Гельман понял, что должен сам бороться за жизнь. Он рванулся, ему даже удалось заехать ботинком в лицо одному из державших. На того это, однако, не произвело впечатления - похоже, парень даже не почувствовал боли. Затем Гельман ощутил, что его крепко держат за обе лодыжки, и мир перевернулся вверх ногами. Еще чья-то сильная рука отодрала его пальцы, пытавшиеся схватиться за перила. Затем он полетел вниз.
Он упал с высоты около шести метров, но снег, наметенный на лед, смягчил удар. Что-то громко хрустнуло - то ли лед, то ли сломанная кость. Несколько секунд он лежал неподвижно, а затем, все еще в шоке от удара, начал подниматься.
- Ну я же говорил - не пробьет, - донеслось сверху.
Опереться на правую руку почему-то не получалось, она все время подламывалась. Но он оперся на левую и смог встать.
Прорвав пелену первого шока, в руке взорвалась боль, и тут же в голове закружились планы. Он жив, это главное. Рука, похоже, сломана, но ноги держат. Теперь ему ничего не угрожает - обдолбанные уроды тут его не достанут. Сейчас нужно будет по льду добраться до берега. Там гранитная стена, зато, наверное, лёд потолще. Искать спуск - чёрт, должен же быть где-то спуск? Кричать, если на набережной кто-нибудь появится. Его вытащат, не может быть, чтобы не вытащили.Дальше нужно будет отыграть эту ситуацию. В сущности, это отличный повод выйти из всех игр, куда его затащили.Он на больничной койке, с переломами - рука уж точно, пусть проверяют... Теперь он не обязан делать то, чего от него хочет тот тип. Отменяются и откладываются и другие неприятные моменты, включая дурацкое судебное заседание. Он проведёт в больнице ровно столько времени, сколько нужно, чтобы некоторые обязательства рассосались сами собой. А полиция пусть поищет этих уродов... Впрочем, выгодно ли это ему? Не будут ли злорадствовать многочисленные враги? Куда лучше выглядела бы версия о покушении, с намёком на преследования властей... Дать интервью сразу после дачи показаний. Обязательно добиться присутствия западной прес...
Тут надтреснутый лед, похрустываший под ногами, наконец, провалился.
Ледяная вода стиснула его со всех сторон, обожгла лицо, хлынула под одежду. Если бы не этот парализующий холод, он, возможно, сразу вдохнул бы воду, но дыхание перехватило, и это подарило ему дополнительное время. Пальто, мигом пропитавшееся влагой, потянуло вниз. Сознание заработало с лихорадочной быстротой. Действуя одной рукой, он оборвал пуговицы и выскользнул из пальто, а затем, отчаянно работая рукой и ногами, поплыл вверх.
Через несколько секунд его вытянутая вверх рука ударилась о твердую гладкую поверхность. Его окружала чудовищно холодная плотная тьма, и в этой тьме он не видел, где осталась проделанная им полынья.
Еще почти минуту он пытался плыть под водой, слепо тыкаясь изнутри в ледяной панцирь. Грудь все сильнее и чаще пульсировала в агонии, требуя кислорода. В ушах зазвучал тонкий звон, перед глазами стало темнеть, но он этого не заметил, поскольку и так находился в темноте. Затем мозг не выдержал и позволил рту распахнуться, жадно втягивая в легкие смертоносную воду.
Последняя мысль Гельмана оказалась самой нелепой из возможных: значит, теперь ему не придется вставать ни свет, ни заря, чтобы идти в суд.
Kapitel 43. 14 февраля, четверг, раннее утро. Москва, улица Бутырский Вал, д. 8а, кв. 23.
На этот раз Микки спал.
Ему снился папа. Папа улыбался и говорил, что Микки скоро умрёт. Улыбаясь ещё шире, он пообещал, что умирать ему будет больно, очень больно, так больно, как он и представить себе не может. Микки пытался представить, как же ему будет больно, но не мог, а папа смеялся всё громче, как бы отдаляясь и одновременно оплывая и вырастая, превращаясь в какую-то снежную гору, содрогающуюся от грохота.
Микки в ужасе запищал и проснулся. Что-то белое и мягкое облепляло его, в ушах звенело.
Мальчик с криком рванулся - и упал на пол.
На холодной полу, злой и растерянный, он попытался сообразить, что с ним случилось. Потом вспомнил - спать он лёг к маме под одеяло. Он это делал в тех случаях, когда не мог помучить её другим способом. Там он лез маме в ноги и тыкался лицом в ляжки, стараясь пробраться повыше. Мама этого почему-то очень боялась. В одном разговоре с отцом, который Микки подслушал, мама сказала - "он уже интересуется моим телом".
Микки не интересовало тело мамы Фри - в том смысле, который она подразумевала. Ему нравилось, что она боится. Наверное, думал он, у неё там очень нежная кожа. Микки всегда хотелось каким-нибудь способом сделать ей больно именно в этих местах - там, где у мамы белые толстые ноги. Или грудь. Мама всегда её прятала. Однажды он попробовал было её потрогать, но тут мама ударила его по руке, сильно, и лицо у неё стало такое, что мальчишка понял - на этот раз он перешёл границу и лучше не продолжать.
Приходилось пробавляться обычными мелкими пакостями. Увы, с тех пор, как они поселились у Берты Соломоновны, из миккиного арсенала выпали такие замечательные приёмчики, как, например, пописать в постель. Писать в старухину постель было страшно.
Микки понялся с пола, пытаясь понять, хочется ли ему спать. Сна не было ни в одном глазу.
Мальчик подошёл к стене, нашаривая выключатель. Это заняло у него минуты три - пока он не вспомнил, что в бабкиной квартире свет зажигается не от клавиши в стене, а если дёрнуть за свисающий сверху шнурок. Однажды он попытался оборвать такой шнурок, но Берта Соломоновна это заметила и зашипела, как кошка. Микки напугался и больше так не делал.
Наконец, шнурок нашёлся, мальчик дёрнул за него, и в потолке загорелась лампочка. Мама спала, обнимая подушку, некрасиво растрёпанные волосы закрывали лицо. Судя по всему, ей тоже снилось что-то плохое.
Как выяснилось через несколько минут, старуха тоже спала. Во всяком случае, у неё в комнате было темно и слышался сиплый свист - Берта Соломоновна подхрапывала. Беспокоить её Микки не решился.
Потом он сходил в туалет, проведя там минут десять. В туалете не было ничего интересного, кроме лежащей на унитазном бачке книжки на русском языке. Мальчик от скуки попытался найти в ней какие-нибудь картинки, но там их не было.
Через полчаса, умаявшись от бессонницы и безделья, Микки придумал новый способ наказания мамы. Он решил где-нибудь спрятаться - чтобы Фри долго его искала и не нашла. Наверное, она впадёт в дикую панику, раскричится, а то и расплачется. А может, подумал мальчик с надеждой, она позвонит тому мужчине, он приедет, и тогда всё станет хорошо. Ну если не хорошо, - что такое "хорошо", Микки не понимал, - но хотя бы не так страшно.
