Строго прикрикнув, гэбист убирает «изобретателей» к «самозванцам» и, монотонно бубнит дальше:
– Пишут, что Вы насильно заставляете кустарей-единоличников вступать в ваш кооператив «Красный рассвет»…
Взбурдив на весь этот абсурд, я разом излил всю желчь, вскочив и заорав:
– В «мой»? Любой кооператив – это форма общественной собственности! Кто, какой конченный дебил, такое «пишет»? Заставляю?! Да, даже пусть это и так! Вы от лица Советской власти – обвиняете меня в том, что я делаю из мелкобуржуазных элементов – культурных кооператоров? «Социализм – это союз культурных кооператоров», ещё Карл Маркс сказал! Вы что, мать вашу? Обвиняете меня в том, что я строю социализм…?!
Я бы орал ещё долго и с три короба и возможно – доорался бы на три расстрельных приговора. Однако, я увидел смеющиеся глаза Погребинского и разом заткнулся.
Чего это он?
– Вас никто и ни в чём не обвиняет, Товарищ Свешников.
Гебист, сложив вместе все эти листочки, связал папочку и засунул её… Нет, не туда – куда бы очень хотелось, а всего лишь обратно в портфель. Затем поблёскивая стёклышками «бериевского» пенсне, улыбаясь обратился к Погребинскому:
– Вы были правы, Матвей Самойлович! Товарищ Свешников – самая подходящая кандидатура быть вашим заместителем.
И тут я поплыл…
«ЧТО?!».
Лыбясь на все тридцать два, в лихо заломленной кубанке – с которой казалось ив бане не расставался, тот протягивает мне руку:
– Поздравляю, Серафим! Надеюсь, мы с тобой сработаемся.
Вижу на себе взгляд Абрама Израилевича, ставшего из грустно-печального – жгуче-завидующим, жму протянутую ладонь (куда деваться?), чувствуя себя полным идиотом, которого развели на стакан семечек:
– А, как же… «Стерпится – слюбится»!
Жестом показав на четверых незнакомцев, до сих пор сидящих мышами под веником, он:
– Дела, прямо сейчас можете сдавать присутствующим здесь товарищам.
Называет по фамилии, знакомит, я жму руки, находясь в каком-то ступоре.
Потом, мне подсовывают под нос какие-то бумаги:
– Распишитесь, товарищ Свешников.
Ах, вот оно что!
Хотя ОГПУ не руководит непосредственно НКВД – но все более-менее значимые должности утверждаются через него. А в её губернском отделе, накопились доносы на меня – вот откуда эта «комедии-клаб», оказавшаяся банальной проверкой «на вшивость».
И тут до меня дошло: это было предсказуемо, как смена времён года – но я подобно колхозному агроному, всё проспал…
Наконец, момент настал и подобно старухе Изергиль из сказки Пушкина – Погребинский решил стать «Владычицей морской»!
Убрав меня из Ульяновска и расставив своих людей на ключевые места, он захватит бразды правления над моей «Империей». А заместителя очень легко подставить и избавиться от него.
Назад, я уже не смогу вернуться.
Всё – приплыли!
Что делать?
Оставшись с одним «Красным рассветом» – я долго не протяну…
Наотрез отказаться от должности его заместителя?
Придерётся к какой-нибудь мелочи – да просто-напросто уволит, если не закроет по любому сфабрикованному поводу.
Почему сразу так не сделал?
Смотрю пристально на переносицу, пытаясь прочитать мысли…
Надеется моими руками таскать из огня каштаны?
Так, что же делать?
Согласится, а там – куда кривая вывезет?
Обратиться за помощью к Жданову?
Погребинский ему непосредственно не подчиняется – только через Наркомат. Ну положим, поговорит с ним Андрей Александрович и, тот отстанет…
Так, что?
Ещё ничем не проявив себя в его глазах, стать терпилой – со снисходительно-покровительственным отношением к себе в лучшем случае? Стать человеком – «под Ждановым»? Его «личным» генеральным конструктором? Уедет Жданов в Ленинград после убийства Кирова, мне что? Собирать манатки и вслед за ним?
Тоже вариант – но только на самый крайний случай.
