Центурион, находившийся ближе всех, бросился ему наперерез, размахивая мечом. Федор отмахнулся от удара, отведя римский клинок в сторону и успев даже поцарапать панцирь острием фалькаты. Затем ударил центуриона ногой в грудь, на мгновение отбросив того назад и, не оглядываясь больше, бросился к решетке.
Чайка метнулся вправо, перекатился через голову и, выпрямившись, проскользнул под решеткой за мгновение до того, как ее заточенные прутья вошли в соприкосновение с камнем мостовой. «Вот она, свобода»! — ликовал Федор, пытаясь подняться, но не смог. Он с изумлением ощутил, что один из прутьев решетки успел зацепить ремень кожаной обвязки, перекинутой через плечо и пригвоздить его к земле. Чайка дернулся еще и еще раз, но безрезультатно. Он попался. Федор слышал радостные возгласы легионеров уже тянувших к нему руки, и готовился к страшной и позорной смерти. Но тут вдруг над ним промелькнула широкая тень, горячий воздух прошелестел по затылку и раздался звонкий удар металла о камни, вслед за которым он почувствовал свободу. Ничто больше не держало его. Сверх того, чья-то сильная рука схватила его за грудки и отшвырнула на пару метров от решетки.
Это был Летис. Освободив друга, он успел еще всадить свой клинок в живот легионеру, посмевшему приблизиться к решетке. И лишь потом отскочил от нее, под яростные вопли римлян, безуспешно пытавшихся достать его своими короткими мечами сквозь отверстия.
— Прощайте, друзья! — крикнул им Федор по-латыни, поднимаясь на ноги и срывая с себя остатки портупеи, — вы скоро вновь услышите обо мне!
И вместе с Летисом и двумя уцелевшими бойцами он исчез в лабиринте примыкавших к башне улиц, распугивая первых торговцев, уже потянувшихся в порт.
Глава восьмая
«Советник Фарзой»
Плавание вдоль западных берегов Крыма проходило вполне спокойно. Сарматы имели большую армию, их приходилось опасаться пока только на суше, — флота у них, к счастью не было. Именно по этой причине царь Гатар и подбил к войне греков Боспора. Идея была понятной, — зажать скифское государство в Крыму со всех сторон и уничтожить. Да только, благодаря дальнему походу Иллура, в котором те же сарматы поначалу играли роль союзников, государство скифов теперь растянулось от Крыма до самого Истра, увеличив свою территорию в несколько раз. Правда, из-за такого резкого появления новых земель, появились и новые проблемы. Теперь приходилось охранять гораздо более протяженные границы, чем полуостров Крым с прилегающей к нему полосой степей.
Если бы Лехе не помешали продолжить свое наступление, то очень скоро границы Великой Скифии, впитав в себя земли Малой, стали бы еще обширнее, распространившись на исконно греческие территории. Кое-где, на протяженной линии фронта, так оно уже и было. Скифы добрались до Фракии и Македонии. Правда, местами это соединение произошло мирно, там, где новые земли скифов сомкнулись с землями Филиппа Македонского. Но Филипп волею судьбы оказался единственным греком, с которым еще не отказывался иметь дело молодой царь Иллур. Зато, что касалось остальных греков, — фиванцев, афинян и спартанцев, игравших в этой истории заглавную роль, — то, Леха был уверен, их черед все равно наступит. Не сейчас, так чуть позже. Надо только разбить сарматов, так подло предавших своих соседей в самый разгар наступления на юге.
Впрочем, эта, простая на первый взгляд, проблема, при ближайшем рассмотрении оказывалась не такой уж простой. Сарматы не дети. Не зря их боялся даже наставник царя Иллура — старец Фарзой. Ларин всей информацией не владел, но и он знал, что сарматские земли простирались от причерноморских степей далеко на запад, вбирая в себя почти все то, что он в прошлой жизни называл Украиной, Молдавией и Белоруссией. Их столица, Метрополь, стояла на Борисфене, судя по всему именно там, где в будущем возникнет небезызвестный город Киев, если история не изменит своего пути. Карродун находился на Днестре, ну а печально знакомый Ларину городок Ерект, был похоже, предтечей Тирасполя. Как далеко простирались владения сарматов на север, Леха даже не представлял. Слышал только краем уха еще в той же прошлой жизни, что сарматы кочевали аж по территории Валдайской возвышенности, а она от Крыма была не то чтобы в двух шагах. Впрочем, для бешеной собаки, то есть для доброго коня, семь верст не крюк. Кочевники, на то и кочевники, чтобы на месте не сидеть.
— Ладно, разберемся как-нибудь, — попытался подвести итог своим стратегическим размышлениям адмирал Ларин, расположившийся на корме «Узунлара».
Но, скользнув взглядом по песчано-желтым берегам, все же добавил в раздражении, понимая масштаб проблемы, которую предстояло решить.
