— Ну, нам, вернее, Эркину рассказали, я уже в лагере с Алиской была, Эркин в тюрьме…
— Та-ак, — с какой-то неопределённо-угрожающей интонацией протянул Андрей.
Но Женя продолжала:
— А когда его отпустили, ему и рассказали, что похоронили, как положено, в гробу, со священником.
— Угу. Интересно получается, — Андрей с сожалением отодвинул тарелку. — Не лезет больше, передохнуть надо.
И тут пронзительно и долго заверещал дверной звонок. Женя побежала открывать, и в квартиру ввалилась целая толпа детей с Алисой во главе.
— Вот, он здесь!
Промчавшись мимо опешившей Жени, детвора набилась в кухню.
— Вот! Они мне не верят! — всхлипами переводя дыхание, тараторила Алиса, глядя на Андрея. — Они не верят, что ты в могиле был и пришёл! Ведь правда, ты мертвяк?! Вот сам им скажи!
С трудом удерживаясь от смеха, Андрей кивнул.
— Мертвяк! — тоненько ахнул кто-то в наступившей тишине.
— Ага, он самый, — согласился Андрей.
— А мертвяки людей едят, — пискнул ещё кто-то.
— С вас и начну, — Андрей взял нож и вилку и, как заправский людоед, поточил их друг о друга. — Ну, кто из вас повкуснее? Давай-ка сюда.
Секундная пауза, и с оглушительным визгом малышня, толкаясь, вылетела из кухни и скрылась за дверью. Всё произошло так быстро, что Женя не успела перехватить Алису.
Андрей хохотал так долго и упоённо, что растерявшаяся и рассерженная Женя тоже стала смеяться.
— Господи, — наконец отдышалась она. — Ну, как ты так можешь, Андрюша?
— А что? — ухмыльнулся Андрей. — Не могу же я так разочаровывать. И потом, Женя, скажи я по-другому, я бы Алису перед ними всеми врушкой бы выставил. Было бы лучше разве?
Женя вздохнула.
— Ох, Андрюша, какой же ты…
— Какой?
И Женя улыбнулась.
— Хороший. Поешь ещё?
Андрей демонстративно прислушался к себе.
— Ещё немного отдохну. Ты-то сама так и не поела.
— Конечно, отдыхай. А я сейчас Алису позову, хватит ей гулять.
— Ага, — сразу согласился Андрей.
Он понимал, что надо бы встать, выйти и переодеться, не всё ж в халате сидеть, но так не хотелось двигаться. Он добежал, докатился колобком, и всё хорошо, так хорошо, что даже не верится, что это с ним. Он дома, в семье. Вот Женя выходит на — балкон? Да, похоже, нет, правильно, он же читал, это лоджия — перегибается через перила и звонко зовёт:
— Алиса! Домой!
И он слышит ещё женские голоса, выкрикивающие имена, зовущие домой. И далеко-далеко в памяти…
— Се- рё-ё-жа-а!
Андрей тряхнул головой. Нет, это всё в прошлом, а сейчас… сейчас он дома.
— Идёт, — вернулась в кухню Женя.
Она закрыла балконную дверь и задёрнула шторы. Кухня сразу стала сумеречной. Женя прошла к двери, включила свет. И почти сразу звякнул звонок.
— Наконец-то, — Женя побежала в прихожую.
Андрей сидел и слушал, как Женя выговаривает Алисе, что так извозилась, даже на себя не похожа, как умывает её в ванной, переодевает… обычный семейный вечер. И его мама ругала, что перемазался, но ругала так, что он понимал: его любят.
Оказавшись за столом напротив Андрея, Алиса в ожидании ужина серьёзно рассматривала его.
— А ты вправду живой?
— Вправду, — кивнул Андрей.
— А все-все говорили, что ты умер.
— Я и сам так думал, — очень серьёзно ответил Андрей.
— Алиса, ешь и не болтай, — вмешалась Женя.
Она думала об одном: как сказать Андрею, что его отец жив, что… что он не Андрей Мороз, что у него совсем другое имя. Нет, не может, пусть это сделает Эркин.
Ужинали долго. Алиса не так ела, как возила ложкой по тарелке, всё ещё разглядывая пившего чай Андрея и решая какую-то свою задачу. Наконец Жене это надоело.
— Алиса, сейчас спать пойдёшь.
— Я Эрика буду ждать, — возразила Алиса.
— Нет, — твёрдо сказала Женя. — Уже поздно.
Они немного поспорили, и Алиса отправилась в уборную, а затем в ванную приводить себя в порядок.
Что у Артёма что-то случилось, Эркин понял с первого взгляда. Артём, по своему обыкновению, стоял на ступеньках крыльца Культурного Центра, но аж приплясывал от желания поговорить, рассказать и прямо-таки бросился навстречу Эркину.
— Привет, малец, — улыбнулся Эркин. — И чего стряслось?
— Привет, — выдохнул Артём и камерным шёпотом: — Мы ссуду получили.
