плотного телосложения, волосы черные вьющиеся, лоб низкий, нос широкий, губы толстые. Особая примета — негр".
* * *
Спустя два дня поиски Сапожникова так ничего и не дали. Судя по всему, гад залег на дно. На работе, естественно, не появлялся (там ждал его Погодин с парой приданных оперативников), друзей и родственников у него не оказалось. И не удивительно. Волк-одиночка, который ненавидит целый мир. Похоже, что Горохов прав насчет Сапожникова, а вот Света немного ошиблась. Что ж, бывает.
Я, признаться, вообще в психологию раньше не верил. Думал, что это развод для лохов — годами посещать мозгоправа, вливая в его бюджет кругленькую сумму своих кровных. Но после знакомства со Светой, увидев, как ловко она щелкает преступников, выводя их на чистую воду, проникся некоторым уважением. К Свете, в основном, и немного — к психологии.
— Что там с кровью? — спросил на внеочередной планерке Горохов. — Которую из морозильного ларя изъяли.
— Не готов еще анализ, — развел руками Катков (он, по настоянию шефа, курировал нашу работу с бюро СМЭ).
— Как не готов? — хлопнул ладонью по столу Никита Егорович. — Два дня прошло.
— Сказали, у них гема-сыворотки неожиданно закончились. Новые заказали, но пока не пришли еще. Из Цыпинска в областное СМЭ образец отправили.
— Бардак! Вот всегда так у нас в стране сейчас! Не было раньше такого!
— Можно из Москвы сыворотки запросить, — предложил я. — Местным бы не дали, а нам дадут.
— Да они дольше идти будут, — отмахнулся Катков. — Областные буквально завтра обещали все сделать.
В дверь постучали.
— Открыто! — рявкнул шеф, еще пыхая возмущением от нерасторопности местного Минздрава.
В кабинет вошел поп. Самый настоящий. Или кто он там? Я не разбираюсь в церковных санах. В черной рясе до пола, на груди крест на цепочке желтой. Вряд ли золотая. Уж слишком тускло поблескивает. Медь или латунь, скорее всего.
Борода густая до груди достает, чернотой слилась с усами, еле губы видно. Чуть вьющиеся черные волосы с редкими серебристыми прожилками седины спадают до плеч. На вид лет сорок-пятьдесят. Точнее не скажешь, слишком много растительности на голове.
Балахон не мог скрыть крепкую, без пуза фигуру. Ростом невелик, но черный «колпак» на голове придавал дополнительной стати.
— Мир вам, служивые, — поп отвесил поклон головой, но глаз не опустил, внимательно нас осмотрел, будто грешников выискивал. Глаза умные, во взгляде застыло спокойствие и некая даже умиротворённость. Сразу видно, работа у него не нервная, размеренная.
— И вам не хворать, гражданин, — Горохов, как ярый атеист, оглядел его испытывающе и скептически. Спасибо, что не с презрением.
— Отец Арсений, — невозмутимо поправил Горохова вошедший. — Можно просто: батюшка.
— Как скажете, гражданин батюшка, — продолжал капать ядом шеф.
Чтобы разрядить обстановку, я представился, но руку не протянул. Не помню, как там их приветствовать полагается. Руки жать или целовать? Если целовать, то я совсем не был готов.
А после спросил:
— Чем обязаны, отец Арсений?
— Со старшим хочу поговорить вашим. С глазу на глаз. Вы главный? — обратился он ко мне.
— Нет, — я кивнул на шефа. — Вот наш начальник, следователь по особо важным делам прокуратуры СССР Горохов Никита Егорович.
— Жаль, что не вы, — как бы невзначай бросил батюшка, отчего Горохова немного перекосило.
— Что у вас там? При всех говорите, — сухо сказал шеф. — У меня от личного состава секретов не имеется.
— Я насчет заблудший грешной души хотел побеседовать.
— Спасибо, Арсений батькович, но как-нибудь в другой раз исповедуюсь. Работы много, знаете ли…
— Да не про вас речь пойдет, а о Евгении, рабе божьем. Чувствую, сгорит человек. Раньше каялся, а все одно на кривую дорожку бесы его тянут. Вот, пришел к вам за помощью.
— Если у вас проблемы с вашими прихожанами, то советую обратиться к участковому. Это служба такая в милиции есть, очень на вашу похожая. Беседы, наставления и кара административная — их профиль. А мы преступников ловим. Настоящих.
— Так, значит, не поможете?
Мизансцена как-то затягивалась. Священник был настойчив, но как-то молчаливо. Или это и есть их специфические приемчики? Вроде бы, тебя и не спрашивали, а ты уже сам все рассказал.
Видно, Горохову тоже надоело это напряжение, потому что он решил закончить внезапную аудиенцию.
— Извините, товарищ батюшка, но нам правда недосуг сейчас совсем, — саркастически улыбался Никита Егорович, делая жест в сторону двери. — Приходите в следующий понедельник. Может, к тому времени посвободнее будем.
— Вы не поняли, Никита Егорович, — священнослужитель стоял посреди кабинета, как изваяние из черного камня, и не думал уходить. — Если не помочь человеку, беда может приключиться.
— Мы не собес и не профсоюз, пусть обратится куда надо, там помогут.
— А как фамилию у человека этого? — спросил я больше из вежливости. — У Евгения этого?
Уточнил, чтобы они перестали ходить по кругу.
— Так Сапожников он в миру. Евгений Савельевич.
— Как — Сапожников? — вскочил Горохов. — И ты молчал?!
— А вы мне не тыкайте, мы с вами вместе свечи не лили и кадило не заправляли.
— Простите, отец…. Э-э-э… Арсений, кажется, — вся неприязнь у Горохова улетучилась, как утренняя дымка в полдень. — Вы присаживайтесь. В ногах правды нет. Скажите, я правильно вас понял? Вы знаете, где сейчас находится гражданин Сапожников?
— Конечно, знаю, — батюшка, усевшись на стул, кивнул с хитрым прищуром. — В храме он у меня. От милиции прячется
— Твою дивизию! — воскликнул Горохов и тут же виновато посмотрел на гостя. — Это я не на вас ругнулся, простите.
— Отец наш простит, — кивнул тот. — У него прощения молите.
— Адрес храма какой? — Горохов вытянулся в струну, как охотничья собака перед близкой добычей.
— Известно какой… Храм преподобного Серафима Саровского.
— Замечательно, а адрес-то у него есть все-таки? — шеф от нетерпения кусал губы.
— Так нет там улиц. Но все в Цыпинске знают, где храм находится. На месте древнего Капища на окраине города.
— Ясно, скажите, дорогой батюшка, где там Сапожников засел? Он точно сейчас там?
— Был, когда я уходил.
— А где именно?
— Богаделен и причтовых домов не имеем. Так что разместил я его в
