проявил дружелюбия Большой Человек.
— И вам здравствуйте! — «подставила левую щеку» я.
— Что на этот раз выпрашивать будешь? — с мрачным видом не повелся на мое христианское смирение он.
— Деньги, — просто и честно сказала я. — Много денег.
И улыбнулась, как мне казалось, милой дружелюбной улыбкой.
У Льва Юрьевича дернулся левый глаз.
— Что Ольга опять натворила? — без лишних реверансов задал он вопрос, сердито.
Вот это по-нашему! Уважаю деловой подход.
— Ваша супруга приходила, била меня, — наябедничала я и загнула первый палец. — Больно била.
Лев Юрьевич сохранил спокойствие, но левый глаз задергался сильнее.
— Перепутала меня с Ольгой, — пояснила я. — Спросила только, где Горшкова с двадцать первой квартиры. Я сказала, что это я, и она сразу бить меня начала.
Лев Юрьевич что-то буркнул сквозь зубы, я точно не разобрала, но явно не комплемент.
— Все соседи видели, моя репутация пострадала, — загнула второй палец я, смущенно.
Лев Юрьевич скривил лицо, но как-то равнодушно, что ли.
Мне вот даже обидно стало от такого безразличного отношения к моей репутации. Чай не чужие люди теперь.
— Ольга отказалась от Светы. — расстроенно от его черствости и безразличия продолжила загибать уже третий палец я, — Отец Светы тоже. Они не нашли ничего лучшего, как спихнуть ее мне. А я сейчас развожусь с Ольгиным братом, так что мне Света более чужая, чем вам.
Лев Юрьевич побагровел и вытаращился на меня с таким видом, примерно, как наш дворник Семен на календарик с отметкой, что летние каникулы уже начались.
— Ну, вы же со Светой как-никак не чужие, — четко разъяснила свою позицию я, — но, если вам некогда Светку забрать, я могу вашей жене домой отвести, адрес уже знаю. Я же все понимаю, совещания у вас, дела и все такое. Кстати, телефон ваша жена мне потом оставила, когда мы разобрались. Только мне бы побыстрее, а то Светочка уже мне все обои помадой изрисовала, придется переклеивать, видимо…
— Издеваешься? — буркнул Лев Юрьевич, прям даже очень сердито. — Ладно. Говори. Сколько?
— Но я еще не закончила, — виновато захлопала ресницами я. — Еще три пункта.
— Так! — стукнул кулаком Лев Юрьевич. — Сколько? Говори и проваливай! Видеть тебя не хочу!
— Полторы, — застенчиво обнаглела я.
— Дам тысячу и вон отсюда! — прорычал он и принялся открывать сейф, нервно гремя ключами.
И чего так злиться?
Я принялась скромно перечислять четвертый пункт.
…..
В общем, выходила я из кабинета Большого Человека богаче на тысячу сто рублей. А это на четыреста рублей больше, чем изначально предполагалось. Хотя на четыреста рублей меньше, чем изначально запрашивалось. Торговаться Лев Юрьевич, конечно, умеет. Большой Человек поэтому.
И, кстати, совершенно забыла спросить его, зачем он тогда хотел со мной встретиться. Любопытно же. Но ничего, в следующий раз спрошу, — думаю, поводы у меня еще будут, и не раз.
Документы в приемной я досдала милой даме, без проблем. Также без проблем она сообщила, что некоторые преподавательницы тоже готовы принять участие в эксперименте с мылом, так сказать, для повышения достоверности при статистической обработке результатов.
— А то, если только я одна, то погрешность же большая будет, — с улыбкой объяснила мне основы статанализа милая дама.
Так как я всегда была принципиальным борцом за чистоту эксперимента, то еще пять кусочков мыла перекочевали в ее стол. Все ради науки, а как жеж.
В опеку я заходить не стала: от одной даже мысли об этом — начинало колоть сердце и отваливаться рука. Нельзя так.
Зато я позвонила Симе Васильевне. Потом, минут через двадцать позвонила еще. Мы мило так поболтали, еще почти полчаса, пока у меня монеты не закончились.
Очередь у автомата собралась немаленькая, я виновато улыбнулась, мол, извиняйте, товарищи. В спину мне полетели разные реплики, но разговор с Симой Васильевной стоил того.
И вот я спешу домой, чеканным шагом, тороплюсь поскорее.
В квартире вкусно пахло жаренной рыбой и овощным рагу. Из комнаты Риммы Марковны доносился детский смех. Я прислушалась, Римма Марковна читала, с выражением: «…Григорий студнем подавившись прочь от стола бежит с трудом, на гостя хама рассердившись хозяйка плачет за столом…»
Светка заливалась хохотом, походу Хармс ей неплохо так зашел.
Я терпеливо дождалась, когда они дочитают стих и позвала:
— Римма Марковна!
— Что, Лида? — весело откликнулась она.
— Римма Марковна, — повторно позвала я, — А можно вас, буквально на минуточку?
— Ты говори, я слышу, — отозвалась она. — Мы тут читаем со Светочкой.
— Нет, подойдите, — повторила я, уже более настойчиво.
Римма Марковна заглянула на кухню, улыбаясь, с книгой в руках.
— Что, Лида?
— Римма Марковна, — сказала я. — А ведь у вас никогда и не было дочери. Правда?
— Узнала-таки, — прищурилась Римма Марковна. — Далеко пойдешь, Лида.
— Зачем вы соврали мне, Римма Марковна? — мне стало неприятно, — Я же вам верила! Доверяла!
— Так, — по морщинистому лбу Риммы Марковны пролегли две глубокие вертикальные борозды. — Где именно я тебе соврала, Лида?
— Еще и цирк вчера устроили! С корвалолом! — я никак не могла успокоиться.
— Лида, следи за словами, — укоризненно покачала головой Римма Марковна, — Со старшими так разговаривать нельзя. Даже если они полностью не правы по твоему мнению. Есть такие понятия, как «воспитанный человек» и «уважение к старшим».
— Не вам о воспитанности говорить, — тихо обронила я, сквозь зубы. — И уважение вы больше не заслуживаете.
Мир рушился на глазах.
— Еще раз, Лида, — нахмурилась Римма Марковна, — ты сейчас меня обвиняешь в чем? Прошлый раз винила за Светочку. Но мы же вчера вроде решили, что она пока побудет эти двадцать дней здесь. Я сама с ней сидеть буду, тебе вообще ничего делать не надо. Она себя тихо ведет, не балуется. Не объест. Что не так?
— Не так всё! Вы попрали мое доверие. Соврали! Покусились на самое святое — соврали о ребенке, которого у вас никогда не было! — меня уже понесло. — Ложь! Сплошная ложь!
— А с чего ты взяла, что не было?
—