— И как, всем уже растрепал? — поинтересовался Эркин.
— Тебе первому.
— И дальше молчи, — посоветовал Эркин. — Деньги целее будут. А то и головы.
— Понятно. Чего там.
Они вместе вошли в класс. Тим уже сидел в своём углу, читая какую-то потрёпанную книгу.
— Привет, — окликнул его Эркин. — Чего читаешь?
— Привет, — ответил, не поднимая головы, Тим. — Правила движения, — оторвался от книги и усмехнулся их непонимающим лицам. — По автомобильному делу.
— А-а, понятно, — Артём сел на своё место у окна. — А что, тоже стоящее дело.
— Много ты понимаешь, — хмыкнул Тим и вернулся к книге.
Эркин сел, достал учебник и тетрадь по русскому. Он уже не с прописями, а с учебником работал. Артём так же стал выкладывать всё необходимое. Он очень гордился и не упускал момента похвастаться своей сумкой. Не матерчатым мешком с ручками для чего ни попадя, как у большинства, а под кожу и с клапаном, как портфель. Конечно, у Тима настоящая офицерская, но до Тима ему…
— Ну что? — Эркин видел, что Артёма распирает по-прежнему. — Решили уже, как тратить?
— Козу будем покупать. Ореньских кровей, — важно ответил Артём. — Чтоб и молоко, и пух были. А потом и корову.
Про дом он решил промолчать. Это когда ещё будет, и… и вообще…
— А корову какую? — у Эркина еле заметной насмешкой заблестели глаза, и он перешёл на английский. — Фриза или шортгорна? Ну, какую породу?
Артём изумлённо установился на него.
— А они что, разные? — вырвалось у него.
— Ещё бы, — хмыкнул Эркин. — Есть молочные, а есть мясные.
— А ты чего… разбираешься?
— Я пять лет скотником отпахал, — невесело усмехнулся Эркин. — Так что в молочных разбираюсь. Знаешь, сколько передоил.
— Ага-а, — задумчиво протянул по-русски Артём. — А вот если…
Договорить ему не дали звонок и появление Полины Степановны. И дальше учёба пошла своим чередом. Артём постарался забыть о деньгах и козе, чтобы не напортачить. Эркин работал с привычным спокойствием. Надо просто быть внимательным, и всё получится как надо. Ошибки у него в русском — большая редкость. Выручала зрительная память. Он так и сказал как-то Артёму.
— Ты читай больше, малец. Не по заданию, а так. Я какое слово прочитаю, так уже и не портачу в нём.
Тим, слышавший это, задумчиво кивнул.
После русского математика. Здесь у Эркина всё было бы хорошо, если бы не эта чёртова таблица умножения. Тогда Фредди научил умножать по-своему, он привык, приспособился, а теперь надо по-другому. Тяжело переучиваться. У Тима, похоже, такой проблемы нет. Решает, как орехи щёлкает. И у Артёма всё гладко. Когда в задаче все слова понимает, а умножению уже здесь учился, так что тоже… без проблем у мальца.
На природоведении не писали. Слушали, рассматривали карты и картинки, сами рассказывали. Было интересно. Когда дошло до карт, Тим снова всех обставил. Карты, планы, чертежи — всё ему без проблем. Да чего там, по всему Тим впереди, только в русском Эркину удаётся обойти его, и то… начинал Тим со всеми, как неграмотный, а тоже… ещё пара недель, и без прописей обойдётся.
И когда они вдвоём шли к дому, Эркин так и сказал:
— А ты здоровско… карты, планы, английский… всё-то ты знаешь.
— Я ещё много чего знаю, — усмехнулся Тим, но голос звучал не очень весело. — Нас ведь всему учили. Кое-что я бы и забыл с радостью, да вот… — он вдруг выругался. — Помнится.
Эркин кивнул.
— Понятно. Хочешь забыть, а не можешь, а нужно вспомнить, так тоже не можешь. Не хозяева мы самим себе.
— Я понял, — Тим вздохнул. — Нам ведь не на руку, на душу клеймо поставили.
— Сам додумался? — глухо спросил Эркин.
— Нет. В нашей десятке парень был, Чак, так он всё кричал, что рабы мы и в жизни, и в смерти.
— Кричал? — недоверчиво хмыкнул Эркин.
— Кричать и шёпотом можно, — усмехнулся Тим. — Вы, что ли, не трепались втихаря?
— Было дело, — кивнул Эркин. — Только не об этом. Вам сколько было отпущено?
— Чего?
— Лет. Ну, до какого возраста держали?
— Ну… — Тим недоумевающе пожал плечами. — Ну, пока хозяину нужны. Хозяин решал.
— А нам… двадцать пять лет и финиш.
— Финиш? — переспросил Тим.
— Не знаешь, что ли? — Эркин дёрнул в злой улыбке шрамом. — Финишный этап на небо.
— Я-то знаю, — Тим искоса быстро посмотрел на него. — А ты это откуда знаешь? Так только… в двух местах говорили.
