– Ну и что?
– Не туда, мол. Так они говорят. Некоторые злые.
– Спасибо, я знаю.
Нил не спросил, откуда граф знает о настроении матросов, – привык, что тот вообще мало чего не знает. Кивнул, вздохнул и, поняв, что сейчас к барину лучше не подступаться, испарился.
Надо бы с ним сейчас побеседовать, да недосуг. Ничего, мальчишка уже более-менее оправился от подземного кошмара, дальше пусть сам. Телом хил, но стержень внутри имеет. Такому тепличные условия лишь во вред.
Итак. Документы. Личные дела.
Гимназия или реальное училище, Морской корпус, производство в первый чин, служба там-то и сям-то, участие в таких-то и сяких-то походах и кампаниях, награды, ранения… Послужные списки русских морских офицеров отличаются друг от друга длиной и блеском, но не общей канвой. Дополнительные сведения дают больше. Прежде всего – происхождение. Немало потомственных дворян, но есть и дети разночинцев. Канчеялов, например, сын священника. Еще лет тридцать назад таковых называли офицерами «черной кости» и зажимали при всяком удобном случае. Да и сейчас, что греха таить, пробиться в адмиралы из низов сложнее, чем из аристократии… хотя есть замечательные исключения, тот же морской министр Грейгорович, к примеру…
Дает это что-нибудь?
Нет.
Далее. Судя по представленным Сутгофом документам, которые Лопухин предпочитал именовать на французский лад «досье», ни один из офицеров «Победослава» не был связан с Третьим отделением. Случайность ли? Возможно ли, что деликатная миссия «внутренней» охраны цесаревича была доверена всего-навсего одному человеку, графу Лопухину?
Да, возможно, учитывая репутацию последнего. Но нет худшей ошибки, чем иметь о себе преувеличенное мнение. Поставив себя на место шефа Отдельного корпуса жандармов, Лопухин признал: если бы планирование охраны цесаревича было поручено ему, он обязательно ввел бы в экипаж своего агента. Береженого бог бережет. Подстраховка агента явного агентом тайным никогда не бывает лишней.
Стало быть, следует исходить из того, что существует еще один агент?
Стало быть, да.
И тут наибольшее подозрение падает на мичмана Свистунова. Был взят на борт в последний момент, пьянствовал с цесаревичем, дерзок, за словом в карман не лезет, сознательно вызвал неприязнь к себе со стороны агента явного…
Кто он: союзник или враг?
Неизвестно, на чьей стороне Сутгоф. Если он не участвует в заговоре против цесаревича и, следовательно, второй агент – союзник, то почему он действует в одиночку? У семи нянек дитя без глазу. Быть может, «наверху» не вполне доверяют статскому советнику Лопухину?
Возможный вариант. Оскорбительно, но надзирать за надзирающими – давняя традиция.
Но нельзя – ни в коем случае нельзя! – исключить и того, что тайный агент Третьего отделения имеет задание ликвидировать цесаревича…
Еще одна возможность: статского советника Лопухина разыгрывают втемную.
С какой целью?
Есть два пути к двум разным ответам. И выбор между ними определяется тем, на чьей стороне Сутгоф.
Можно ли попытаться вычислить это?
Попытаться – да. Получить точный ответ – нет.
Задачка…
Табачный дым висел в каюте слоями. Лопухин выпустил изо рта дымное кольцо – маленькое, шустрое и какое-то злое.
Замкнутый круг. И мысль бежит по кругу, как лошадь на корде, не в силах вырваться на простор.
Ладно. Пусть. В конце концов может оказаться так, что Свистунов вовсе ни при чем. Кстати, если бы он имел задание устранить цесаревича, кто мог помешать ему опоить его императорское высочество еще в Данциге?
И тем не менее он подозрителен.
А кто еще?
Боцман Зорич?
Безусловно подозрителен. Чего стоит одно его показное геройство. Однако… оно вовсе не показное, учитывая поведение боцмана в бою. Возможно, он без двойного дна – просто бесстрашный старый служака, заматеревший на службе.
Каперанг Пыхачев?
Тоже не исключено! Слишком уж легко уступил он нажиму цесаревича и лег на курс, приведший к встрече с пиратами. Хитрый враг или просто тряпка? Правда, в бою держался молодцом, но это как раз бывает – храбрейшие вояки иной раз боятся высокопоставленных особ больше, чем противника.
Полковник Розен?
Слишком уж прям, все колючки наружу, не умеет сдерживать свои эмоции… или нарочно не хочет? Если это маска, то, ей-ей, замечательная. Браво! И главное: ему проще, чем кому бы то ни было, устранить цесаревича.
