Аркадьевич.
– Да что тут делать? – пожала плечами я, – послать их на три буквы и работать дальше.
– Не получится послать, – покачал головой Иван Аркадьевич.
– Почему это? – не поняла я.
– Во-первых, они прислали мне копию, а еще одно такое же письмо они послали в горисполком. Ты понимаешь, что это значит?
Я обречённо кивнула. Сволочная Шурка подсиропила мне на всю жизнь. Если там дадут ход письму, то на моей карьере можно ставить крест.
– А во-вторых, они – твои родители, – грустно сказал Иван Аркадьевич. – И так поступать с родителями нельзя.
– Иван Аркадьевич! – взвилась я. – Да они сами…
– Знаешь, Лида, – перебил меня шеф, – какие бы они у тебя ни были, они у тебя есть. А вот у меня – никого не было. Даже таких. Понимаешь?
– Я-то понимаю! Но они взяли по два гектара сахарной свеклы, хозяйство огромное. И всё, чтобы помогать Лариске. Это сестра. Их родная дочь. А я должна теперь ездить и пахать на их гектарах, чтобы все было Лариске.
– Я тебя понимаю и сочувствую, – кивнул Иван Аркадьевич, – но ты должна сейчас сделать две вещи…
– Что?
– Попробовать помириться с родителями и уговорить мать забрать письмо из горисполкома.
– Она не пойдёт на это, – понурилась я.
– Тогда у тебя нет выхода, – нахмурился Иван Аркадьевич. – Разве что попробовать съездить в горисполком и тихо порешать вопросы.
– У меня там есть знакомый, – сказала я со вздохом. – Товарищ Быков.
– Это хорошо, – согласился шеф, – далеко не последняя фигура там. Попробуй попросить его помочь. Но имей в виду, он-то может и порвёт это письмо. Но нигде нет гарантии, что твои родители не начнут писать выше. И тогда и тебе, и нам, и ему будет совсем несладко.
И я пошла к «опиюсу».
Лев Юрьевич обрадовался мне, как родной, и от избытка радости засветился, словно новогодний фонарик:
– Заходи, Лидия! – по-свойски сказал он мне и радушно махнул рукой по направлению удобного диванчика рядом с чайным столиком.
У меня в кабинете тоже такой диванчик стоял – в наследство от Урсиновича достался. Фишка этого диванчика была в его обманчиво благодушной мягкости. Когда женщина в юбке туда садилась, то её задница моментально «уезжала» вниз, а коленки оказывались наверху. Если юбка была не ниже колена, то ноги оголялись почти полностью. Я у себя в кабинете, естественно, любоваться чужими коленками не собиралась, поэтому использовала этот диванчик как дополнительную «полку» для папок и бумаг. Посетителей же предпочитала усаживать на обычные стулья.
Поэтому на предложение я не повелась и примостилась на краешке неудобного стула, изобразив скромность и давая понять, что мой визит не затянется.
Но чёртов «опиюс» мой манёвр раскусил, насмешливо хмыкнул и устроился на стуле напротив:
– Ну, что расскажешь? – спросил он, напустив на себя серьёзный вид.
– Лев Юрьевич, у меня один вопрос.
– Валяй, – покровительственно разрешил тот и откинулся на спинку стула.
– Вы на меня письмо уже получили?
– Что за письмо?
– От моей матери…
– Не понял? – чуть нахмурился Быков.
– На работу уже пришло. Жалоба, – начала объяснять я, – но там копия, под копирку написано. А оригинал в горисполком ушел.
– А горисполком тут причём? – удивился «опиюс», – в партком обычно жалобы пишут…
– Могу лишь предположить, что мать хотела, чтобы наверняка.
– А что случилось? О чем там? В двух словах обскажи.
– Мать просит вернуть меня в лоно семьи и повлиять, чтобы я стала выполнять свой долг перед родителями, – кратко рассказала суть письма я.
– Никогда бы не подумал, что ты с родителями так себя ведешь, – покачал головой «опиюс», – Нехорошо это, не по-людски как-то.
– Вы меня поругать решили? – вспыхнула я, поднимаясь, – ладно, пойду тогда. Извините, что отвлекла от работы, Лев Юрьевич.
– Погоди ты! – поморщился Быков. – Не капризничай. Всё равно не пойму. Почему твоя мать жалуется? Ты когда последний раз у родителей была?
– Три дня назад, – подавила вздох я.
– И что там случилось? Почему она письмо написала?
– Да всё просто, – пояснила я, – у меня зарплата хорошая, квартира моя и Светкина, вот сестру и заело, и она мать настропалила. А матери тоже лишние рабочие руки нужны…
– Ну так и помогла бы, – не понял Быков.
– Да что им помогать? – удивилась я, – и мать, и отец на работу ходят, до пенсии еще далеко. Они в колхозе работают, зарплату нормальную получают. Плюс хозяйство, огород.
– Может, не справляются уже?
– Конечно не справляются, – подтвердила я и принялась перечислять, загибая пальцы, – две коровы, четыре козы, два кабанчика, о курах-гусях я даже не говорю. Кроме своего огорода еще один есть. Но этого мало и мать два гектара свеклы на поле взяла. Конечно им батраки нужны. Если бы больные были и на еду не хватало – я бы деньги регулярно давала, мне не жалко. Но вот это уже чересчур! А ведь у меня тоже семья есть, работа, да и отдохнуть хоть иногда на выходных хочется…
– А сестра помогает?
– Не очень, – помотала головой я, – да и муж у неё в запой ушел, вот мать и решила меня припахать.
– Всё ясно, – сказал Быков и нажал на кнопку коммутатора, – Мариночка, зайди ко мне.
Через миг на пороге материализовалась секретарша Мариночка – юное лучезарное создание с бараньими белокурыми кудряшками и такими же бараньими глазами небесно-василькового цвета. Я взглянула на нее, на то, как «опиюс» ей улыбнулся (по-отечески, конечно же, ага) и у меня словно гора с плеч – «демонической» Олечке тут уже ничего не светит.
– Марина Игоревна, – деланно строго сказал «опиюс».
Мариночка радостно зарделась и преданно захлопала ресницами.
– Посмотрите корреспонденцию за вчерашний день. Нужно найти письмо из деревни… эм… Как деревня называется? – перевел взгляд на меня Быков.
– Красный Маяк, – подсказала я.
– Деревня Красный Маяк, – повторил Быков.
Мариночка упорхнула, а Быков нахмурился:
– Очень плохо, Лидия, что твои родственники решили на тебя жалобы писать. Ты же понимаешь, что на моём месте мог быть совсем другой человек и непонятно как бы всё обернулось?
«Ну вот и торг пошел», – подумала я и мысленно усмехнулась.
– Лев Юрьевич! – Мариночка сладким лучиком ворвалась в мрачный зев кабинета, – а письма нету!
– Не пришло?
– Я проверила в журнале – было, – захлопала ресницами Мариночка, – но мы почту с утра разобрали и письмо передали…
– Куда? – подхватился Быков и Мариночка испуганно пискнула:
– В горком партии…
– Ипиегомать! – выругался Быков и стукнул кулаком по столу так, что хрустальная вазочка аж подпрыгнула и жалобно зазвенела.
– Но Лев Юрьевич… – запричитала Мариночка, – вы же сами сказали… да и почту разбирает Бэлла
