– Штабс-капитан, душка! – раздался с другого конца стола капризный женский голос. – Идемте к нам! Мы для вас заняли место.
– Момент, мадемуазель! – Нефедов глянул на товарищей, виновато развел руками и исчез.
– Видите, – поручик без всяких церемоний обошел стол, отодвинул стул и уселся, разворачивая белоснежную крахмальную салфетку. – Все решилось само собой, и даже жребий тянуть не пришлось. Садитесь, поручик, – в ногах правды нет.
Саше не оставалось ничего иного, как последовать примеру старшего товарища.
Едва он успел занять место (вокруг уже вовсю звенели бокалами, ножами и вилками), как хозяин праздника, его превосходительство посол Илья Георгиевич Думбадзе, поднялся на ноги, позвенел серебряной вилкой по хрустальному графину, призывая всех собравшихся к вниманию, и в наступившей тишине провозгласил тост за здравие Его Величества Государя Императора Петра Алексеевича. И стоило его голосу стихнуть, как слаженно скрипнули по паркету отодвинувшиеся стулья, присутствующие офицеры встали и выпили за Его Величество стоя. Вставший в едином порыве с остальными, растроганный Александр ощутил, как комок подкатил к горлу и увлажнились глаза, – никогда он еще не ощущал себя настолько органичной частью единого целого. А ледяная водка не обожгла, а согрела тело и душу…
Слева от Бежецкого сидела чопорная пожилая чета, кажется, даже не русская, если судить по тихим переговорам между собой по-французски, справа наворачивал за обе щеки салаты и закуски, словно боясь не успеть куда-то, тучный господин лет сорока. От еды он отрывался лишь для того, чтобы наполнить емкий бокал для шампанского водкой и осушить его, не поморщившись. Все окружающее его волновало мало.
Поручик Еланцев тоже мало интересовался окружающим, но привлекали его, вопреки собственному утверждению, отнюдь не закуски и напитки. Быстро опустошив несколько рюмок, он напропалую кокетничал с соседкой – некрасивой немолодой дамой, млеющей от его внимания и нервно похохатывающей при каждой шутке. Спутник этой дамы, напротив, был мрачен и методично напивался, практически не закусывая.
Заскучавший поручик от нечего делать стал прислушиваться к разговорам.
– Совершенно не понимаю, зачем я тут, – кривил губы высокий полноватый красавец в путейском мундире, сидящий через несколько человек от Саши. – Поверьте мне, господа: вся эта затея с Трансафганской железной дорогой – не более чем очередной прожект, имеющий одну цель – запустить лапу загребущую в казну по локоть.
– Это точно! – вторил ему невысокий толстяк в темном цивильном костюме. – Видели бы вы эти горы! Какие средства нужно вложить, чтобы пробить там тоннели, навести мосты через пропасти. Уж если англичанам и немцам в свое время не удалось ничего путного сделать – куда уж нам, сиволапым.
– И что, эти горы на самом деле такие ужасные? – округлила глаза хрупкая, похожая на птичку дама. – Отсюда они не кажутся такими.
– Ха! – покровительственно бросил красавец. – Вы такую пословицу слыхали, мадам: из-за гор – гор не видно?
– В точку, Николай Игоревич! – захохотали сидящие неподалеку. – В самую точку.
– Но и горы, мадам, еще не главная из бед. Все дело в том, что горы эти населены диким народцем, который спит и видит, как бы сделать нам пакость. И с ним-то нам не справиться точно.
– Что вы говорите!
– Кишка тонка-с! – Путеец заметил, что Бежецкий смотрит на него, и осклабился. – Несколько жалких тысяч солдат на огромную дикую страну. Да наших вояк шапками закидают. Да еще таких…
– Позвольте, – кровь ударила Саше в голову. – Кто вам дал право? Армия защищает вас…
– И именно вы – главный защитник! Браво! – Путеец поднял руки, сверкнув дорогой запонкой в манжете, и несколько раз лениво хлопнул в ладоши. – Только таких юных защитников нам и не хватало!
– Вы слишком зелены, юноша, чтобы встревать в разговоры взрослых людей, – назидательно вставил толстяк в цивильном. – Давно ли вас за ухо выводили из-за стола за подобные реплики?
Все вокруг расхохотались, а юноша, с трудом подавив желание встать из-за стола и уйти, уткнулся взглядом в стол.
– Действительно, сударь, – добродушно прогудел обжора справа. – К чему вам эти споры? Праздник сегодня. Давайте лучше выпьем за вашу молодость и успехи в карьере…
Выпив с толстяком (Саша рюмку, а тот – по обыкновению – фужер), Александр подумал, что действительно погорячился. Опускаться до спора со штафиркой? Фу, моветон! Видел бы его сейчас наш князюшка Митя…
Молодой человек внезапно наткнулся взглядом на пристальный, изучающий взгляд поручика Еланцева, оставившего наконец в покое свою даму, сразу сникшую без его внимания.
