Потому что все три моста через Кемиярви были взорваны.
Будь маршал Маннергейм немного предусмотрительней, а полковник Ханнуксела чуть порасторопней, и подбрось они сюда батальон егерей (или хотя бы роту!), застрял бы Костенко у Кемиярви до самого Нового года. Или до весны.
Поскольку обойти это озеро было никак нельзя. Во-первых, потому что его гранитные изрезанные безчисленными заливами и бухточками берега раскинулись с севера на юг на пятьдесят с лишним километров. А вокруг вздымались горные вершины. До полукилометра высотой. С которых сбегали десятки горных речек. А может, и сотни. Кто их считал? Во-вторых, потому что с севера, впадая в Кемиярви, текла широкая и бурная река Кемийоки, ближайший мост через которую находился в семидесяти километрах вверх по течению. И, в-третьих, потому что южнее Кемиярви, сразу же начиналось озеро Асканселькя, а за ним – Ала-Суолиярви. Незаметно переходящее в Или-Суолиярви. Которое также незаметно переходило в озеро Или-Китка. Которое было еще больше, чем Кемиярви. И тянулось с юго-запада на северо-восток почти на сто километров.
К счастью, ни обходить, ни торчать тут всю зиму красным конникам не пришлось. К вечеру пятого числа тридцать шестой кавполк сосредоточился на берегу озера. И немедленно приступил к переправе. Благо, никто не мешал. Так как отряд местных шюцкоровцев, подорвав мосты, отошел на правый берег и занял оборону на окраине Кемиярви. Впрочем, мешать и обороняться им особо было нечем. Так как из тяжелого вооружения у них имелся только станковый пулемет 'максим'.
В отличие от красных кавалеристов. У которых много чего имелось. Хотя все это надо было еще переправить через три широких водных преграды. Которые замерзнуть не успели. Но, кажется, собирались.
На ощупь кемийокская водичка обжигала, словно кипяток!
Однако боевой порыв котовцев не могла остудить даже ледяная купель. Во время манёвров полк не раз отрабатывал форсирование водных преград. И в составе дивизии, и самостоятельно. Поэтому действовал уверенно и слаженно. Пригодились и фермы обрушившихся мостов, и подоспевший дивизионный инженерно-переправочный парк, и все имеющиеся подручные средства. Сутки спустя две преграды из трех были позади. Полковая артиллерия (четыре трехдюймовки и четыре сорокапятки) заняла позиции напротив поселка и открыла огонь. Хотя давно уже стояла ночь. Впрочем, в небе вовсю полыхало полярное сияние. А на земле – Кемиярви.
Шюцкоровцы держались недолго. Да, и что могли сделать три десятка берданок и один пулемет против такой силищи!
Могли немного. Но сделали немало. Прикрыли эвакуацию мирного населения. Подожгли колокольню, все дома и сараи. А затем погрузились на последний паровоз и оставили пылающий поселок. Взорвав вокзал, водокачку и входные стрелки. И ушли в Рованиеми. Взрывая за собой мосты. Которых было более десятка…
Командующий Третьей Отдельной Краснознаменной армией Герой Советского Союза комкор Терехин был очень недоволен! Чтобы не сказать большего. Кемиярви Костенко должен был взять пятого! А не седьмого. Потому что восьмого он должен был взять Рованиеми! А до Рованиеми еще девяносто верст с гаком!
Командарм рвал и метал! Но разбираться кто виноват, дураки или дороги, он будет потом. А сейчас! Так-растак, вашу мать-перемать! Вперед!.. До Рованиеми всего ничего осталось! И они его возьмут!
Однако взять Рованиеми оказалось гораздо сложнее, чем Кемиярви. Водных преград здесь было только две – река Кемийоки и ее приток Оунасйоки. А мостов имелось столько же, сколько и в Кемиярви. И таких же длинных. А сразу за рекой вздымалась сопка Оунасваара. Высотой более двухсот метров. С которой отлично просматривались все окрестности. И всё бы ничего, но пока конники Костенко чинили мосты сначала от Алакурти до Кемиярви, а потом от Кемиярви до Рованиеми, маршал Маннергейм привел в чувство Ханнукселу, слишком увлекшегося организацией теплой встречи конно-механизированных гостей под Оулу, и сподвигнул его на организацию столь же теплой встречи их товарищей под Рованиеми.
Поэтому за рекой котовцев и пархоменковцев уже поджидал переброшенный из Оулу по железной дороге двадцать пятый пехотный полк белофиннов. Усиленный двумя полевыми артиллерийскими батареями (двенадцать трехдюймовок). Огневые позиции которых были расположены на обратных скатах Оунасваары, а наблюдательные пункты – на ее вершине. Плюс восемьдесят легких и сорок тяжелых пулеметов в пулеметных гнездах и ДЗОТах на крутом берегу Кемийоки. Устроенных на скорую руку, но со знанием дела. В смысле, с отличным сектором стрельбы! Плюс восемьдесят пистолетов-пулеметов и три с лишним тысячи винтовочных стволов в окопах и стрелковых ячейках. Плюс шюцкоровцы. Которых было немного. Около роты. Зато все как один – лыжники. И снайперы. Через одного.
И последнее. И самое главное. Обойти Рованиеми можно было либо в ста километрах к северу, либо в ста километрах к югу. Поскольку Кемийоки отсюда и до самого Ботнического залива течет между двумя горными хребтами – Айриселькя и Кивало. В окружении безчисленных горных рек, лесных озер и непроходимых болот…
Одним словом, Рованиеми надо было брать! Быстро! И любой ценой! Не потому, что это был административный центр губернии. А потому что это был ключ к победе!
Поэтому уцелеть этот несчастный город не мог. Он и не уцелел… Разнесенный в щепки сотнями фугасных авиабомб. И сожженный в пепел тысячами зажигательных.
Комкор Терехин лично об этом позаботился. Когда прибыл в расположение второго кавкорпуса на связном Р-5. И оценил обстановку.
Обстановка была весьма неблагоприятной. Белофинны полностью использовали все возможности, которые предоставили им гидрологические условия, сложный рельеф и суровый ландшафт окружающей местности. И создали перед фронтом Третьей ОКА мощный укрепрайон. Обойти который было невозможно.
Все попытки Костенко переправиться на вражеский берег были немедленно пресечены шквальным артиллерийским и пулеметным огнем противника. И привели к серьезным потерям. Хотя и не были безполезны. Потому что помогли выявить огневые точки и засечь расположение артиллерии белофиннов. Хотя и очень дорогой ценой.
Командарм приказал отставить переправу. И провести разведывательный поиск. Везде, где это можно. И даже там, где нельзя! Для организации артиллерийской и авиационной подготовки. Перед тем как к штурму укрепленных позиций приступят те, кому это положено. По уставу. В смысле, мотострелки. Которые должны сосредоточиться на исходных рубежах через трое суток.
А пока они будут сосредотачиваться, и готовиться форсированию и штурму, Рованиеми займется бомбардировочная авиация. По полной программе! Не взирая на полярную ночь и сложные метеоусловия. Потому что летать полярной ночью в сложных метеоусловиях для сталинских соколов – самое, что ни на есть, обычное дело!
Михаил Водопьянов был одним из самых прославленных летчиков страны…
Мог ли подумать простой крестьянский паренек, добровольцем вступивший в родную Красную Армию в далеком девятнадцатом году, что пройдет всего пятнадцать лет, и его имя узнает весь мир! Мог ли подумать простой обозник дивизиона воздушных кораблей 'Илья Муромец' Центральной авиагруппы Южфронта, что пройдет всего пятнадцать лет, и весь мир будет восхищаться его подвигами! И каждый день, открывая газету, будет искать сообщения о его героических перелетах!
Однако путь к мировой славе не бывает легким… Долгие десять лет Михаил лишь мечтал о небе. Не в силах оторваться от земли. Был конюхом, шофером, мотористом, бортмехаником. Пока не выучился, наконец, летать. В свободное от работы время. А потом сдал экзамен на пилота третьего класса в лётной школе общества 'Добролёт'. Экстерном. И стал летчиком Гражданского Воздушного Флота.
Сначала Михаилу как-то не везло… Хотя, это как сказать. Семь раз он попадал в аварии! Чудом оставаясь в живых. Однажды на одном из моторов его АНТ-9 вместе с носком вала оторвался пропеллер. С трудом перетянув через невесть откуда взявшийся овраг, Михаил сумел приземлиться. И спас своих пассажиров. В другой раз в моторе лопнула масляная трубка, и его заклинило. Ему снова удалось посадить самолет в поле. Но на пробеге одно из колес напоролось на зубья валявшейся в траве бороны и лопнуло. Машина встала на нос и загорелась. Придя в себя, Михаил помог пассажирам покинуть задымленный салон и принялся выбрасывать почту из горящего самолета. И так увлекся, что едва успел выскочить перед тем, как этот невезучий аэроплан рухнул. Тогда Михаил отделался всего лишь парой синяков и царапин.
Но везло не всегда. Во время дальнего перелета Москва – Камчатка его Р-5 угодил в сильнейший снегопад над озером Байкал. Михаил начал разворот, но завершить его не успел. Мощным порывом ветра машину ударило об лед. Бортмеханик погиб сразу. А его нашли лишь через несколько часов. Трое суток он был без сознания, а следующие пять месяцев провел в больнице. Помимо глубоких рваных ран на голове, у него было выбито семь зубов и сломана челюсть. Ему наложили на лицо тридцать шесть швов!
