телеграмму отбили. Прошу великодушно простить, что заставил вас больше часа меня ожидать.
— Я понимаю, ваше высокопревосходительство, — отозвался Фок, скосив глаза на осколки фарфора, что усыпали пол.
— Александр Викторович, я просил быть без чинов. Вы сегодня снова сделали великое дело — завтра утром «Богатырь» должен был выйти в залив, на нем поднят адмиральский флаг. Теперь снимут — я не имею права рисковать напрасно, так как уверен, что вы обладаете даром предсказывать несчастья. Лучше поберечься, мы, моряки, суеверны — слишком часто сбываются приметы в океане, чтобы в них не уверовать.
Алексеев замолчал, отдуваясь — видимо, от сердца отлегло, а приличная доза коньяка расширила сосуды и инфаркт не состоялся. Но вся эта сцена показала, что наместник не только интриган и лукавый царедворец, было видно, что он действительно радеет за Россию. С таким можно было иметь дело, ибо на командующего Маньчжурской армии полагаться было совершенно нельзя — Алексей Николаевич некритически относился к своим иллюзионным планам ведения войны с японцами. И что самое плохое — старался все сделать сам, всячески подавляя инициативу подчиненных, и, понятное дело, не успевал ничего сделать толком. А так войны не выигрывают, ибо один человек, насколько бы он не был талантлив, не сможет уследить за всем. А когда не могут управлять с должной эффективностью, то прибегают к единственному средству, которое лишь кажется спасительным — контролю всего и вся, и начинают насаждать все новые и новые бюрократические структуры, созывать комиссии и бесконечные совещания.
А там могут только воду лить из пустого в пустопорожнее, что та же эвакуация Дальнего показала. За неделю ничего не успели толком вывезти, все решали с чего начинать эвакуацию. А совершенно обратный пример был показан спустя тридцать семь лет, когда огромные заводы, со станками, оборудованием и рабочими грузили в эшелоны за считанные дни, а по приезду на место, порой пустынное, налаживали производство за несколько недель. А если бы все решалось бюрократическими методами, то одна переписка затянулась бы на месяцы.
Но то не только вина генерала Куропаткина, но и беда — таковы пороки любого бюрократического государства, насквозь коррумпированного и прогнившего. А потому обреченного со временем — с 1812 года военная машина Российской империи стала наполняться всеми порочными реалиями, и терпеть поражения в схватке с равным или более сильным противником. Время побед Суворова и других блестящих полководцев кануло в лету, пришла эпоха бюрократов, а редкие военные таланты типа Скобелева стали исключением, а не правилом. И самое страшное — те генералы и адмиралы, что ругали сложившиеся порядки, сами их и насаждали...
— О чем вы говорили с погибшим Михаилом Павловичем Моласом, начальником штаба эскадры?
— Только о войне, Евгений Иванович, и я был рад, если бы ошибся, но, к моему сожалению, оказался правым.
Фок пожал плечами, ощущая, что снова ступил на тонкий лед, который может проломиться под ним в любую минуту. Причем, сейчас ему придется смешивать полуправду с ложью и послезнанием, и если он ошибется в дозировке, то последствия будут непредсказуемыми. Вернее, погибельными для него самого — когда пошли такие игры, то расчет за проигрыш идет исключительно собственной головой.
— И в чем ваша правота проявилась, Александр Викторович?
— Я отвечу, но разрешите задать вам всего один вопрос. Сможет ли наша эскадра победить, если проход через «Тигровый хвост», будет доступен лишь для двенадцати любых кораблей в сутки, и ни одним больше?!
— Конечно, нет, — усмехнулся Алексеев, однако глаза его сверкнули. Адмирал после короткой паузы пояснил:
— Только тралящий караван составляет дюжину судов, но если на следующий день начать выводить броненосцы, то проход будет снова закупорен минами, которые японцы выставят за ночь. Следовательно, необходимо вначале вывести на рейд миноносцы и канонерские лодки, чтобы неприятелю воспрепятствовать в заградительных постановках.
— А как тогда победит наша Маньчжурская армия, если ежедневно по Транссибу можно пропустить двенадцать пар поездов туда и обратно. А в январе любые перевозки вообще остановятся на месяц — пока на Байкале крепкий лед не встанет.
— Вы хотите сказать, что мы обречены на поражение?
На лице Алексеева снова появились красные пятна, но Фок понимал, что нужно гнуть свою линию — ему удалось психологически раскачать адмирала, и теперь нужно додавить, потому что такие моменты упускать нельзя, другой возможности не представится.
— Да, если не найдем нетривиальные варианты. Исход этой войны решается на море, а японцев хорошо подготовили англичане, построив им современный флот. Вот об этом мы и говорили — Михаил Павлович объяснил мне, в чем состоит порочность нашего кораблестроения, с его хронической «экономией» с превышение водоизмещения, отчего все боевые возможности судов становятся еще ниже, чем они планировались по проекту. А оттого слабее иностранных кораблей. И сравнил «Петропавловск» с «Микасой», а «Победу» с тем же «Ретвизаном», что построили по нашему заказу в Америке. Потом долго мне пытался втолковать прописные для моряков истины, но я мало что уразумел, касательно специфики вопроса, — Фок пожал плечами, усмехнулся, и развел руками. Но тут же выбросил первый факт, известный ему по прочитанным книгам.
— Михаил Павлович утверждал, что кораблестроители допустили чудовищные просчеты, когда строили «богинь отечественного производства». Сказал, что если на них уменьшить дифферент на нос, правильно распределив нагрузку, и добавить при этом пару шестидюймовых пушек на корму, убрав половину 75 мм орудий и всю мелкокалиберную артиллерию, то крейсер выдаст не меньше 22-х узлов. Вроде как на нем бесполезным грузом зарезервированные мощности, но если их задействовать, то эти крейсера станут намного полезнее для эскадры. И знаете, Евгений Иванович, я ему поверил, тем более, что такое не просто возможно...
Фок замолчал, оборвав предложение. Мяч он катнул в сторону наместника, и теперь следовало ожидать его хода. И судя по тому, как адмирал заговорил, Алексеев все правильно понял.
— Это легко поверить, Александр Викторович. Я немедленно дам указание Кутейникову пересмотреть весовые нагрузки. Если так оно и есть, то переделка будет начата немедленно, и без всякого согласования с Петербургом, чтобы не терять напрасно времени. Вначале «Палладу», потом «Диану». На то моих полномочий хватит! Особенно, если вы это видели, ведь так?!
— Да, Евгений Иванович, только не спрашивайте, я не смогу объяснить — это не дар, а самое настоящее проклятие!
Да и как объяснить адмиралу, что японцы подняли затопленную «Палладу», переименовав ее в «Цугару». Помаялись изрядно с ремонтом