— Нет, ну везет же, этой греческой сволочи! Еще бы чуть-чуть и я бы их дожал. Никакие спартанцы с афинянами меня бы не остановили. А теперь надо сначала сарматскую конницу истребить, прежде чем доведется обратно вернуться. Продержался бы там Аргим до моего возвращения.
Впрочем, Ларин понимал, что дальнейший путь его целиком зависит от воли Иллура. Быть может, надеждам коменданта Херсонеса не суждено сбыться, и зерно дальше будет конвоировать кто-то другой, ибо быть ему моряком только до встречи с царем. Неизвестно, какое задание приготовил ему кровный брат, — море скифское охранять, или вновь по степям мотаться, променяв палубу на верного коня. Чем ближе подходил караван к месту встречи с царем, тем сильнее Леха ощущал в душе какое-то смятение. Но в глубине души грозный адмирал боялся себе признаться, что опасается он новой встречи не со всеми сарматами, а только с одним. Вернее, с одной. Поскольку ничего хорошего из этой встречи, если она состоится, уже не выйдет.
— Чертова баба, — даже сплюнул в сердцах адмирал, вцепившись в ограждение, и продолжил думать вслух, пробормотав тихо себе под нос, — может, погибла уже, в каком-нибудь сражении? Так было бы лучше.
Но что-то подсказывало ему, что Исилея жива.
К вечеру караван зерновозов под охраной флотилии адмирала обогнул длинный мыс, далеко выдававшийся в море. Разглядывая его, Ларин заметил отряд всадников, который наблюдал за кораблями, даже не пытаясь остаться незамеченным. Этот отряд, или такой же, Леха замечал уже несколько раз за прошедшее время.
— Давно за нами следят, — озвучил его мысли Темир, приблизившись к адмиралу.
— Да, наш царь, я думаю, уже знает, что к нему плывут гости, — кивнул Леха, посмотрев на своего капитана, — долго еще плыть?
— Скоро уже прибудем на нужное место, — сообщил капитан, и, прищурившись на солнце, вновь осмотрел берег, — еще до темноты.
— Значит, до самого перекопа не поплывем? — уточнил Ларин.
— Тарман указал мне это место, — разъяснил капитан квинкеремы, поправив акинак на поясе, — зерно нужно было доставить туда.
— Ну и отлично, — согласился Ларин, поведя плечами, и припоминая что, как раз где-то здесь, он в не таком уж далеком прошлом, строил первый секретный флот вместе с пленными греческими инженерами Гилисподисом и Калпакидисом, — похоже, я знаю ту гавань. Места нам для швартовки хватит. Да и с царем скоро увидимся.
Адмирал не ошибся. Прошло не более двух часов, как его караван поравнялся с обширной гаванью, далеко врезавшейся в берег. Окрестные скалы густо поросли лесом и полностью укрывали от глаз морского наблюдателя, все, что там происходило. Но Ларин был прав. Он находился в том самом месте, где впервые зародился скифский флот, втайне от всего кочевого мира.
Едва они поравнялись с этой укромной, но вместительной гаванью, как у самой воды вновь появился отряд всадников, пустивший несколько стрел в воздух. Этот сигнал означал, что их приглашают пристать.
— Ну, вот и прибыли, — сказал Леха, упрев руки в бока, и добавил, обращаясь к капитану, не отходившему от него ни на шаг, — сворачивай к берегу. Да, поживее. Темнеет уже, а скалы тут острые.
Он зря опасался. Темир свое дело знал и вскоре весь его флот, включая зерновозы, пришвартовался за скалой, отлично скрывавшей немалых размеров гавань. Здесь были выстроены отличные пирсы, вдоль которых хватило места для всех кораблей. Пока шла швартовка, Ларин успел рассмотреть, что вдоль скал постоянно снуют летучие конные отряды, а в глубине, за деревьями, течет какая-то жизнь.
Когда адмирал спустился по сходням на пирс, его встретил высокорослый скиф, в сопровождении отряда из двадцати лучников, назвавшийся командиром охранения этой гавани и предложивший Ларину подняться наверх. Ларин кивнул, сообщив в свою очередь, кто он, и поймав себя на странной мысли, что когда-то место этого скифа занимал он сам. «Что-то я совсем размяк от этих воспоминаний, — взбодрил себя адмирал, поднимаясь по высеченным в скале ступеням вслед за охранниками наверх, — надо встряхнуться, война все-таки».
Леха не стал задавать много вопросов, пока не оказался наверху, где узрел среди деревьев знакомые постройки, — частокол, за которым прятались многочисленные амбары и склады. Именно здесь он тогда наблюдал изготовление метательных машин с последующим испытанием. Командир охранения повел его к одному из больших строений, и, указав на него, добавил.
