вот такое дело… Из областного бюро судебной медицины звонили, старый знакомый у меня там работает. Сказал, что в нашем бюро СМЭ экспертизы фальсифицируют. В частности, некий товарищ Мытько производил вскрытие некой гражданки и утаил один прелюбопытнейший факт, — полковник выдержал интригующую паузу.
— Мытько? Фальсифицирует? — удивился я.
— Вы знакомы?
Конечно, наши самые разнообразные встречи с бывшим хирургом я тут даже вкратце перечислять не стал бы.
— Да, приходилось раньше пересекаться. И что же он натворил?
— В заключении не указал, что женщина, которую он вскрывал, была беременна.
— Вот как? Интересно зачем? Какой срок плода?
— Примерно четыре недели. Мой товарищ с проверкой приезжал в Новоульяновск. Конкретно его проверка была направлена на Мытько, говорит, что водились за ним грешки раньше. Вот он и выяснил, что Павел Алексеевич собирался фальсифицировать экспертизу.
— Какую экспертизу? — насторожился я.
— В том-то и дело, что само заключение еще не покинуло стены учреждения. Фактически, оно считается еще не готовым, пока не выдано следователю под роспись.
Я озадаченно почесал затылок:
— Получается, что он еще ничего не подделал.
— Именно, факт фальсификации недоказуем. Если его за жабры взять, то Павел Алексеевич скажет, что позже хотел внести это в экспертный документ, мол, это черновик он отпечатал, не успел и все такое. Или скажет, что не углядел и пропустил. Тогда это уже не фальсификация, а экспертная ошибка, за которую обычным выговором можно отделаться. Или вообще просто пожурят и пальчиком погрозят. Все-таки у нас перед бюро очереди из экспертов не стоит.
Я пожал плечами.
— Ясно, только не совсем понимаю, при чем тут наша следственная группа? Нечестными медиками прокуратура должна местная заниматься.
— Вот это самое интересное, Андрей Григорьевич. Труп проходит по делу вашей группы.
— Солнышкина? Была беременна? — я чуть чай на себя не пролил, но вовремя отставил кружку.
— Да. Но мне совершенно непонятно, почему Мытько пытался сей факт скрыть. Одно дело, когда в этом вопрос денежный замешан, а другое — когда это одна из жертв неуловимого маньяка. То есть, к чему ему рисковать?
Все-таки Булкин — внимательный человек, где его ни застань, хоть в кабинете, хоть на месте происшествия.
— Со стороны выглядит, будто он покрывает Мясника, — пробормотал я, переваривая сенсационную информацию.
— Да, либо он и есть тот самый маньяк.
Я внутренне вздрогнул, вспомнив, как горячо мне такую версию обосновывал Олег. А вслух только протянул с заметным сомнением:
— Павел Алексеевич? Убийца? Ну, не знаю…
— Вот я тебе и рассказал, дал пищу для размышлений. Официально с Мытько мы ничего сделать не можем, состава преступления нет, а вы там сами решите, как поступить с этой информацией.
— Спасибо, Сергей Альбертович, — я встал. — Очень ценная информация. Вкусный чаек, давненько такого не пил.
— Заграничный, — довольно кивнул Булкин. — Сослуживцы бывшие поставляют, не забывают меня.
Мы попрощались, и я поспешил к Горохову. Рассказал нашим про Мытько. Пришлось заодно выложить его тайну, что он имел амурные отношения с Солнышкиной.
— Что же ты сразу не сказал про их шуры-муры? — громыхал Горохов.
— Его бы тогда исключили из числа экспертов, допущенных к делу, — честно ответил я. — А Мытько работник опытный, да и свой судмед нам бы не помешал — я его давно знаю.
— А теперь выясняется, что любовница его беременна была, выходит, от него. Вот вам и мотив, товарищи… — затряс кулаком Горохов. — Дайте я расскажу, как все было… Солнышкина его шантажировала ребенком, грозилась все рассказать его жене. Просила уйти из семьи, или, может, просто денег требовала. А он убил ее, чтобы избавиться от неудобной пассии и не дать разрушить свой брак. При этом знал, что в городе орудует маньяк, и обставил все так, чтобы подумали на Мясника.
Я поморщился.
— Как-то немного притянуто, Никита Егорович, — пожал я плечами. — Вам не кажется?
— Нет! Вы же сами со Светланой Валерьевной говорили, что третья жертва не вписывается в концепцию серийника. Мол, женщина и совсем не хищник. А Мытько подбросил ее тело на место преступления, на котором раньше сам был в качестве эксперта-медика. А мы еще гадали, почему первая жертва найдена в другом месте, а вторая и третья — в одном и том же. А это просто товарищ Мытько в имитатора поиграл. Но ошибочку он сделал — труп Солнышкиной ему надо было в другом месте все же оставить. Выглядело бы правдоподобнее.
