— У нас о нем еще хуже говорят, — успокоил Стас. — Правда, он уже бывший правитель.
— Все меняется, — философски заметил Нуреддин и продолжил свой рассказ о последних днях президента. — Потом с Наджибом связался Браин и попросил его выйти из миссии якобы для уточнения некоторых сведений. Он дал честное слово, что Наджибу ничего не грозит. Знал бы президент, что стоит честное слово маньяка и убийцы! Когда Наджиб вышел, следом вышла и его жена. Талибы сразу их арестовали и увезли. Целые сутки они зверски пытали обоих, не давая умереть специальными уколами. Утром они привезли их и повесили на воротах миссии. Американцы еще прямой выпуск новостей отсюда делали.
Перед глазами Стаса стоял пухлый улыбающийся мужчина, указывая пальцем на миссию ООН: "Вон там, у ооновцев спрячусь".
Снова Стас подумал: зачем он вернулся? Прошлое ворочалось в нем, кололо острыми неудобными углами. Он очень кстати вспомнил, зачем пришел к отставному агенту.
— У меня есть к тебе дело, о котором ты должен сразу забыть, как только я уйду. Слышал о Проклятой долине?
— Хаваа? Это плохое место.
— Как туда лучше добраться? Чтоб без приключений.
— Однако я думал, что ты лучше меня знаешь мою страну, ведь ты объездил ее вдоль и поперек.
Надо же, как уел. Объездил. До сих пор не может простить.
— Особо "ездить" мне не давали. Ты ведь знаешь, южнее Ниджрау свирепствовали две банды: Доброго Максуда и Начар-шаха, то есть Плохого-шаха. Если Начар-шах не знал жалости к своим врагам, сразу отрезая им головы, независимо кто был перед ним: солдат или женщина медсестра, то Добрый Максуд быстро никого не убивал. Как-то он захватил капитана Смирнова из автобата, отрезал ему руки-ноги так коротко, чтобы нельзя было использовать протезы, лишил гениталий, а потом аккуратно залечил раны и подбросил к воротам воинской части. У него специалист даже был свой по пыткам по имени Аликпер. Когда я сопровождал несчастного калеку до аэропорта, он все шесть часов пути уговаривал пристрелить его.
— Успокойся, шурави, — всревоженно проговорил Нуретдин, видя его взволнованность. — Война давно закончилась.
— Иногда мне кажется, что она никогда не кончится. Ладно, это все сантименты. Так ты скажешь, где мне искать? Кто-нибудь же должен знать расположение Хаваа, ведь не может же быть, что никто туда не ходил!
— Я слышал, что жители пригорья часто пасут отары в тех местах. Тебе лучше направиться туда.
— Конкретнее.
— Съезди в Мазари. Если жители что знают, то расскажут, только в горы не суйся: кафиры хоть и не воюют, но веры им никакой нет. Кстати, ты говорил о капитане Смирнове. Это не тот, что служил в Шестой автоколонне?
— Вроде. А что, это важно?
— Шестая слыла спецавтоколонной, Царандою никогда не доверяли ее сопровождать. А ведь ходила она, припоминается, на секретный спецобьект в Ниджрау или у подножия Ниджрау. Такие большие грузовики, груженные железными морскими контейнерами. Что было в них? Никто не знает. Контейнера никогда не привозили обратно, даже пустыми.
Стас помнил эти могучие "Уралы" со всегда молчаливыми водителями. Колонна шла за колонной в сторону гор, и везли они не оружие и не горючку, они действительно что-то строили там.
Что? И имеет ли это отношение к Хаваа?
Стас нутром чувствовал, что имеет. Все связано в этой таинственной истории.
— У тебя есть верный человек в Мазари?
— В Мазари нет, но недалеко от Мазари есть кишлак Ашамлык. Там живет Гюлли. Еще со времен войны он выполнял мои мелкие поручения. В частности следил за Начар-шахом.
— Странное название для кишлака. Оно переводится как еда.
— Там живут одни кафиры неверующие. Еще одна просьба: моего имени не упоминай.
— Чего ты так боишься?
— В Ниджрау полно соглядатаев Браина. Если он узнает про меня, мне конец.
— Что ему там понадобилось? Ниджрау далеко от Кабула.
— То же, что и тебе, шурави. Власть и могущество. Черный минарет. Я угадал? Тот, кто найдет его, будет править миром.
— Неужели ты веришь в эти сказки? — уязвленно произнес Стас, быстро его раскололи, на раз, помешались все на этом Плачущем ущелье.
— По ходу, ты сам тоже веришь. Иначе ты бы не вернулся. Позволь мне заметить, что Шестая спецколонна находилась в непосредственном подчинении КГБ. Что, там тоже заинтересовались?
— КГБ давно уже нет тоже.
— Да? А обьект, который они возводили до сих пор в Ниджрау. Или даже в Хаваа? В Проклятой долине!
— Что ты эти хочешь сказать?
— Они могли законсервировать объект, а теперь он вам снова понадобился. Зря только ты в это полез, шурави.
— Законсервированный объект? Откуда ты такие слова знаешь? — Стас посмотрел на Нуреддина с невольным уважением.
— Я ведь в Москве учился. В университете. Только не доучился, война началась.
— Надо же. Столько с тобой знаком, а этого не знал.
— Не до этого было. Война.
— Ну ладно, спасибо за консультацию, профессор. Хочу попросить об одной услуге. О том, о чем мы говорили, естественно молчок. Это в твоих же интересах.
— Есть оружие, — предложил Ахмед. — Пистолет, автомат?
— Не оружие делает человека сильнее, — нравоучительно произнес Стас.
— Ты стал мудрее, шурави, — уважительно произнес Ахмед.
Они попрощались, Стас вышел проулок, затем на Чикен-стрит. Вокруг бурлила толпа. Стаса толкнули, он инстинктивно увернулся — и увидел быстро скользнувший под локтем метал. Нож! Его пытались зарезать. Незаметно и непритязательно. А что, он надеялся на приветственные речи и букет ромашек?
Увидев, что попытка не удалась, прочь уходил закутанный в халат мужчина, стараясь затеряться в толпе, но его выдала напряженная спина.
— Эй, уважаемый, — окликнул Стас на дари, но мужчина не отреагировал. — Погодите-ка минутку.
Стас последовал за ним, и мужчина, отбросив конспирацию, побежал. Стас бросился за ним.
Мужчина свернул с Чикен-стрит в первый же проулок. Людей здесь почти не было. Это могла быть ловушка, но Стас пропустил тревожную мысль мимо. Мужчина бегал быстро, но Стас, обладая более длинными ногами, вскоре его нагнал. Поняв, что уйти не удасться, мужчина остановился и развернулся к нему лицом.
Совершенно одни они замерли между дувалов. Противнику было лет 30–35. Кряжистый. Злые глаза-буравчики.
— Куда же вы, бача? — сказал Стас. — Невежливо удирать от собеседника.
— Не разговаривай со мной, собака! — гаркнул мужчина. — Ты не афганец, кафир!
— А что, разве ты беседуешь только с афганцами? Это ведь против Всеотца.
— Заткнись, не трожь имя Всеотца. Кроме талибов все неверные, — мужчина достал досель скрываемый в рукаве нож, и, глядя прямо в глаза Стаса, облизал широкое лезвие, оставляя влажный след. — Ты умрешь, кафир.
