Начальник охраны Иллура сделал знак и к отряду адмирала присоединился боец с акинаком на боку. Встав впереди колонны, он быстрым шагом направился по известному только ему пути. Леха тронул коня и медленно поехал следом.
«Интересно, что там случилось с этим Фарзоем, — размышлял Ларин под мерный стук копыт по вымощенной камнем улице, — я, конечно, его давно не видел, но когда это было в последний раз, он был еще крепким стариком. Хотя и предпочитал жить здесь в Неаполе, а не в юрте. Впрочем, уже тогда лет ему было крепко, ведь Фарзой был советником еще у отца нашего дорогого царя. Помирает, что ли?»
Ларину припомнилась их первая встреча, когда он еще неотесанным дембелем, едва просочившимся на гражданку из морпехов, и тут же так неосторожно угодившим в прошлое, предстал пред пронзительными очами мудрого старца. Старец носил тогда длинное серое одеяние, говорил мало и выглядел задумчивым. Его грудь украшала витая золотая цепь, на которой висела бляха с вычеканенным орлом. Еще тогда Лехе показалось, что этот задумчивый дедушка мать родную прирежет и не поморщится. Он прожил долгую жизнь, и, похоже, не зря считался мудрецом и носил титул советника самого царя. Но вот теперь, похоже, пришел и его черед.
Когда адмирал прибыл к дому Фарзоя, стоявшему, к его удивлению, в нескольких кварталах от дома царя, его опасения подтвердились. У ворот дома, который выглядел еще более незаметным, чем царский дом в Неаполе, был рассредоточен отряд личной охраны Иллура, который оцепил дом кольцом и никого к нему не подпускал. Но для прибывшего адмирала сделали исключение. Впрочем, не успел Ларин соскочить с коня на мостовую и сделать несколько шагов по неширокой лестнице вверх, как двери отворились и навстречу ему вышел сам Иллур.
— Горе нам, Ал-лэк-сей, — вместо приветствия сообщил ему кровный брат, обнимая за плечи, — наш мудрый Фарзой умер.
Тем же вечером они сидели вдвоем во дворе дома Иллура у горевшего под открытым небом очага, и пили вино, — обряд похорон должен был начаться только завтра, а им требовалось многое обсудить уже сегодня. Время не ждало.
Кроме них во дворе, окруженном высокой каменой стеной, не было никого. Оба сидели на ковре, кинутом прямо на землю. Здесь же располагалось вино в кувшинах и фрукты, а над огнем жарилась мясо на вертеле. Если бы не дом с колоннами и портиками посреди многолюдного города, сходство с обычной трапезой в степи было бы полным.
— Хорошо, что ты прибыл, Ал-лэк-сей, — объявил Иллур, делая большой глоток, — у нас много дел. Перед смертью Фарзой завещал мне разбить сарматов. И это сейчас главное.
По всему было видно, что царь скифов расстроен, потеряв своего советника.
— Там, откуда я прибыл, тоже есть дела, — осмелился возразить Леха, немного уставший с дороги и быстро захмелевший, вино у царя было крепкое, — греки прислали огромный флот к Истру. Часть его разметала буря, хвала богам, но сил у них еще хватит, чтобы устроить Аргиму веселую жизнь.
Царь откинулся назад, посмотрев на звездное небо.
— Греки подождут, Ал-лэк-сей, — проговорил он, резко отставив чашу, которая опрокинулась.
Вино пролилось на землю, а она из струек даже добралась до углей, издав злобное шипение.
— Греки подождут, — повторил царь, вперив в него свой тяжелый взгляд, — Аргим удержит Малую Скифию. А нам с тобой здесь предстоят дела посложнее. Сарматы атаковали мои владения по всему фронту, подло ударив мне в спину. В Крым они прорваться не смогли, но у Гатара много воинов. Он пожег все ближние к морю селения и атаковал Ольвию, которая сейчас в кольце.
— Я слышал, — покачал хмельной головой Леха, — они хотят уничтожить наши главные верфи. Гилисподис-то еще жив?
— Жив, — отмахнулся Иллур, — у Ольвии крепкие стены. Но не в нем дело. Хотя и его жизнь для меня важна. Без флота нам не выжить. Судьба скифов уже давно не только в степной жизни, хотя многим старейшинам это до сих пор не по вкусу, но и в дружбе с морскими богами. И ты в этом преуспел, Ал-лэк-сей.
Помолчав мгновение, Иллур закончил мысль.
— Но, сейчас я приготовил тебе другое дело.
Леха даже замер, услышав каким пророческим тоном произнес его кровный брат эти слова.
