тебе поверить, Витя, разожмут ли они свои челюсти? Правильно, Витя, уже к завтрашнему вечеру они в Москву копию твоих признаний отправят. И, что характерно, Витя, тобою же собственноручно написанных!
— Хватит, лейтенант! Понял я всё! — лицо Барсукова выражало плаксивую гримасу, — в том углу деньги! В железном зиповском ящике от КШМки.
Я на секунду задумался. А вдруг у военного там снаряженный ТТ? Или ПМ, как у меня? Ровно вот на такой случай приготовленный? А еще смешнее, если растяжка с одной из трёх толовых шашек. Из тех трёх, которых не хватает в ящике? Даже, коли в том углу она рванёт, то ящик не сдетонирует, потому что он достаточно далеко и он ящик. И прапор Витя, спокойно добив оглушенного и ничего не понимающего Гриненко, возьмёт своё бабло и свалит, куда глядят его бесстыжие глаза.
— Пошли, Витя, вместе посмотрим! — взяв за браслеты пленника, потянул я его в указанную им сторону подвала, к ящику с запасными изделиями прилагаемыми от командно-штабной машины, — Стас, отойди к выходу!
Ничего не понимающий Гриненко удивленно посмотрел на меня, но ничего не переспрашивая, выполнил мою просьбу.
Счастливые они, эти менты, которые об нынешнюю пору. При всём моём к ним уважении, наивные они, как пионеры-очкарики из краеведческого кружка. Не прошли они еще первую и вторую Чечню. Да и весь последующий Кауказ тоже не расцведали. И девяностых еще не вкусили…
Подойдя вместе с Витюшей к зелёному, без единой ржавчинки кейсу, я, придержав его спаренные руки, достал свой ствол и поднял его на уровень его груди. Надо признать, что и Барсуков мои демонстративные потуги с пустым ПМом, тоже не оценил. А лишь выразил глазами удивление. Значит, вероятность того, что вместо обещанных «дрожжей» в ЗИПе находится неприятный для меня сюрприз, невелика. Во всяком случае, мне хотелось в это верить.
Я ободряюще кивнул и прапор под моим напряженным взглядом отстегнул защелки и открыл крышку.
Внутри железки лежали деньги, две тетрадки и документы, среди которых я заметил два паспорта.
— Закрывай ящик, с собой его наверх возьмём! — скомандовал я военному, пряча ствол, — И пошли, Виктор! Душно тут у тебя, резиной и смазкой воняет!
Прапор послушно застегнул ящик и взялся за него двумя руками. Я решил не рисковать, оставив в его руках эту увесистую железяку. Сработала природная и далеко неблаго приобретённая в милиции трусость. И еще богатое воображение.
— Стас! — шумнул я оперу, озирающемуся на богатства пещеры Али-Барсукова, — Сюда ходи!
— Помоги гражданину, прими у него ящик! — указал я ему глазами на кейс. — А я пока свои бумажки соберу! — попросил я друга, когда он быстрым шагом переместился к нам.
Поднявшись в дом, мы прошли за Барсуковым-Сусаниным в просторный зал, густо заставленный современной полированной мебелью. Перед тем, как рассесться за прямоугольным большим столом, застеленным скатертью, я отпустил сестёр домой. Предварительно предупредив, что их услуги в качестве понятых, мне еще понадобятся. Потом я послал Стаса за Лизой, которая вместе с Нагаевым должны были ждать в машине у местного продмага.
Велев скучающему эксперту приглядывать за Барсуковым и его конкурсанткой, я пошел к машине ОВО. Надо было связаться по радиостанции с дежурным. Наверняка Аскер уже криком изошел, потеряв следственно-оперативную группу. Я был удивлён, что сержант-водитель ни разу еще не прибежал на подворье прапора за мной.
— Дежурный меня не вызывал? — спросил я, с книжкой в руках скучающего водителя, — Два раза вызывал, спокойно ответил мне он. — Я сказал ему, что вы в адресе работаете.
Взяв в руки микрофон и нажав тангенту, я запросил «Волгу». «Волга» ответила почти сразу, повторить пришлось только единожды. Радиостанция, это не телефон, её слышат все. Включая дежурные части УВД города и области. Поэтому вызываемые абоненты, как правило, отвечают незамедлительно.
— На связи «Волга»! — раздался из динамика искаженный голос Аскер-заде.
Сообщив ему об установленных мной в адресе признаках преступления, предусмотренных статьёй сто сорок седьмой УК РСФСР, предусматривающей уголовную ответственность за мошенничество, я с содроганием в душе поинтересовался обстановкой в районе.
— Тихо пока! — успокоила меня «Волга», — Надолго ты там? — поинтересовался Аскер.
— За час управлюсь! — самонадеянно обнадёжил я дежурного, — Клиент активно сотрудничает со следствием!
Дав отбой «Волге», я успокоенным вернулся в дом. Меня встретило всё то же и те же.
Эксперт-криминалист, как ему и было велено, следил за сожителями. А те, не глядя друг на друга, молча скучали.
Я уселся за стол напротив хозяина дома, открыл зиповский ящик и, придвинув его к себе, начал изучать его содержимое.
Быстро пролистав оба паспорта, я удостоверился в том, что один из них барсуковский, а второй принадлежит сидящей на диване даме. В нём было указано, что передо мной Аникина Ольга Маратовна. Тридцати семи лет от роду, разведённая и прописанная в Ленинском районе. Отложив обе ксивы в сторону, я продолжил свои исследования.
Следующей моей находкой оказалось свидетельство о рождении Филатовой Елизаветы Владимировны. Урождённой в недалёком пригороде пятнадцать с небольшим лет назад. Значит, не обманула меня Филатова Лиза из Урюпинска насчет своего возраста.
Оставив деньги на потом, я приступил к тетрадям. Наблюдавший за моими действиями военный, заёрзал.
— Это личное, лейтенант! — подал он голос, — Очень личное. Отдай, пожалуйста!
— Рот закрой, Витя! — цыкнул я на взбодрившегося прапора, — В этом доме теперь ничего твоего личного нет! Во всяком случае, пока я обыск не закончу!
И начал листать общую тетрадь в клеёнчатой обложке. Исписана она была почти полностью. От первого лица. Лицо это, судя по проявленной только что реакции, сидело напротив меня. И если манера изложения ни стилем, ни почерком не привлекала и не радовала, то содержание было достаточно колоритным. С описанием множества подробностей и процессов. И с упоминанием имён и, что самое приятное, фамилий.
Оценив первый том, я взялся за следующую тетрадь-близняшку. В ней не было пикантных отвлечений. Зато было отображено, быть может, единственное, но по-настоящему положительное качество прапорщика Барсукова.
Его склонность к скрупулезному учету товарно-материальных ценностей. Не только касаемо того, что мне пришлось сегодня лицезреть в его замечательном капонире. Но и всех тринадцати Изаур, которые прошли через его огород и панцирную кровать.
Теперь я был счастлив, как бывает счастлива русская борзая. Удачно распутавшая все петли убегающего от неё зайца и уже догоняющая его
