прикасается к самому неизведанному — к проблеме времени и пространства!
— Умерь свои восторги, Вальдемар. Мы во всей этой истории исполняем роли морских
свинок, а не все морские свинки доживают до конца эксперимента. И потом я вижу
разницу интереса ко мне со стороны науки и со стороны госбезопасности. Последним
я нужен, грубо говоря, лишь затем, чтобы назвать явки, пароли и клички. А как
только они все это выяснят, свидетели будут им в тягость.
— Ну что за демократический пароксизм! Ты хоть сам понимаешь, что ты говоришь?
Да, забили вам там демагоги голову! Я нашел там у тебя в сумке книжку "Пособие
по истории СССР для поступающих в ВУЗы".
— Да, я брал ее в тот вечер у Алешки почитать — до чего дошла историческая
наука.
— До идиотизма — вот до чего! Извини меня, может, я оскорбляю твою
демократическую щепетильность, но эта история СССР смахивает на историю Рима,
написанную галерными рабами.
— Да какой из меня демократ? Я ж не еврей, не сутенер и не журналист… Ладно,
черт с ним! А как они посмотрели на мою берлинскую экскурсию?
— Здесь и меня ждало удивление. Я ведь хотел дождаться твоего возвращения… но
так получилось… Они, впрочем, отнеслись к этому весьма беспечно. Хотя, если
поразмыслить: какие "тайны" ты мог выдать немцам?! Это все равно, что
докладывать Кромвелю о валенном исходе битвы при Гастингсе.
— Да нет, я был архиосторожен. Хотя однажды я чуть не попался, из-за джинсов. Ты
должен был меня предупредить.
— Ну, знаешь! Я не женщина, и за модой следить не обязан. Однако, я вижу, —
кивнул он за окно, — машину. Это приехали ученые…
Я думаю, читатель вряд ли найдет интересным описание многочисленных медицинских
процедур, которые мне и моему двойнику пришлось вынести в течение следующего
месяца. Ни я, ни Вальдемар терпеть не можем медицинских обследований, а особенно
в таких количествах. Врачи же дошли до какого-то исступления. Они определили и
сравнили наш состав крови, ритм сердцебиения, биологический возраст, психические
реакции и эротические фантазии. Мы заполнили никак не меньше двенадцати тысяч
страниц всяческих тестов, в том числе и придурковатый тест Роршаха, будто мы
были какими-то детсадиковскими недорослями. Группа крови у нас была одинаковой,
состав тоже, генетический код идентичен, реакции — в норме, наш биологический
возраст заметно отставал от календарного, так что врач-геронтолог, как гадалка,
посулила нам долгую жизнь, а в пятне Роршаха я приметил двух тощих котов, а он —
гриб ядерного взрыва. Несчастная Виола, должно быть, боялась, что ее заставят
родить от каждого из нас по ребенку, чтобы изучать и их, но до этого не дошло, и
только однажды ее попросили опознать своего мужа из нас двоих: мы стояли плечом
к плечу в одинаковых трусах и с одинаковыми стрижками — она не смогла этого
сделать. Потом уже я узнал, что три медика обязаны мне своими докторскими
диссертациями, а один даже стал академиком.
В кубическом белом здании на Трамвайном проспекте (для удобства меня приглашали
в Кировский райотдел МГБ) все было иначе. Трое суток по восемь часов в день меня
допрашивали (виноват, расспрашивали). Я не скрывал ничего. Меня сдали на
попечение полковника — меланхолика и буквоеда. Пока я рассказывал, он часами
сидел в одном положении, обхватив лысеющую голову руками. На четвертый день он
сказал мне:
— Мы вам, конечно, сначала не поверили. Но проверка показала, что названные вами
люди действительно существуют, и маловероятно, чтобы вы смогли установить
предварительный контакт с частью их.
— А кто они… здесь, если не секрет? — меня так и затопило любопытство. Он
нехотя раскрыл папку:
— Ельцин Борис Николаевич, работал начальником Свердловского домостроительного
комбината, в девяносто третьем году вышел на пенсию по состоянию здоровья…
Горбачев Михаил Сергеевич, работал начальником управления юстиции по
Ставропольскому краю, в девяносто первом вышел на пенсию по выслуге лет…
Жириновский Владимир Вольфович, работает с 1991 года в нашем посольстве в
Анкаре, пресс-атташе, и, кстати, дважды задерживался турецкой дорожной полицией
за нарушение правил уличного движения. Гайдар Егор Тимурович — он действительно
внук писателя Аркадия Гайдара — директор Института экономической политики АХН
РСФСР… Лебедь Александр Иванович, командир воинской части 55599…
— Это Тульская воздушно-десантная дивизия?
— Не знаю. А вот Шеварднадзе, сами знаете, в Политбюро… Задали вы нам
работы… А все же мне слабо верится в несанкционированность вашего появления.
— Да нет же! — горячился я. — Наша наука столь же далека от секретов перехода в
параллельный мир, как и ваша.
— То, что вы рассказали, ужасно. Мой шеф плакал, когда читал ваши показания. Я
имел в виду события последних лет.
— Многие люди у нас, в том числе и я, не в восторге от этих событий, но…
— И что, действительно, в вашем мире живут копии нас?
— Не всегда. Разумеется, там нет тех, кто погиб в войну с Германией и их
потомков. Вот вы где родились?
— В Красноярске.
— А ваши родители?
— Там же.
— В таком случае, скорее всего, вы там существуете. Это очень сложно и
непредсказуемо. Например, у вас Черняховский умер в восемьдесят первом году, а у
нас — погиб в Восточной Пруссии в 45-м. Аркадий Гайдар до сих пор жив, а у нас
погиб в первые месяцы войны. Иногда могут быть другие странности: человек
остается в живых, женится, и его супруга рожает совсем другого ребенка, чем
того, кого бы родила от другого мужа.
— Уж не думаете ли вы, что тут какая-то мистическая связь?
— Я уже ничего не думаю. Поставьте себя на мое место. Если то, что со мной
случилось — не чудо, то что же такое чудо?
— Чудо есть случайность, а случайность — это непознанная закономерность, —
нравоучительно заметил полковник.
Мне выдали краснокорый паспорт, и я стал получать жалованье в двести рублей, что
равнялось 1600 тысячам рублей в России демократической. Получив аванс, я купил
немецкий магнитофон (29 рублей 48 копеек), фотоаппарат (44 рубля 34 копейки),
новомодный, тоже немецкий костюм "Герр Командант" и еще что-то, пустив таким
образом все деньги по ветру. Вальдемар посмотрел на мои покупки, покачал головой
и ничего не сказал.
Работа моя заключалась в написании многотомного труда, в котором со всеми