— Прежде всего, нужно снять осаду с Ольвии, — продолжал Иллур, как ни в чем не бывало, и даже принялся собственноручно отрезать мясо от закопченной туши, кинув один кусок на блюдо брату, другой себе, — это мы сделаем обязательно, хотя Гатар и привел туда свою главную армию. Очень хочет взять и спалить этот город, словно это моя столица. Даже большую часть воинов увел от границ Крыма, лишь бы успеть. И поэтому мы с тобой вскоре сами покинем Крым, где отсиживаемся до нужного времени, нанесем удар и вернем себе прибрежные степи.
— А почему он нас предал? — вдруг вопросил Леха, дожевав кусок мяса, и тут же осекся, увидев злобный блеск в глазах брата, словно этот вопрос взбесил царя. Но все же закончил свою речь, — ведь Гатар долго воевал с нами против греков, вместе в дальний поход ходили… с амазонками. И вдруг, такое. Это ведь римляне его, говорят, надоумили?
Иллур оторвал взгляд от огня и вперил его в кровного брата, словно тот был неразумным ребенком, раз спрашивал об этом. Долгое время они сидели молча, слушая только треск углей. Ларин боялся нарушить тишину первым. Наконец, царь вновь заговорил.
— Фарзой уже давно предупреждал меня, что нет у нас врага важнее сарматов. Потому что они — такие же как мы.
Иллур поднял опрокинутую чашу, а Ларин плеснул ему вина из кувшина. Царь выпил и, на этот раз, медленно поставил недопитую чашу на плоский камень.
— Их царь Гатар имеет множество земель, но давно мечтает получить выход к морю. По морю легче торговать. И здесь наши желания сходятся, только у меня этот выход давно есть, и даже флот уже есть. А Гатар, несмотря на всю свою конницу, должен просить помощи у греков Боспора и в торговле и в войне. Он, как и я, мечтает построить огромную кочевую империю и многого уже добился. Только выйти к морю ему мешает моя страна. И Гатар отлично понимает, — пока я жив, выхода к этому морю, он никогда не получит.
Иллур замолчал ненадолго, отправив в рот засахаренное яблоко. Прожевал, запил вином, бросил взгляд на звезды и продолжил свою речь. Лехе оставалось, только молча слушать.
— Поэтому он принял мое предложение участвовать в совместном походе в надежде, что этот выход у него появится и без войны со мной. Но я все время направлял его отряды дальними от моря путями, тянул время, получая свое, и, в конце концов, Гатар не выдержал.
— Но, — выдавил из себя Ларин, — если ты знал, …то есть думал, что они на нас нападут, почему же мы тогда зашли так далеко по Истру? Почти до Греции дошли, я даже успел посмотреть на римские земли. А у нас за спиной был такой враг.
Леха был уже настолько пьян и возмущен недальновидностью Иллура, что осмелился покритиковать политику кровного брата, невзирая на последствия.
— И даже Фарзой тебе говорил, мол, надо разбить сарматов. Куда же мы попер…, то есть, пошли тогда? Надо же было этого Гатара приструнить, чтобы остальным неповадно было.
К его удивлению Иллур не впал в ярость, а заговорил так, словно извинялся.
— Я знал о его желаниях, но думал, что мне хватит времени полностью разбить гетов, тогда бы все вышло иначе, но… тут вмешались римляне. Они знали о моих распрях с сарматами. Их золото и стало последней каплей, перевесившей на этих весах.
Ларин долго молчал, пережевывая мясо и «переваривая» услышанное. С римлянами ему было теперь все ясно, но вот с Карфагеном, где шла междоусобная война, выходили одни вопросы. Леха по долгу службы уже пообтерся в высших сферах, но никак не мог понять, на чьей стороне они с Иллуром теперь воюют. Пока Карфаген оставался единым, все было в порядке. Но теперь… Иллур вроде бы крепко дружил с сенатором Магоном, с которым у него были давние дела. А лучший кореш скифского адмирала Федор Чайка, переметнулся на сторону Ганнибала. Тот сам захотел быть царем и ясное дело, сенаторов теперь недолюбливал. Однако, все военные действия, которые скифы до сих пор вели на южном фронте, как бы поддерживали усилия Ганнибала захватить Рим. Именно Ганнибала, а не сенаторов. Попытавшись самостоятельно ответить себе на все эти вопросы, Леха окончательно запутался и в итоге, решил поступить просто. Спросить Иллура напрямик, а там, будь, что будет.
В голове шумело, слова как-то не очень клеились друг к другу. «Чертово вино, — подумал адмирал, — хорошо вставляет. Надо будет спросить у царя, кто ему такую вещь привез».
— Послушай, брат, — начал Леха осторожно, — ты помнишь, моего друга… ну того, с кем мы едва не угодили к тебе в рабство, а потом он приплывал послом от Карфагена.
— Твой друг прибыл ко мне от Ганнибала, — поправил его Иллур, которого не мог сбить с толку даже хмель, — старейшины Карфагена тут ни при чем. Да он и не скрывал этого.
