Верт, это к тебе. Говорит, что из газеты.
Да, – я спустил ноги на пол. Был я в одних шортах.
Парень, вошедший в комнату, ничем особенным не выделялся. Это и было его самой приметной чертой.
Вовка, – крикнула Люся, – я – к девочкам, поболтать. Ты продлять мой съем будешь? Сегодня последний день.
Буду, – ответил я. – Возьми у меня в штанах стольник.
Люся ушла. Я вопросительно посмотрел на парня.
Что же вы собираетесь делать дальше, Владимир Иванович? – спросил тот, присаживаясь без приглашения.
Подремать, пока жара спадет, а потом купаться, – ответил я уверенно.
Да, конечно. Мы, москвичи, к такой жаре непривычные. Скажите, вы слышали о Серых Ангелах.
Естественно, – сказал я. – Пахан в зоне мне как-то рассказывал. Ссучившие воры, образовавшие мощную полулегальную структуру.
Ну, не совсем так… Хотя, в принципе верно. Так вот, нам не совсем безразлична ваша судьба.
Приятно слышать. Я встал с кровати, подошел к холодильнику и достал оттуда две бомбы пива. – Пиво будете?
С удовольствием. Пиво здесь замечательное.
Я открыл обе бутылки, вновь сел и вопросительно посмотрел на пришельца. Авторучка теперь лежала под подушкой, рядом с моей правой рукой, в любой момент я мог ее выхватить.
Вам наверное кажутся странными последние события? – спросил парень и приложился к горлышку бутылки.
В какой-то мере, – ответил я, делая не менее основательный глоток.
Позволю себе пояснить. Вы по воле случайности оказались втянутыми в неприятную историю.
Это я понял. Быть между двумя жерновами всегда неприятно.
Следовательно, вы уже осознаете ситуацию.
Приблизительно.
– Это все временные флуктуации, повышенная активность Солнца. Со всеми попаданцами все нормальног, а вас и забрасывали с проблемами, и не успели вжиться, как вас опять черте-куда и черте=почему забросило. Давайте, возвоащайтесь в 1963 год и перестанет прыгать во времени!..
Помню, улетал я С Кипра, где проституция тоже запрещена, и подвезли к самолету трех девушек в наручниках и увешанные золотыми украшениями. Их депортировали после очередной облавы. Кстати, дорогу до Москвы оплачивали за счет государства. Так вот, ввели их в самолет, отстегнули наручники. Те уселись впереди меня и сразу заказали бутылку виски за триста долларов. А, когда самолет взлетел, начали из чулков, трусиков, лифчиков доставать пачки зеленых – их заработок за курортный сезон.
Я тогда не удержался, выпил с ними на халяву дорогого напитка и расспросил кое о чем. Выяснилось, что они уже второй раз приезжают на Кипр. «Депортация? Фигня. Наш человек заплатит, где надо, вычеркнут фамилии из компьютера, снова поедем. Что за человек? Да Саша Скорынин, бывший КГБешник. Он в Лимассоле газету держит, ну и нами руководит. Мы языки знаем, иняз кончали, так что работаем только в дорогих «клубах», если за сутки десяток клиентов примешь, то пятьсот баксов чистыми остаются…»
Живем в отеле, хоть кредит исчерпан –
Хозяин намекает на расчет,
Вот навязались, думает он, черти,
Обманут и свинтят в аэропорт.
Ох эти русские, он продолжает думать,
Всегда от них какой-то ждешь подвох…
Он с горечью подсчитывает сумму,
А мы плюем от скуки в потолок.
А что еще! Ну нечем тут занятся,
Газету даже не на что купить,
Весь день дожди и холодно купаться,
К тому же, очень хочется курить.
Бычки искать… Но и бычков тут нету.
Окурка у буржуев не найдешь!
Тут принято за все платить монету,
Взаймы же тут не выпросишь и грош.
Так стоило бы нам спешить с России,
Пускай сейчас в России холода,
В России мы окурки не просили
И в долг мы там не жили никогда.
В России во снегу грустят березы,
Там холодно и очень грустно жить,
Здесь в декабре цветут у моря розы,
А нам картошку не на что купить.
Но все это было в той, первой и прошлой жизни. Сейчас же реалии просты. На завтра меня вызывают в КГБ, скорей всего предложать учитбся в их двухгодичной школе, а потом – к арабам. Арабский я действительно за последний год подтянул, куратор дал литературу и магнитофонные уроки.
Я скорей всего откажусь и комитетчики отомстят – комисиия по распределнию запрет меня туда, куда даже Макар не гонял ни телят, ни пастущат.
Глава 14
Иду на распределение. В СССР учат бесплатно, но потом изволь два года отработать, куда пошлют. Какие только интриги не разыгрывают студенты с родителями, дабы остаться в городе или вообще при институте, в аспирантуре например.
Вчера отказался от Школы КГБ. Помогать готов, сказал хмуро, но связывать жизнь с полувоенной службой не готов. Я писатель, у меня тонкая душевная организация.
Ничего в ответ не сказал куратор, кивнул и ушел.
Иду в институт. Мама накормила сытным завтраком. Жареное мясо с картошкой и цветной капустой, большая чашка какао и блюдо еще горячего хвороста. Она его делает на водке, поэтому печенье не жирное и не вялое – сухое и хрустит.
Знаю, что кафедра английского будет просить оставить меня тут, мой английский хорош, хотя до кембриджского далек, американизмы погубили его еще в двадцать первом веке. Но по сравнению с общей массой выпускников я – ас. А кафедра нуждается в лаборанте с прицелом на аспирантуру.
Кафедра научного коммунизма отправит меня к Макару, телят гонять. Или еще дальше.
Другие педагоги не знаю, как себя поведут. Я был студентом сложным, то пропускал по полгода, то экстернил, как бешеный.
Вообщем иду.
В голове частичный сумбур. Побросало бы вас так по времени и пространству, совсем с ума сошли. А я вроде как привычен уже, после попадания в сына Сталина притерпелся. Главное все эти географические точки я в первой жизни посещал, не так бурно, не так приключенчески, но бывал. И в Москве, и на Кипре и много еще где. К тому же в 1963 году на Кипре и не было туризма – там стреляли, да и СССР не позволила бы туда так просто ехать. А на Кипре, насколько я помню, после военного переворота в Афинах возобновились нападения на турецкие деревни. Президент Макариос старался примирить обе стороны и, в итоге, стал одинаково неприемлем как для греков, так и для турок. Тем не менее, в Афинах ходили упорные слухи, что после падения «черных полковников» именно Макариос станет новым премьер-министром.
Зашел в институт. Поднялся по ступенькам, прошел к кабинету, где заседает комиссия. Стал у стенки. Молодежь гомонится, шуршит и гомонит в полголоса. Я вроде тоже молодой, но ощущаю себя стариком. Вымотался эмоционально.
Поэтому решение комиссии о том, что такой хороший полиглот, как Владимир Руковер просто обязан нести знания школьникам в поселке Охотск, что в ареале Ледовитого океана на берегу «теплого» Охотского моря, воспринимаю достаточно спокойно.
Бывал я там в первой жизни.
В газету “Охотско-Звенская правда” я попал от крайкома КПСС.
В то время я был студентом-заочкиком третьего курса факультета журналистики, имел два года практики литрабом отдела писем в молодежной газете и пять лет внештатного сотрудничества в ряде газет, не выше областной. Должность ответсека – второго человека после редактора – мне импонировала. Забавен был и поселок, самозванно именующий себя городом Охотском. Люди тут жили рыбой, все осталь ное было сопутствующим. Бытовало даже выражение:
