туда ушла. А уж мелких племен и вовсе не счесть. Из них войничи самые свирепые из всех. Потому и прозвались так, уж очень воевать любят.
— Войничи — это не бойники, случайно? — удивленно спросил князь.
— Да, среди них поначалу много бойников было, — кивнул Арат. — Да только перебили их скоро. Они же все головой тронутые, подземным богам службу служат. Для них убийство — жертва священная. Войничи у них многие обычаи переняли. Колья в землю вкапывали, а потом на них десяток человек животами насаживали, одного на другого. А бывало, пленных ромеев тысячами избивали, даже выкуп не брали за них [18]. Ну, чистое зверье, княже! Бывало, всадников мутило, когда они такое зверство видели. Ведь те племена целые области опустошали!
— Это хорошо, — князь в задумчивости барабанил по столу, отрешенно глядя куда-то мимо Арата. Казалось, он его даже не слушал. — Это очень хорошо, что ты там был.
— Да я не один такой, — пояснил жупан. — У меня человек двадцать там бывали. Мы кагану службой обязаны были, как сыновья всадников. — Он нахмурился и, вспомнив, добавил. — Только добычу мы получали наравне со словенами. Обидно до слез было.
— А что теперь с городами теми? — спросил Самослав Арата. — Люди там живут? И как авары эти города взяли?
— Осадой взяли, — пожал тот плечами. — Император Тиберий тогда с персами воевал, у него в этих землях и войска, почитай, никакого не было. А Сирмий три года держался. Крепость ведь неприступная.
— А потом что было? — с жадным любопытством спросил князь.
— А потом ромеи город сдали, — пожал плечами Арат. — Там ведь тысячи человек жило, а они каждый день есть хотят. Отпустили их восвояси, только ограбили до нитки. А так не убили никого, и даже баб не тронули.
— Значит, город сейчас пустой, — задумчиво сказал князь.
— Да, можно сказать и так, — кивнул Арат. — Ну, может пар сотен человек и живет там. И то больше словене и гепиды. Рыбу ловят, да скот на развалинах пасут. Город-то каган сжечь приказал.
— Хм, — задумался князь, а потом стукнул ладонью по столу. — Ну, что же, так даже лучше. Пойдем-ка к столу, Арат. Я тебя такой настойкой угощу, какой ты в жизни не пробовал. Бояре Горан и Лют скоро подойдут, и сам владыка Григорий. Они тоже ту настойку очень сильно уважают.
Неделю спустя Арат ехал из Новгорода, а сзади него ехала телега с подарками и казной. Кроме сундуков с платьями и бабскими украшениями, он вез ларец с деньгами. Каждый всадник из конных турм получит жалование за месяц — десять серебряных монет с дыркой посередине. У них еще по краю какие-то знаки непонятные выбиты. Читать Арат не умел, но то, что десять таких монет золотому тремиссу равны, запомнил сразу. Да, и самый тупой из его воинов это мигом усвоил, когда в кабаке выпивку заказал, и той монетой расплатился, получив на сдачу горсть меди. Накупили воины и подарков на эти монеты. Они, откровенно говоря, в мораванских землях без надобности были. Словене там и без них распрекрасно живут. А вот таких платков, гребней и ножей из переливающейся волнами стали в мораванских землях точно нет. Хотя, если там такие монеты будут, то торговцы из Новгорода мигом нагрянут. И Арат задумался о том, где в своих землях торг поставит. Да и думать нечего! Вот прямо у своего нового острога и поставит. Он расположился как раз напротив развалин старого римского городка. Как его там? Виндобона!
А в княжьих палатах в это время шла беседа, о которой Арат знать не мог. Большой боярин Горан сидел напротив князя, что задумчиво смотрел в окно, ставни которого ввиду теплого лета были открыты настежь. Шум строящегося города врывался в его покои, напоминая Самославу прошлую жизнь. Раньше тут куда тише было.
— Непросто все в Моравии, княже, — прогудел Горан, положив могучие руки на стол. Он не носил шелка, презирая роскошь. Лишь гривна на шее, данная ему за доблесть, тускло переливалась серебряными бликами. Да и сапоги у него стоили столько, сколько раньше он и во сне представить себе не мог. И плащ был дорогой, и оружие, и дом он себе каменный строил. А в остальном Горан был все так же неприхотлив, как и раньше.
— Воины там себя, словно аварская знать держат, — продолжил он. — Словенских баб обижают, веси грабят порой.
— Ожидаемо, — задумчиво ответил князь, по-прежнему глядя в окно. — Платить нормально надо, и не будут безобразничать. Я скоро поеду в те места суд править. Придется мне родовичам виры за обиду выплатить, а с воинами разговор провести. Но меня больше другое волнует. Эрденэ!
— Там все еще хуже, — поморщился Горан. — Она себя ханшей почитает, а не женой жупана. Своенравная баба, хоть и молодая совсем.
— Думаешь, будет мужа на измену подбивать? — задал князь прямой вопрос.
— Думаю, будет, — кивнул Горан. — Хоть и из нищего племени она, а спеси на десятерых хватит. Младшая дочь, балованная. Власти хочет, князь, но неумна, слишком много болтает. А людишки-то слушают, да мне несут «слово и дело». Я уже замаялся награды выдавать. Послухи [19] просто вереницей идут.
— Наблюдай пока, — обронил в задумчивости князь. — Ничего не делай, собирай сведения. Но не проспи, если к бунту дело пойдет. Полтысячи всадников — большая сила. Если восстанут, кровью умоемся.
— Лучшее средство против глупых мыслей — это война, княже, — испытующе посмотрел на него Горан. — В походе глупые мысли вмиг пропадают. Там совсем другие заботы. И крепко ошибся ты, князь, когда жупану позволил войском командовать.
— Прав ты, Горан, — согласился князь, — но на тот момент не было у меня другого выхода. Я скоро на племена ляхов пойду. Надо это войско на землю сажать. Мне кочевники посреди княжества не нужны. Ведь чистые разбойники, молнию Перуна мне в зад!
В то же самое время. Август 625 год от Р.Х. Провинция Пафлагония. Имперские земли.
Ставка императора Ираклия переезжала по стране непрерывно, словно болгарское кочевье. Несколько сражений, в которых победили ромеи, подняли боевой дух на немыслимую ранее высоту. В армии уже и забыли, когда в последний раз персов били. А тут император, который даже спать ложился со «Стратегиконом» великого Маврикия, проявил чудеса изобретательности, и разбил троих непобедимых персидских полководцев по очереди. И Шахин Вахманзадеган, и Шахраплакан, и даже великий Шахрбараз, любимец царя царей Хосрова, потеряли свои войска, лагеря, припасы и даже гаремы. Персия еще не была сломлена, и в ее бездонных