— А как же ленточка? — спросил Катков.
— Какая ленточка? — нахмурился Горохов.
— Красная, она обнаружена на месте второго убийства и последнего.
— Ну, вот, — развел руками следователь. — На месте первого же нет этой самой ленточки, а на втором была, и Мытько там был, заметил это. Видел и слышал, как мы ее обсуждали и изымали. А она, скорее всего, случайно там брошена оказалась. Но он решил сей факт использовать для запутывания следов и под серийность убийство женщины подогнать.
Горохов ходил вдоль стола и рубил рукою воздух, как бы подчеркивая, что выводы эти — сами собой разумеющиеся, и спорить тут нечего.
— Да, но экспертиза показала, что фрагмент ленточки с места убийства Черпакова, идентичен по составу с фрагментом, обнаруженным возле трупа Солнышкиной, — Катков даже выставил какие-то бумажки напоказ в доказательство своих слов.
— Это не удивительно, — продолжал строить обвинения Горохов. — В одном универмаге куплены, с одного мотка срезаны. Кстати, нужно для образца изъять в магазине подобный фрагмент. Установить, где такая ленточка метражом продается и опросить продавцов, может, и опознают в недавних покупателях Мытько. Внешность у него приметная, да и сам мужик солидно выглядит, презентабельно, так сказать. Трудно такого не запомнить, особенно когда такой мужчина несерьезную безделицу, вроде ленточки, покупает.
— Так что? Берем врача? — ерзал на стуле Федя.
Ему явно не терпелось ринуться в активные действия.
— Рано пока, — Горохов задумчиво побарабанил пальцами по столу. — Доказательств-то у нас с гулькин хрен.
— Нос.
— Чего?
— С гулькин нос, так правильно говорить, — хихикнул в кулак Федя.
— Да без разницы! От перемены мест органов суть не меняется. В общем, так, товарищи, Мытько — в разработку. Андрей Григорьевич, план оперативных мероприятий подготовишь, и мне на стол. Машину его незаметно посмотреть бы. Ведь тело он явно не на руках переносил до леса.
— Это можно с ГАИ договориться, — кивнул я. — Остановят под видом проверки документов.
— Да, только Мытько всех нас в лицо знает. Пусть с работниками ГАИ кто-то из местных оперативников будет. Сомневаюсь, что сотрудники ГАИ знают, как выглядят затертые следы крови и прочие улики.
— Сделаем, — кивнул я.
— А какова причина смерти Солнышкиной? — Горохов обратился к Каткову.
— Отравление угарным газом, — ответил тот. — Как и в прошлых случаях.
— А причину-то ведь устанавливал товарищ Мытько?
— Ну, да…
— Вот! То-то и оно! На самом деле там причина вовсе другая может быть, — Горохов снова встал и стал прохаживаться по кабинету. — Ну да ладно, раньше времени тревогу не будем поднимать. Пусть пока так значится. Если что, потом повторную экспертизу назначим в областное бюро СМЭ. И еще лучше — комиссионную, чтобы уже наверняка и не отвертелся.
— Так тело захоронят скоро, — вставил три весьма дельных копейки Федя. — Родственникам отдадут и все.
— Я распоряжусь, чтобы придержали, — Горохов почесал бровь. — Сколько возможно… Ну, на крайний случай, эксгумируем потом по санкции прокурора. Да, и гистологические препараты, парафиновые блоки с образцами тканей должны в архиве у них остаться.
— А если Мытько все-таки убийца, — начал нагнетать Федя. — То он может уничтожить эти самые образцы.
— Но он же не знает, что мы знаем, — хитро улыбнулся следователь. — Он уверен, что удалось убийство Солнышкиной повесить на Мясника.
— Я вот, что подумал… — Федя даже привстал, чтобы говорить удобнее было. — А что если Мытько и есть этот самый Мясник? То есть, не имитатор, а он самый. А? Сами подумайте… Резать он умеет хирургически. Так же, как раны от ампутаций оставлены на телах. Что если он всех троих убил, а не одну Солнышкину? Человек он неоднозначный. В свое время, я помню, его из хирургии выгнали, он там завотделения был, потом на приеме в поликлинике сидел, а сейчас вот до морга дошел. Насмотрелся всякого — и не выдержала душа «поэта». Пошел во все тяжкие, как говорится.
— Ну, Федор Сергеевич, — прокряхтел Горохов. — Ты не перегибай… Хотя мысль, конечно, интересная, заставляет задуматься.
— Да он это! Он! — удирал себя в грудь Погодин. — Чуйка подсказывает мне.
— Вроде, так