Хотя…
Приложив ладонь к левой стороне груди, где под «пролетаркой» и кандидатской карточкой билось об рёбра сердце, говорю:
– Я за кресла не держусь, но… Могу сдать все служебные должности кроме Начальника «Особого проектно-технического бюро № 007» (ОПТБ-007) при Ульяновском ИТЛ.
Это – ключевая должность, если кто не знает.
У Погребинского, улыбку на лице – как будто в фотошопе стёрли:
– Почему?
– Архитектурно-строительный отдел Бюро разрабатывает проект Ульяновского железнодорожного вокзала в стиле «хай-тек» – для участия в «Международной выставке современных декоративных и промышленных искусств», уже открывшийся в Париже.
Подняв в небо указательный палец:
– Это, вопрос государственной важности – находящийся под личным контролем у самого Феликса Эдмундовича! Поэтому – кровь из носа, но в августе – макет вокзала должен быть в советском павильоне в Париже. И я вместе с ним – как куратор проекта.
Затем, тычу тем же пальцем в четвёрку моих предполагаемых приемников:
– Кто из вас возьмёт на себя ответственность, если проект будет сорван?
Дружно молчат хором, тогда обращаюсь к Погребинскому:
– Может Вы, Матвей Самойлович, возьмёте на себя такую смелость?
Конечно, насчёт Дзержинского я несколько…
Приукрасил!
Но навряд ли, Погребинский имеет возможность это проверить.
После пары минут тишины, соломоново решение предложил гебист:
– Хорошо! Тогда должность Начальника «Особого проектно-технического бюро № 007» – Вы сдадите после возвращения из Парижа, заступив на должность Заместителя товарища Погребинского.
Какое-то время это мне даст – около трёх месяцев, возможно даже полгода. А там, кто раньше сдохнет – ишак, падишах или я.
Я взглянул в глаза «Человека в кубанке» и понял, что пошёл обратный отчёт времени…
Глава 36. Выпускная вечеря
Спектакль «Большая перемена» в Ульяновском Дворце Культуры прошёл «на ура» – зрители себе все ладоши отбили, вызывая «на бис» артистов. Режиссёр Ульяновского «ТРАМа» Певницкий Аристарх Христофорович – насквозь промочил мне всю «жилетку», а апосля приняв «на грудь» – неоднократно проклял за то, что я зарыл в землю свой талант великого сценариста и, даже неоднократно порывался драться.
После спектакля – праздничный ужин и, танцы-шманцы-зажиманцы под новый хит сезона – «Школьный вальс» от Юрия Шатунова:
«Когда уйдем со школьного двора
Под звуки нестареющего вальса
Учитель нас проводит до угла
И вновь – назад, и вновь ему с утра
Встречай, учи и снова расставайся
Когда уйдем со школьного двора
Для нас всегда открыта в школе дверь
Прощаться с ней – не надо торопиться!
Ну как забыть звонче звонка капель
И девочку, которой нес портфель?
Пускай потом ничто не повторится
Для нас всегда открыта в школе дверь
Пройди по тихим школьным этажам
Здесь прожито и понято немало!
Был голос робок, мел в руке дрожал
Но ты домой с победою бежал!
И если вдруг удача запропала
Пройди по тихим школьным этажам
Спасибо, что конца урокам нет
Хотя и ждешь с надеждой перемены
Но жизнь – она особенный предмет:
Задаст вопросы новые в ответ
Но ты найди решенье непременно!
Спасибо, что конца урокам нет!».
Я смотрел на выпускников 1925 года, Ульяновской трудовой школы второй ступени и, меня как воздушный шарик распирала гордость.
После Революции, многие старые и опытные педагоги были изгнаны за свою якобы «неблагонадёжность», получив «запрет на профессию», а в учебных заведениях воцарили вольные нравы и модные учебные методики. В результате в двадцатые годы, из «двухступенчатых» советских школ, соответствующих прежним средним учебным заведениям (гимназиям и реальным училищам) – выходили совершенно необразованные и неподготовленные к взрослой жизни молодые люди. За редким исключением, выпускники не умели писать грамотно по-русски, не умели правильно выражать свои мысли ни словесно, ни письменно. Про математику и другие точные науки, вообще молчу… Поэтому первые курсы в ВУЗах – превратились по сути в школьные классы, а следовательно и высшее образование – не отвечало своему названию, от слова «никак».
