базой в данном случае будет, как вы сами понимаете, весьма слабо. Так что бы вы хотели услышать?
– Каким образом вы рассчитываете нагадить при помощи столь щедрого подарка. Скорее всего, – совершенно исключительно и непоправимо.
– Вы опять-таки нелогичны. Насколько я понимаю, вы приехали именно за этим. За впечатлениями, за личным Впечатлением, – и за этим. Да, согласен, вы были готовы получить чуть-чуть, крохи, намеки, обрывки, перевозка в долбленом посохе, по какой-нибудь суперрации, в ране на ноге под грязной повязкой, по дипломатическим каналам, а не к тому, что вам дадут практически все, но, если уж так вышло, то смешно и… несколько поздновато терзаться сомнениями теперь. Если хотите знать, то мы теперь и вовсе не причем! Делайте все, что заблагорассудится! Не берите. По дороге киньте в ближайшее болото или на самой середке Атлантики. Оставьте себе, поезжайте в Аргентину, женитесь и становитесь погодя несколько лет миллиардером или диктатором, – вполне может выгореть… Сдайте начальству и ждите, как оно поступит вообще, и с вами – в частности. Отдайте один из двух идентичных сундуков лично вам наиболее приятным людям. Нагадить – или там не нагадить, – теперь зависит только от вас. Мы умываем руки. Разумеется, мы готовы оказать все возможное содействие, если вы захотите попасть в какое-нибудь конкретное место по выбору. Транспорт там, комфорт, любые документы и охрана.
– Красиво, – быстро кивнул головой Майкл, – ввернуть крючок, свить петельку и намылить узелок мне предлагается собственноручно. Понтий Пилат отдыхает. Я слыхал о беспроигрышных стратегиях, но мне всегда казалось, что их использование запрещено Женевской конвенцией, как антигуманное… Надо полагать, – все возможные, невозможные и скрытые сценарии тут предусмотрены?
– Гораздо хуже, – вмешался Михаил, – испытаны на себе. Страна хоть и закрытая до недавних пор, как сундук, но зато больша-ая! Дураков мно-ого! Все успели перепробовать. На каждые грабли успели наступить, да не по одному еще разу! Вот не поверите, собрались как-то на кухне под водку, – аж стыдно, будто интеллигенция какая, ей-богу, – начали из пальца варианты высасывать, фантазировать значит, – так ничего не вышло! Только это кто рот откроет, – а ему кто-нибудь, – шалишь! – было уже тогда-то, мол, и тогда…
– Михаил!
– Да я почти все уже… Так вот так ничего и не вышло, – а все почему? А потому что жизнь, – та, что у нас, – так вот эта самая жизнь, – если это можно назвать жизнью, – она фантастику – так то-очно обгоняет! Она, значит, и впрямь богаче любого вымысла. Вот хоть вас взять…
– Ты заткнешься или нет?!!
– Одну секундочку еще, ладно? Так вот, – единственное, что удалось выяснить точно, так это то, что при всем многообразии вариантов на самом деле их всего два: а – сразу же все выкинуть, убить всех причастных и покончить с собой, и бэ – сдуру решить, что уж ты-то – сможешь контролировать процесс, и начать наступать на грабли, – все, какие есть, по очереди… У меня все.
– А вы не слишком рискуете, поставив все – на одну лошадь?
– Видите ли, – Леонид мягко улыбнулся, – на самом деле это не так уж важно. Либо, как в данном варианте, – сразу, либо же медленно и печально, но результат будет один. Собственно говоря, медленно и печально – уже началось, нас не вполне удовлетворяют только темпы процесса, но это ничего не меняет по сути. А суть в том, что этому соблазну ни одно общество противостоять не сможет. Личность – да, теоретически, поскольку в истории присутствует некоторое количество святых, а общество – увы!
– Ну с-спасибо!
– Да не расстраивайтесь вы так! Это ж все-таки не одеяла, зараженные оспой, а ваше начальство – не индейцы. Народ все искушенный, не нам, сиволапым, чета…
Это – да. Этого-то он как раз боялся, пожалуй, больше всего. Изощренный идиотизм неизменно оказывается куда хуже идиотизма незамысловатого.
– Само по себе сравнение звучит достаточно… многообещающе.
– А как выглядит! А еще пахнет! Вы себе не представляете, герр Кляйнмихель, как часто звучало это сравнение во времена оны, когда все только начиналось, а мы были молоды и наивны! Оно – а еще наркомания и гонка вооружений. Почему-то не было сравнений с азартными играми, причины неизвестны, но уж тут чего нет – того нет. Гос-споди! – Он возвел очи горе, сложив руки на манер кающейся Марины Магдалины. – Спасибо тебе, – наконец-то я дожил до этого дня! Отныне – не одним только нам все это!
– Очевидно, – Майкл предельно корректно пожал плечами, – вы, поставив перед необходимостью решать неразрешимое этическое уравнение, ожидали, что меня смутит проблема выбора, Но вы ошибаетесь. Ошибка ваша заключается в том, что вы судите по себе, а я – не русский. У меня нет никаких этих терзаний. Я просто-напросто не буду ничего решать, а элементарно выполню свой долг. Никогда не пробовали? А зря. Здорово облегчает жизнь, позволяя добиться… н-не худших результатов.
– Право же, мы ни в коем случае не ставили перед собой цели подвергнуть вас каким-то там моральным пыткам. Между патологическим убийцей-садистом и убийцей наемным, все-таки существует, знаете ли, некоторая разница. И уж особенным идиотизмом было бы с наслаждением терзать нож, топор, мертвую удавку. Или пулю. Это уже, знаете, вообще ни в какие ворота…
– У вас свободно?
Этого только не хватало. Будний день, одиннадцать часов утра, кругом полным- полно свободных столиков, – собственно говоря, тут не было никаких других, кроме свободных, – а у него как на грех нет ни малейшего желания заводить новые знакомства.
– Как видите. Точно так же, как и за всеми другими столами.
– Я заметил. Заметил, и все-таки вынужден настаивать, Спенсер.
Если Майкл и вздрогнул при упоминании вслух своей истинной фамилии, то только внутренне, никак этого не показав. У идиота в сером плаще и сером берете были усы, форму коих подделать совершенно нереально, и столь же неподдельный акцент уроженца западных графств. Так что, надо полагать – не из нелегалов. Форейн Офис, мать иху.
– Вы меня с кем-то спутали, – со скукой проговорил он, не поднимая глаз от тарелки с сочной отбивной, – со мной это обычное явление. Типично европейская
