукоснительно, поэтому шторы на заклеенных окнах были наглухо задернуты, верхний свет выключен. Неизбежный портрет вождя над головой генерала сквозь полутьму задумчиво смотрел на вошедших. Работал лишь стоявший в конце длинного т-образного стола зеленый светильник, скрывая лица собравшихся в полутьме и создавая в кабинете атмосферу иллюзорности и загадочности.
– …Товарищи! – обратился к собравшимся генерал, как только все расселись за столом. – Вы меня знаете и по особому регламенту согласно требованиям секретности я не буду представлять вас друг другу. Скажу лишь, что все вы – равные по положению, опыту и возрасту офицеры, и заниматься вы будете схожим делом. У каждого из вас будут свои, особые задания, но этот инструктаж, общий для всех, вы обязаны запомнить слово в слово.
Увидев, что некоторые офицеры потянулись к своим планшетам за карандашами и блокнотами, генерал отрицательно покачал головой и, подозвав неслышно стоявшего в углу адъютанта, сказал тому что-то. Адъютант поспешно вышел через узкую дверь в углу, очевидно, ведущую в смежную комнату. Вскоре он вернулся в кабинет, пропустив перед собой человека с короткой стрижкой. В этот самый миг Ерошкин сосредоточил все свое внимание на вошедшем. Как опытный разведчик, подполковник знал, насколько важны детали, и моментально сообразил, что от вошедшего незнакомца зависит его будущая судьба. По гробовому молчанию, отсутствию даже вдохов-выдохов Ерошкин понял, что его собратья по оружию интересуются незнакомцем ничуть не меньше его. А тот, мужчина лет шестидесяти, осунувшийся от постоянного недоедания, в растерянности замер посреди кабинета. Генерал кивнул на стул рядом с собой, но вошедший, подслеповато щурясь, не заметил и продолжал топтаться на месте, пока адъютант-шаркун не отвел его к стулу за локоть.
«Свежий зек, интеллигентный человек, образованный», – с ходу определил Ерошкин, сделав те же выводы, что и остальные офицеры, поднаторевшие в сложной науке изучения людей. «Наверняка ученый»…
– …Итак, – проговорил посреди кабинетной тишины генерал. – Товарищи офицеры, еще раз повторяю: слушать крайне внимательно, запись не вести, вопросы не задавать. Все, что вам надо знать, это то, что инструктаж проводит ученый, большой специалист в своем деле. Прошу вас, – уважительно обратился Трофимов к сидящему на краешке стула человеку. – Приступайте.
…Ерошкин слово в слово запомнил все, что услышал тогда. Ученый вначале сбивчиво, а затем, успокоившись и с удовольствием прихлебывая предложенный ему генералом горячий чай, начал рассказывать умопомрачительные вещи. Хватая с блюдца кусок за куском сахар-рафинад и разжевывая его своими плохими, частично выбитыми зубами, «профессор», как его мысленно окрестил подполковник, скороговоркой открывал перед офицерами целый мир, новый мир. Мир нового оружия. Когда ученый уходил в сторону, генерал одергивал его, а под конец речи профессора о насыщенности мира статическим электричеством и круговороте энергий не выдержал:
– …Так… кхм… инструктор! – Трофимов встал, вскочил и сидящий рядом «профессор»; повинуясь субординации, встали офицеры, но генерал кивком усадил всех обратно. – Давайте отделим зерна от плевел. Присутствующим не важны ваши академические знания, не нужна им и лекция по физике, или чем там вы занимаетесь. Изложите, как может выглядеть объект, каковы признаки его работы, сложно ли его обнаружить?
– Да, наверное, несложно, – профессор нервно кашлянул, теребя пальцами борт новенького, не по размеру большого пиджака. – Скрыть объект такого рода невозможно, для достижения большой мощности приборы должны быть расположены на значительной площади. Работа объекта, или, как мы его называем, ЭМАП – электро-магнитная атмосферная пушка, – генерал недовольно кашлянул, и ученый испуганно зачастил дальше, – так вот, его работа будет сопровождаться мощными электрическими импульсами, которые будут выглядеть как обыкновенные молнии. После выстрела последует северное сияние, да-да, именно оно, а затем обильные атмосферные осадки. Их, впрочем, может и не быть. Все зависит от цели операторов аппарата… Вы должны следить за любыми необычными атмосферными явлениями, но главное – северное сияние…
…Дождь лил не переставая, и Николай в какой-то момент подумал, что это само небо крупными слезами плачет по ним, пропадавшим в этом необъятном лесу. Сгинуть тут казалось проще простого: дремучий бурелом, болотца, неожиданно становившиеся непроходимыми топями. А тут еще этот дождь, из-за которого лесная земля совсем разбухла. Пришлось замедлиться, чтобы сберечь ноги – один вывих, и пиши пропало. Иван молча брел впереди. Шли весь день, вначале быстро, а потом очень медленно, пока уже в наступившей глубокой ночной темноте не начали вязнуть в болоте. Сдали назад, вылезли, не сговариваясь заползли в относительно сухую ложбинку между несколькими пушистыми елочками. Сняли мокрую хлюпающую обувь, легли на спину, тяжело дыша. Николай хотел было сделать хоть какое-нибудь подобие шалаша, но, поднявшись, почувствовал, как кольнуло сердце и неожиданно закружилась голова. Ноги подогнулись, и он шлепнулся обратно на землю.
– …Ты чего, браток? – раздался рядом хриплый шепот Ивана. – Хреново, да? Да ты лежи, лежи, куда в такой тьме шебуршиться? Надо тебе отдохнуть, ты поспи пока, что ли…
…Николай сполз поближе к дереву, там, где было посуше, прижал к груди колени, чтобы ступни не сваливались в лужицу посередине, прислонился к стволу и моментально провалился в сон. Иван сразу заснуть не смог; обломав четыре веточки снизу ели, он повесил на сучки свои и Колины сапоги, чтобы просохли. Сел и, слепо уставясь в ночную темноту, задумался. Он устал почти так же, как Николай, но мысли не давали ему покоя.
«Так вот для чего я занимался спортом, постоянно тренировался, – отрешенно думал Конкин. – Как же странно все это. Я убивал их с наслаждением». Он снова вспомнил, как ловко и быстро орудовал ножом, вспомнил, как острое стальное лезвие пропарывало чужие живые и напряженные тела, и снова ощутил то звериное наслаждение победы над врагом. «Да, такое наслаждение может дать только нож, винтовкой или автоматом будет совершенно по-другому… винтовкой… винтовкой»…
…Яркое солнце, пробившись ненадолго сквозь густые тучи, разбудило их ближе к полудню. Николай приподнялся, с трудом разомкнул веки, почмокал сухими губами, огляделся, устремил взгляд во мглу между стволов, поднял голову и посмотрел на небо…
– …Эй, подъем, хватит дрыхнуть, – Удальцов повернул голову, и не увидел Ивана рядом. Встал, огляделся, нашел свои вещи аккуратно сложенными у ствола ели, сухие сапоги висели на сучках повыше. Коля довольно пробормотал: – Вот спасибо!..
