результаты ночного боя, сам говорил с капитаном Елисеевым, что свои избитые миноносцы в порт привел. А теперь собственными глазами вижу, что приукрасил моряк свою атаку, заявил, что семь транспортов потопили с крейсером, да два миноносца.
— Преувеличил, — хмыкнул Фок. — Взрывов семь было, считали. Шесть транспортов потопили, только один куда-то делся — видимо в шторм на глубокое место опрокинулся. Насчет крейсера не знаю, не видел — но вполне мог до островов Эллиота, где сейчас адмирал Того тайную базу себе создал, дойти. А миноносцы маленькие, могли и затонуть — не искать же их под водою. А могли и соврать, ведь концы то в воде спрятаны.
Генералы рассмеялись, только Фок больше притворялся. Ему стало ясно, что старый приятель черпает информацию из его окружения, «стучит» кто-то. И хоть наедине они давно на «ты» были, и обращались по имени, но, видимо, более молодой Стессель, которому было всего 56 лет, прятал за спиной не кукиш, а камень, и тяжелый. И ведь хитрый гад — не вмешивался и ждал каковы итоги будут. Если бы японцы отряд разбили, то Стессель-душка Фока немедленно от должности отрешил, а в случае победы и сам на «коне» бы оказался — недаром про свой приказ заявил.
— Так что я Алексею Николаевичу такой рапорт отпишу, что Георгия 3-го класса за этот бой получишь непременно — это же какая славная победа одержана! И к чину генерал-лейтенанта представление направлю немедленно — ты хоть в этом Смирнова уравновесишь, навязали «штафирку» на мою голову, — Стессель выругался — отношения с комендантом крепости у него не заладились с самого начала — тот был выдвинут на эту должность по настоянию наместника. Карьерист без всякого сомнения — «академики» быстро прыгали по чинам, что белки с ветку на ветку, а этот и дня не воевал, в отличие от большинства артурских генералов.
— Не полагался бы ты, Анатоль, на военного министра, ибо сдаст от и тебя, и меня, — мрачно произнес Фок. — И будем мы с тобой на одной скамье подсудимых сидеть, а всю вину за сдачу Порт-Артура он на тебя переложит. А при этом ничем нам помогать не станет, наоборот, всякие вины мнимые добавит, когда гарнизон от голода, цинги и тифа загибаться начнет. Вот так то, тот еще подлец наш военный министр!
— Ох, ни хрена…
Стессель только охнул, выругался, и посмотрел в глаза Фока. И там видимо увидел что-то такое, что поверил его словам сразу же, потому что сильно побледнел, и прямо с лица спал. Наступило молчание — генералы только молча смотрели на море, оставаясь в одиночестве. Свитские и штабные к ним не приближались, держались на отдалении.
Начальник Квантунского укрепленного района хрипло задышал, и чуть дрогнувшим голосом спросил:
— Ты сон видел?!
— Да, Анатоль, потому и пошел маршем к Бицзыво. Иначе армия Оку через две недели была бы у Цзиньчжоу — а там укрепления не готовы. А Куропаткин тебе приказ бы отдал — отводить войска в Порт-Артур. И отступили бы в крепость на заклание.
Фок говорил чистую правду, так история и прошла в той реальности. И Стессель по какому-то наитию понимал, что сейчас ему говорят чистую правду, ибо побледнел еще сильнее.
— Гаолян не собрали, огороды не посадили, Дальний японцам со всеми складами достался. На припасах бы полгода продержались и все — зубы от голода на полку все бы положили. Японцы все корабли в гавани расстреляли бы из осадных мортир. А виноват, по словам Куропаткина, ты, Анатоль — что трусливо в крепость отступил, причем недостроенную. Чуешь, куда тебя подводит тот, которому ты доверяешь?!
Стессель захрипел, дернул подбородком, лицо из белого превратилось в багровое — и генерал принялся самозабвенно выражать свое отношение и к военному министру, и к суду, и наместнику досталось немало «теплых» слов. Хорошо, что ветер уносил слова в море, где копошились не знающие русского языка сотни китайцев.
— Теперь все понятно, Александр, хорошо что ты сюда пошел. Только давай уговоримся — как только тебе еще что-то приснится, ты мне первому скажи, не тяни. По-дружески прошу. Ну, Алексей Николаевич, изрядный ты шельмец, интриган!
— Еще какой, Анатоль. Это он тебе Смирнова специально подсунул, хотя мог тому дивизию дать. Но решил человека наместника к тебе специально сунуть, чтоб у нас в Артуре фронду тебе сделать. Мало моряков, так вот вам еще генерал с целым штабом.
Стессель выругался в очередной раз, помянув «ощипанную мокрую курицу» и «царственного ублюдка». И лишь немного успокоившись, задал сакраментальный русский вопрос, извечный как книга бытия:
— Что делать, Александр?
— Ты Георгия второго класса и чин полного генерала хочешь?! Первый класс с фельдмаршалом не гарантирую, но это ты легко достигнешь! Хотя и второе получить сможешь, если мы на Квантуне до конца войны удержимся. Дело только в твоей решимости, Анатоль!
— Ты говори что делать мне, я и так понимаю, что нам тут зубами держаться надо и крепость не сдавать.
— Думаю, японцы десант севернее высадят, у Дагушаня, там единственное место удобное, хотя и мелководье. Полторы сотни верст отсюда, и все триста от Порт-Артура. До устья реки Ялу рукой подать, а там армия Куроки. И начнут наступление через Далинский перевал — ты понимаешь зачем, или на карте показать?
— Не нужно, я эти места хорошо знаю, — ухмыльнулся Стессель. — Они тем самым отсекут корпус Штакельберга, что сейчас в Инкоу собирается от армии Куропаткина, что в Лаояне.
— Сражения не будет, Анатоль — Куропаткин прикажет барону отходить к Лаояну, и порт Инкоу будет сдан японцам без боя. Так что выбор у японцем простой. Им нужен порт с железной дорогой, а таких всего два. С Дальним у них не вышло, а Инкоу упадет как спелое яблоко с ветки. Куропаткин не станет драться, прикажет отступать. Нас отсекут окончательно, и мы окажемся в полном окружении.
— Понятно, — отмахнулся Стессель, и спросил:
— Когда это произойдет?
— Думаю, через три недели, не раньше. Дней десять японцы будут высаживаться и закрепляться. Здешний урок они усвоят, и будут много осторожнее. И десять дней на марши и бои на Далинском перевале, если у Куропаткина ума хватит там дать бой, и выход на железную дорогу между Инкоу и Лаояном. Да, три недели, не дольше. А этого времени мне хватит подготовиться, если никто мешать не будет.
— Действуй, как считаешь нужным
