научились.
– Да не! Кажется и так все в порядке. Да вы хоть в магазине гляньте, уж на что…
– Так-то оно так, только вот на рынке все равно выбор, мягко говоря, побогаче. Ладно, давай там…
– Слушай, это у нас какая по счету заявка? Это сколько ж всего народищу-то соберется? Че ты делать-то собираешься со всею этой толпой? А скотину? А техники куда такую хренову пропасть?
– Да. Все подчистую засрут.
– Это ладно, из области обещали пятьдесят передвижных туалетов прислать.
– И своих надо сделать. Как минимум два раза по стольку. Чивилихину скажи.
– Но это мало. Регулировщиков – из области.
– Надо, но не потянут. Я в штаб округа обратился, чтоб военных регулировщиков прислали, при всем параде, обещали войти в положение.
– Поливалки…
– Договорился на десять штук, а ты, братец кролик, – чтоб проконтролировал.
– Ох… Вот представил себе картину, – все говно смывается и навозная жижа под напором летит в ряды празднично одетых граждан.
– Нет там такого напора.
– Знаю. Но воображению не прикажешь.
– Воображение, друг Коля, советским писателям нужно, они люди творческие. А от нас народ ждет, чтоб под ногами навозная жижа не хлябала…
– Ливневку расширим.
– Ого! А успеешь?
– А хрена ль нам? И ливневку, и мостовые пошире, и гостиный двор. – Бесшабашно сказал предрайисполкома, товарищ Попов. – Чивилихину скажу. И это…
– Чего?
– Придется сказать о нашей затее уважаемым людям.
– Это кому еще?
– Оресту Николаевичу надо? – Николай Иванович загнул палец. – Надо, никуда не денемся, это его территория.
– Дожили, твою мать! С ж-жучилами реверансы разводить начали! По-хорошему то не политесничать с ним, а к ногтю б взять, штоб только шшелкнуло, – чик! – и готово…
– Чего жалеть о несбыточном, сами ж знаете… Соседу с запада, профессору – надо? Он хоть и тихий, а должен быть в курсе, чтоб не запаниковал лишнего, не наломал бы дров. – Он загнул другой палец. – Ну, Дмитрий Анатольичу, – он посмотрел на сидящего напротив секретаря райкома, тот – чуть кивнул, на миг прикрыв глаза, – само собой, я уже поговорил, взял на себя такую смелость, он обещал помочь подвижным составом и малость уплотнить график.
– Еще?
– А еще, – но это уж вам разговаривать…
– Товарищ Боорчи?
– Здравствуй, начальник. Давно тебя не слышал. Как твое драгоценное здоровье?
– Благодарю вас, – с легким оттенком сухости сказал секретарь, – на удивление неплохо. А как ваше драгоценное здоровье?
– Хвала Аллаху, – крепкое, как железо. А как здоровье вашей почтенной супруги?
– Еще раз благодарю. И супруга здорова, и дети благополучны. – Он отлично знал, с кем говорит, а то, может быть, и поостерегся бы от вопиющего нарушения восточных церемоний начала беседы. – И скотского падежа не было. Все здоровы. Чего и вам с чадами и домочадцами от души желаю.
– Э-э-э… Спешишь, начальник. Степь спешки не любит. Там надо кочевать не быстро и не медленно. А так, как надо. Не спеши. Знаю я твой разговор. Ты не переживай, начальник. Мои батыры беды не сделают, ваш той портить не будут. Последнее дело, – праздник ломать. Большая обида. Сами в гости хотим, – примешь?
Секретарь мысленно охнул, но деваться было некуда.
– Милости просим, только вы того, э-э-э…
– Не, все по-доброму будет. Скажу батырам, – судя по голосу, товарищ Боорчи откровенно веселился, – чтоб барашка не угоняли и драку не затевали бы первыми. С семьями, с ребятишками будем. Только и ты уж постарайся.
– Можешь не волноваться. Пристрожу, да и милиции будет море…
– Это ты хорошо сказал. Пусть и наша мало-мало приедет. Да нет, Иван Петрович, ты и вправду не бойся. Я ж не глупый, знаю, что хорошо, – это когда один брат – в доме живет, земельку пашет, а другой рядом кочует, барашка пасет. Сильный на чужую силу не обижается.
– Умны-ый! А как в прошлом сентябре, помнишь?
– Забыл. И ты забудь. Надо будет, – вспомнишь при случае, а сейчас зачем? Чего не бывает между своими?
– Не боись, председатель, все, что надо, с собой взяли. И еду, и воду, и горшки с пеленками. И порядок тебе будет.
Люди прибывали весь вчерашний день, ночь напролет, и все нынешнее утро. Чуть оранжевый, предвещающий превосходную погоду, рассвет озарил на окраине Сорочинска гигантский лагерь, как будто стал стоянкой какой-то из легендарных завоевателей прошлого. Каждая группа прибывших располагалась сама по себе, но границ – не было. Фургоны, гигантские юрты кочевников, разноцветные шатры, жилые вагончики, оранжевые цистерны с питьевой водой, молниеносно, как грибы, выросшие ряды временных гостиниц, строго через одинаковые интервалы голубые пластиковые брусья уборных, детский визг, столпотворение у временных умывален, гигантский парк машин под присмотром бдительной милиции, – и все новые группы прибывающих. Не раз и не два кто-то чего-то пробовал регистрировать, наводить бюрократический порядок, но неизменно терял контроль над ситуацией, но она, на удивление, особой регуляции вроде бы и не требовала. В нескольких местах со спешно вкопанных столбов надрывались, сообщая всякого рода полезную информацию, громкоговорители, а туда, на теряющийся в пыли юго-восточный край, с той же целью летали ощетинившиеся динамиками "МиК-4". Близкие, по здешним меркам, соседи, жившие друг от друга на расстоянии пятнадцати-двадцати километров, понятное дело, тут же собрались кучками. Мужики, – отправились к пивным бочкам и ларькам, подоставали разномастные емкости с домашним и начали угощать друг друга, их супруги – посцепились языками, не забывая бдительно наблюдать за мельтешащим вокруг мелким потомством. Выпив за встречу, начали сговариваться на завтра, а потом как-то спонтанно приступили к тренировкам: даже бывалые водители, каковыми тут являлись практически все, включая особей четырнадцати и даже двенадцати лет, далеко не в полной мере владели высоким искусством движения колонной. Потрясающе теплая осень после роскошного лета, что пугала людей старых и осторожных, твердивших, что такое – не