Капитан-лейтенант Враницкий? Лейтенант Гжатский? Мичман Корнилович? Священник отец Варфоломей? Эти и остальные менее подозрительны, но нельзя же считать врагом человека на том основании, что он вне подозрений! Это не метод – это извращенная логика господ сочинителей романов о сыщиках!
Итак, под особым подозрением: мичман Свистунов, боцман Зорич, каперанг Пыхачев, полковник Розен. Именно в такой последовательности.
Досье на боцмана самое тощее. О Розене сведений нет вообще. Пыхачев – боевой офицер, участник двух кампаний, далее список наград, и вообще его досье смахивает на панегирик. Для командования судном, несущим на борту особу императорской фамилии, кандидатура вполне подходящая. Происхождение: из дворян Пензенской губернии. Женат, супруга с двумя дочками проживает в Петербурге на Гороховой в собственном доме. Неплохо для каперанга!.. Ага, вот и ответ: Капитолина Ефремовна Пыхачева, в девичестве Ряпушкина. Кто не знает промышленников Ряпушкиных? За такой невестой можно получить в приданое дом не в самой худшей части столицы и сверх того еще тысяч триста. Особенно если невеста нехороша собою. Хотя это как раз необязательно – все-таки через нее Ряпушкины породнились со столбовым дворянским родом, да и учли, наверное, карьерный потенциал бравого моряка…
Можно ли купить Пыхачева деньгами?
Вряд ли.
А карьерными видами?
Не исключено. Но какие карьерные виды может иметь командир судна, на котором погиб наследник престола?!
Лопухин стукнул себя по лбу. Вот дурак же! С этого надо было начинать!
Есть ли в личных обстоятельствах каперанга нечто такое, что для него превыше богатства и карьеры, не говоря уже о верности присяге? Гм… не усматривается.
Итак, список особо подозреваемых следует сократить до трех человек…
Нет, пожалуй, даже до двух. Розен, конечно, мало симпатичен, и досье на него отсутствует, но если он играет роль человека честного и прямого, то великий актер Кочанов ему в подметки не годится. Следовательно – в сторону.
Итак, двое: Свистунов и Зорич. Кто из них?
Или все-таки некто третий?
Угрюмо шепчущиеся матросы видели, как слуга графа трижды бегал с кофейником на камбуз, где варил крепчайший кофей. Некоторые строили предположения о том, куда девается вся эта жидкость. Ведь не может такого быть, чтобы один человек спокойно выдул три немаленьких кофейника! От такой дозы сердце выпрыгнет через пищевод, если раньше не порвется, как ветхая тряпица.
– У нормального человека – знамо дело, – прокомментировал сигнальщик.
– Выходит, наш граф ненормальный? – поддел его один из марсовых.
– А то нет? Глянь хоть на компас, хоть на солнце – куда он нас ведет? В пустоту океанскую? Ненормальный и есть, тут и к лекарю не ходи – и так видно.
– Может, ему лучше видно, а не тебе, неученому? Где бы мы без него были? Забыл, как на Груманте он нас на пиратов вел? По-твоему, того ради, чтобы утопить?
– А то нет? С него станется! Граф, мать его! Сиятельство! Да еще служит в Третьем отделении. Ты не знал?
– Нет.
– Ну так знай, башка твоя стоеросова!
В кучке матросов, придвинувшихся послушать интересный разговор, больше никто не стал перечить рассудительному сигнальщику.
– Матросы шепчутся, – доложил графу Кривцов на следующий день.
– О чем? – Лопухин сделал вид, что ничего не знает о настроениях в команде.
– Полагаю, о нашем курсе. Жду неприятностей. Да вы бы, Николай Николаевич, хоть иллюминатор открыли! Топор можно вешать. Клопов, что ли, травите?
– Мышей, – улыбнулся Лопухин.
– От такого фимиама и крысы сдохнут. Себя бы пожалели. Давно ли от болезни оправились?
– Не беспокойтесь, не умру. Нет у меня такой привычки. Каким курсом идем?
– Двести шестьдесят. Ветер зюйд-ост, три балла и слабеет. Не развести ли пары?
– Ни в коем случае. Топливо приказываю беречь. Каков ход?
– Шесть с половиной узлов.
– Хорошо. Благодарю за предупреждение.
Предсказанные неприятности не замедлили явиться вместе с Аверьяновым. Боцман пришел один и был настолько вежлив, что даже постучал в дверь каюты Лопухина. Тон его, однако, был далек от почтительного, а рот кривила всегдашняя жесткая усмешка.
– Братва интересуется: куда это мы с такой прытью чешем на вест?
– В Иокогаму, а оттуда во Владивосток, – сухо ответил граф, понимая, что дальше темнить не стоит.
Эффект вышел разительный – глаза боцмана округлились, челюсть слегка отвисла, а куда подевалась усмешка – трудно сказать.