– И что, поручик, вы тоже считаете меня зеленым юнцом? – выпалил молодой офицер, с досадой ощущая, как краска заливает щеки, и яростно вонзил вилку и нож в безнадежно остывший на тарелке бифштекс.
– Что вы, поручик! Почему зеленым? – вылупил бесстыжие глаза Еланцев. – Ни в коем случае! Совсем наоборот! Таких, как вы, тут называют «вишенками».
– П-почему «вишенками»? – опешил Александр, так и не донеся вилку до рта.
С одной стороны, прозвище выглядело вполне невинно, почти нежно, но с другой стороны… Если верить молве, то кто же, кроме дам, естественно, слышал что-нибудь приятное из уст Еланцева?
– Почему? – переспросил поручик, задумчиво подняв глаза к потолку. – Хм-м… Так сразу и не объяснишь… – Он обежал взглядом стол и просиял. – Ага! Вот! – Вишня тут редкость, – извиняющимся тоном сообщил Еланцев, пододвигая к себе расписную пиалу с очищенным гранатом. – Особенно в это время года. Поэтому, с вашего соизволения, я воспользуюсь местным фруктом…
Бежецкий и все остальные заинтересованно следили, как поручик сосредоточенно выгребает из чашки в горсть рубиновые зерна, тщательно уминает пальцами, постреливая на зрителей лукавым глазом с таким видом, будто готовит удивительный фокус.
– Нет, я все-таки не понимаю… – начал было Саша, но тут офицер резко стиснул кулак, давя гранатовые зерна, и дамы, до которых долетели брызги сока, хором взвизгнули от неожиданности.
– Вы с ума сошли, поручик!.. – Полковник Вострецов вскочил со стула, срывая густо запятнанную красным салфетку. – Я этот мундир в первый раз надел!..
Было много негодований, требований «выставить этого шута прочь», оханья и аханья по безнадежно испорченным костюмам и скатерти. И среди этого бедлама недвижимы оставались лишь двое: криво ухмыляющийся Еланцев и Александр, не отрывавший взгляда от темно-красного, почти черного сока, струящегося на стол, будто кровь, и расплывающегося на белом кровавым же пятном…
* * *
– Простите, сударь, я не хотел вас обидеть. – Поручик подошел к Александру, облокотившемуся на перила, и достал из кармана портсигар. – Не возражаете?
– Что вы, поручик… – Саша считал курение вредной и некрасивой привычкой, но что делать, когда девять из десяти окружающих тебя курильщики? – Курите на здоровье.
– На здоровье? Хм-м… Это надо будет запомнить… – невесело улыбнулся Еланцев, прикуривая от изящной зажигалки и тоже облокачиваясь на перила подле Бежецкого. – Вы, конечно же, сердитесь на меня за мою шутку.
– Нет, совсем нет, – соврал поручик, отворачиваясь: на самом деле ему было до слез обидно, что этот записной шут, невежа и… и…
«Можно же было как-то иначе… – думал он, следя за снежинками, похожими на огромных южных мотыльков, вьющимися под фонарем: под Рождество неожиданно потеплело, и стих ветер, словно сам Господь хотел сделать людям подарок на свой день рождения. – Не при людях… Зачем так-то вот…»
– Сердитесь-сердитесь, – утвердительно покивал офицер. – Но понимаете, Саша, в чем тут дело…
Куда только девался прежний нагловато-развязный тон поручика. Александру на миг даже показалось, что бок о бок с ним стоит не солдафон с сомнительной репутацией и еще более сомнительными манерами, а старший брат, которого у него никогда не было. Доброжелательный и мудрый товарищ. Почти как князь Вельяминов.
– Вы действительно очень молоды, романтичны и восторженны, Саша. Азия этого не прощает. Она – как люди, которые тут обитают. Изменчива и коварна. Она может ласково улыбаться вам в глаза, называть господином, уважаемым и даже другом, но стоит лишь расслабиться, повернуться спиной, и она выстрелит. Или ударит ножом. С ней можно разговаривать лишь ее языком. Вы это сами поймете со временем или… Или не поймете.
Поручик выпустил в темноту струю дыма, затянулся еще раз и закончил:
– Просто не успеете понять.
– Вы-то откуда знаете? – вскинулся Бежецкий.
– Я? Да уж знаю… Эх, Саша, знали бы вы, сколько таких, как вы, «вишенок» мне приходилось провожать на родину… В лучшем случае – искалеченными, а чаще всего… Знаете что? – оборвал Еланцев сам себя. – Уезжайте. Напишите рапорт Гржимайло, сочините что-нибудь душещипательное насчет семейных проблем… Он хороший мужик, я его давно знаю. Грозен только на вид. Он не будет возражать.
