Усадив меня за праздничный стол, верный телохранитель попытался прислуживать: начал накладывать еду в тарелку, наливать вино в кружку. Я остановил его жестом руки и, вспомнив, что Туробой все слышит (почему-то все время об этом забывал), попросил:
– Присядь за стол, Туробой. Отметим успех первого моего испытания.
Туробой замотал головой и даже попятился от стола.
– Отказ не принимается, – решительно заявил я. Поднялся и почти насильно усадил упирающегося детину за стол, что, принимая во внимание его габариты, было отнюдь не просто. Потом плеснул ему в свободную кружку вина.
– Еду накладывай сам – не барин, – произнес я и поднял свою кружку. – Давай выпьем за день сегодняшний и за то, чтобы следующие три прошли так же успешно.
Похоже, обычай чокаться во время пьянок, здесь знали. Немного скованно, но с полным пониманием сути процесса, Туробой поднял кружку и с глухим стуком соединил ее с моей: ну да, откуда звону-то взяться – глина. Я залпом влил себя содержимое глиняной емкости – граммов триста – почмокал губами. Неплохое винцо. Интересно, откуда? Виноградников здесь я не видел. Хотя, что я, вообще здесь видел? Три километра окрестностей.
Пустая кружка в моих руках задрожала и я поспешно, со стуком поставил ее на стол. Ага – вот и отходняк. А то, уж начал переживать – что-то задерживается. Ну, с этим зверем мы знаем, как бороться. Я потянулся трясущейся рукой к кувшину с вином. Туробой заметил и понял мое состояние. Точно – эмпат. Легко дотянулся до вожделенного кувшина и щедро набулькал мне в кружку. Себе тоже не забыл. Чокнулись, выпили. Вроде, чуть отпустило. Прорезался зверский аппетит, и мы оба накинулись на еду – благо, Туробой перестал чиниться.
К концу трапезы, когда мы лениво потягивали из кружек остатки вина, в горницу припожаловала Валька. Черт, никак не привыкну к этому ее имени – ну, Валька она, один в один! Пусть Валькой и остается!
Моя жрица, похоже, чувствовала себя не слишком уверенно. Имевшее место быть последние два дня агрессивное презрение исчезло – это было видно сразу. Превалировала задумчивость с налетом, снова появившейся, почтительности. Она аккуратно закрыла за собой дверь, с легким удивлением глянула, на сидящего со мной за столом Туробоя, после секундного колебания опустилась передо мной на колено и склонила голову. Точно так же, как в тот первый раз.
– Поздравляю вас, господин, с пройденным первым испытанием.
Фраза эта далась ей, похоже, нелегко. Голос подсел, и не было в нем искренности – сказала, потому что нужно было сказать. Я, к этому времени, уже отошел от стресса и расслабился. Не мудрено – во мне плескалось грамм семьсот вина, оказавшегося довольно крепким, кстати.
– Валентина, давай без церемоний, – слегка заплетающимся языком, сказал я. – Поднимайся и присаживайся к столу. Выпей, закуси с нами.
Потом дотянулся до кувшина и тряхнул его. На дне, что-то еще плескалось.
– Вот видишь – винцо еще осталось. Выпей, расслабься.
Возможно, последняя фраза прозвучала несколько развязно. По крайней мере, Валька решила, что это так. Она поднялась на ноги. Лицо ее затвердело, брови сошлись в линию, глаза гневно засверкали.
– Как вы меня назвали? – от холода в ее голосе, казалось, стены внутри горницы должны покрыться инеем.
– Валентина, Волеслава – по-моему, вполне созвучно. А если их сократить до Вали и Воли, разницы почти совсем не будет. Давай я буду называть тебя Валей – мне так привычнее.
– У нас сокращают имена только простолюдины, – отчеканила Валька, гневно раздувая ноздри. – А позволять коверкать свое имя, данное мне богами, не позволительно никому, даже посланцу богов. Тем более, посланцу еще не доказавшему свою божественную сущность.
Вот так – неосторожная фраза и опять прошла любовь, завяли помидоры. Экая резкая ты дама, Валентина. Избаловали тут тебя. Надо будет после всех этих мероприятий заняться твоим воспитанием. Тем более, если я подтвержу свой статус, это можно будет делать на законном основании. Ну, там видно будет, а сейчас надо ее как-то успокоить.
– Ладно, Волеслава, извини – немного нетрезв, вот и наговорил лишнего, – примиряющим тоном выдал я.
– Мужчина, а тем более посланец богов, должен контролировать свой язык в любом состоянии, или однажды может его лишиться. Вместе с головой, – отчеканила жрица.
С этим трудно было не согласиться.
– Постараюсь воспользоваться твоим советом,
Валька, похоже, чуть остыла. Подозрительно глянула на меня – не издеваюсь ли? Я смотрел в ее глаза с искренним, пусть и слегка хмельным, раскаянием.
– Хорошо, – уже почти спокойно сказала она. – Я пришла спросить, что делать с варангом, которого ты, почему-то не убил. Хотя и должен был.
– Кому это я здесь что-то должен?
Терпеть не могу, когда меня пытаются заставить делать то, что делать не хочу, тем более убивать человека.
Валентина, кажется, слегка смутилась, но, все же, продолжала гнуть свое.
– Пророчество говорит о четырех испытаниях, которые должен пройти посланник, чтобы доказать свою истинность. И в первом он должен убить мечом противника в поединке. Убить, – выделила она последнее слово.
– Посланник богов лучше знает, что ему делать с побежденным противником, – отрезал я. – Кстати, где он, сейчас, и как у него с головой?
– С головой все в порядке, – криво усмехнулась Валька. – Это же варанг, а они всегда крепки на голову. Один, говорят, на спор пробил головой ворота вражеского города вместо тарана. Так, что своим ударом ты его просто погладил. А сейчас сидит в порубе. Ждет казни – он же приговорен, а с задачей убить тебя, не справился.
– И за что его приговорили?
– Был повязан дружинниками во время грабежа веси, неподалеку отсюда. Грабил, конечно, не один – со своим хирдом. Но всех, кроме него побили.
– Понятно, – протянул я. Не столь уж и великое преступление по средневековым меркам. Да и работа у него такая. – Пусть сидит, где сидит. Когда пройду испытания, напомни о нем.
– Кстати, – вспомнил, заинтересовавший меня во время поединка момент, – все варанги так, хорошо говорят по-русски?
– По…. Что? – явно не поняла меня Валентина.
– Ну, я хотел сказать, по-славски, в смысле, на славском языке?
Валька опять меня не поняла.
– Что значит – славский язык? Язык, он и есть – язык.
Теперь ее не понял я.
– Ну, как же. Славы говорят на славском языке. Варанги должны говорить на языке варангов. Румийцы – на румийском.
– С чего бы это? – изумилась жрица. – Язык он один на всех.
– Ты хочешь сказать, что все народы говорят на одном языке? – теперь пришел черед изумляться мне. – Одинаковыми словами?
