– Русского разорвало на куски!
– Эвакуируйте солдат на моем личном Хорьхе. Водителя похоронить, ну а грузовик… грузовик спишите и оттащите на стрельбище. – Сдержанный штандартенфюрер все же не удержался от восторга: – Приготовьте наш доклад в Центр! Да, с таким оружием мы будем непобедимы! Враги будут трепетать перед нами…
Обернувшись на крики, офицеры увидели, что взгляды солдат устремлены вверх, в небо. Там, на недосягаемой высоте, при садящемся солнце переливалось и блестело всполохами… северное сияние!
Подполковник Ерошкин был недоволен. Когда он начинал нехорошо улыбаться, или поглядывал искоса и пощипывал себя за кончик носа, или же выбивал барабанную дробь пальцами по металлическому портсигару, спрятанному в нагрудном кармане гимнастерки, хорошо знающие его подчиненные старались спрятаться от неминуемой грозы. Румяный здоровяк Паша Гогачев, исполнявший помимо прочего обязанности порученца командира, по понятным причинам, спрятаться никуда не мог, а потому стоял рядом, в готовности принять позу смирно и поедал любимое начальство глазами…
– …Где они, где эти разгильдяи шляются?! – не выдержав, взревел подполковник государственной безопасности и швырнул окурок папиросы в угол землянки. – Мишка Оол где?
Понимая, что вопрос ставится риторический, все вокруг молчали. Положение действительно складывалось непростое. Мало того, что Центр ежедневно слал грозные шифровки, в которых Отряд чуть ли не напрямую упрекали в пассивности и бездействии, неприятным и, чего греха таить, тревожным было уже многодневное отсутствие ребят и посланного за ними «хвостом» многоопытного снайпера. Да и наблюдатели докладывали о постоянных патрулях и поисковых группах эсэсовцев, которые кружили по безлюдному району…
…Вышагивая по устланному нарезанными ветками земляному полу, подполковник Ерошкин на самом деле не думал ни о чем важном, не составлял планов на будущее. Он просто ходил и ходил…
– …Серега! Да ты уже верст двадцать намотал! – Из всего Отряда только майор-особист Михаил Назаров мог позволить себе такое фамильярное обращение к командиру. Ерошкин промолчал. – А как ты думаешь, Серега, не переметнулись ли ребятушки, а? Конкин вон белобрысый. Переодень его и чистый фриц будет, да еще и по-немецки шпрехает, а? Да шучу я, шучу…
Подполковник поморщился, Назарова, с его идиотскими шуточками и претензиями на значительность, он не любил. Но терпеть его приходилось. Хотя функции Назарова в Отряде были чисто номинальными – а именно обеспечение секретности, от его доклада зависела карьера и подполковника, и его начальства в штабе первой особой дивизии НКВД, по линии которой отряд и был сформирован. С неизбежным злом приходилось мириться…
– …Товарищ подполковник! Срочно выйдите на улицу, – еле сдерживаясь, не своим, срывающимся голосом проговорил вбежавший Гогачев. – Такого вы еще не видели!
…Выскочившие вслед за Гогачевым на поверхность офицеры с удивлением обнаружили, что практически весь Отряд, даже часовые, столпились на полянке, увлеченно жестикулируя и показывая пальцами в небо.
– …Это что за митинг?! – Подполковник побагровел от ярости. – Ну-ка, быстро все по местам!
– Товарищ подполковник, – фальцетом проговорил стоящий рядом Назаров. – Посмотрите на небо!..
…Там, на недосягаемой высоте, в стратосфере, всеми цветами спектра переливалось великолепное, потрясающей красоты северное сияние… которого никак, ну совершенно никак нельзя было увидеть здесь, на этой параллели…
– …Это сияние всего лишь побочный продукт, неизбежное зло! – рассеянно проговорил профессор. К счастью, он был неприхотлив и консервативен в еде и довольствовался простым солдатским блюдом: сосисками и горошком, с удовольствием запивая их неизменным холодным светлым баварским пивом. – Jedes Warum hat sein Darum (каждое почему имеет свое потому. – Прим. автора ). Кстати, штандартенфюрер, я должен принести вам свои извинения за грузовик, впрочем, с таким количеством вышек заряд не может быть идеально стабильным…
– Пустяки, герр фон Айзенбах, – штандартенфюрер Штуце с удовольствием откинулся в кресле с кружкой пива и, отбросив свои манеры, сделал большой шумный глоток. – Грузовик не имеет значения. И, кстати, теперь мне совершенно ясно, почему вы настаивали заблаговременно решить вопрос с этими дикарскими деревушками. Вы гений дважды: великий ученый и великий организатор. Однако же я был бы крайне признателен, если бы вы занялись моим упущенным образованием. Знаете, мне очень интересно, как эта ваша установка действует? Мы будем поджаривать большевиков молниями с небес?!
Профессор непринужденно расхохотался. Сидя в кресле-качалке с кружкой пива в руке, в теплом халате и домашних тапочках, фон Айзенбах совершенно не походил на создателя грозного оружия. Ученый пребывал в замечательном настроении: его дом наконец-то был достроен, несколько по-спартански, но с немецкой аккуратностью и в полном соответствии с его пожеланиями. Пока дом не был готов, профессор ютился в кузове грузовика, который ему любезно уступил штандартенфюрер, переехав на время в палатку. Сам фон Айзенбах жить в палатке отказывался наотрез…
– …Знаете, Руди, – профессор печально вздохнул. – Моя беда, мое вечное проклятие заключается в том, что я – сибарит, обожающий хороший немецкий комфорт, в силу научных потребностей вынужден вести образ жизни дикарей-кочевников. В детстве, Руди, я наблюдал, как живут цыгане. В своих шатрах и палатках, в вечной грязи, антисанитарии… – профессор передернулся от отвращения. – С годами у меня выработалась стойкая антипатия ко всякого рода палаткам, и я дал себе слово, что больше никогда там не усну, даже если альтернативой станет ночевка под открытым небом. Ах, эти конструкторы авиабомб, танковых пушек, изобретатели отравляющих газов, эти неженки-инженеры… Пожалуй я не открою вам страшной тайны, вы уже наверняка догадались, друг мой, что мы здесь заняты совершенно особенным оружием – оружием климатическим…
…Штандартенфюрер Штуце поперхнулся пивом, закашлялся. Головоломка в его разуме сложилась, фрагменты заняли свои места. От волнения он подскочил, с шумом уронив стул, пролив пиво себе на грудь и со стуком поставил кружку на стол. Входивший в кабинет с подносом фельдфебель-порученец растерянно заморгал – всегда сдержанный и корректный, штандартенфюрер СС Рудольф Штуце в облитом пивом кителе трясущимися руками пытался зажечь сигарету, торчащую из его рта фильтром наружу. Не выдержав, профессор дружески расхохотался.
– Mein Gott! – щелкая зажигалкой, штандартенфюрер наконец-то перевернул сигарету, но, все еще не в силах успокоиться, он заговорил не своим голосом. – С таким оружием мы будем непобедимы! Теперь-то мне понятны ваши слова о том, что мы сможем «управлять самим театром военных действий»! Потрясающе! Захотим и заморозим противника!..
