смотрел его младший брат, вернувшийся с войны в Африке инвалидом и не доживший до сегодняшнего дня. Взгляд, смотрящий сквозь тебя, пронизывающий душу, Взгляд хищника, ищущего добычу, леденящий кровь. Но откуда такой взгляд у юнца, всю жизнь прожившего в приюте?
— Да, Булочка… Ты права, дорогая…
— Опять ты меня не слушаешь, — обиженно надула губки Белла, скрестила руки на груди и отвернулась к своему окну. — И о чем ты можешь думать в такой момент? — бубнила она, — Мэттью скоро станет частью нашей семьи, а ты… Пфф! — не найдя подходящих слов, просто фыркнула. А Джеймс всё еще думал о странном взгляде мальчика, так неприсущему столь юному возрасту.
* * *
Следующая неделя прошла под знаком прощания. Учителя и воспитатели, как будто сговорившись, насели на меня в попытках вдолбить побольше знаний, объясняя это тем, чтобы я не посрамил честь приюта Георга Мюллера в обычной школе, и вообще показал себя в дворянском и аристократическом кругах только с положительной стороны. Ведь я буду представлять не только новую семью, но и приют, так как аристократия в любом случае узнает, где я вырос. Она всегда узнает, кто, откуда и чего стоит.
Рыжая ходила всё еще смурная, со мной разговаривала нечасто. Да и я не знал, как смягчить расставание, которое, возможно, будет навсегда. Я к ней за прошедшее время в новом для меня мире прикипел, привязался, как к настоящей сестренке, но вариантов остаться вместе не было. Либо её, либо меня усыновили или удочерили бы, и нам все равно пришлось бы распрощаться. Хотя… Можно же попробовать поговорить с семьей Виллис! Надо будет это с ними обсудить, надеюсь они не будут против еще одного ребенка из приюта. Но пока об этих планах рыжей говорить не стал, вдруг откажутся, а я пока не в том положении, чтобы настаивать.
Во вторник меня на разговор вызвал сэр Стивен Хьюстон.
— Проходи, Мэтт, присаживайся, — директор указал на всё тот же обычный офисный стул, хотя сам сидел в своем псевдостаром кожаном кресле.
— Ну, вот наконец, и ты покидаешь наш дом. И я счастлив, что ты преодолел свои мысленные препятствия, и согласился на усыновление. Хотя есть и толика сожаления, ведь мы все привязались к тебе. За столько времени невозможно не привязаться. И мне немного жаль, что ты не согласился на мое предложение, — улыбнулся директор грустно.
Я же чуть приподнял бровь в удивлении. К чему это он ведет? Он же понимает, что я не откажусь от усыновления четой Виллис, это же огромная разница, быть слугой клана или сыном хоть маленького, но дворянского рода. А если понимает, но всё равно напоминает о своем предложении, значит ему что-то нужно? Может он знает, что я использую Эфир без кристалла? Вряд ли. В этом случае я бы давно был бы разобран на мелкие части в попытках понять и изучить мою, так скажем, патологию. Я читал в форумах, что такое невозможно с научной точки зрения. Байки и легенды вроде и есть про бескристальных или «Ноучипчитерах» (Nochipcheater — мошенник без кристалла, ифер не использующий кристалл адуляра как хранилище и концентратор Эфира), вроде Мерлина, но все официальные страницы Сети говорят, что это невозможно. Так что вариант с моим разоблачением отставляем. А, в принципе, чего я разволновался? Спрошу у него самого. Посмотрим, что он скажет. Может он и вправду привязался ко мне?
— А зачем я вам, сэр Стивен?
Директор так и остается сидеть с каменным лицом, только правая бровь немного приподнимается.
— А той причины, что я назвал, недостаточно?
— Вполне, сэр. Но это же не единственная причина?
— Ну… почему нет? Ты вполне боевитый парень, и как оказалось, довольно умный и талантливый… — улыбается старик-хипстер, хитро прищурив глаза.
Теперь моя очередь приподнять бровь в удивлении. На что он намекает?
— Сэр, не совсем понимаю, о чем вы?
— Да брось, Мэттью, Видео с твоей песней уже по TV крутят. Думаешь я не узнал бы стены своего же приюта? Да и ты там вполне хорошо узнаваем, хотя сидишь почти спиной к камере.
М-да, поиграл, блин, на гитаре. Штирлиц никогда не был так близок к провалу, пока не запел «день победы» на корпоративе. Варианта два: сказать, что я что-то вспомнил, или признаваться в том, что я не местный. В чудесную гениальность поверить еще сложнее. Поэтому…
— Сэр, я сам не понял, как так получилось, но, когда я взял гитару, руки сами вспомнили, как играть и что петь. Наверно до потери памяти я умел играть? — делаю смущенное лицо, опускаю взгляд.
— Ну, на уроках музыки вас учат играть на разных инструментах. Возможно там и научился… — пробормотал директор, немного покряхтев. — И я рад, что в стенах нашего приюта зарождаются такие таланты! — уже улыбаясь, гордо заканчивает он.
— Спасибо, сэр, — взгляд не поднимаю, надо добить эту историю, чтобы в дальнейшем не получить проблем. — И у меня есть просьба.
— Да, говори, Мэттью, — директор вновь становится серьезным.
— Я бы не хотел известности и было бы здорово, если бы вы не стали афишировать, что на видео именно я. Можете говорить, что это ваш воспитанник, но, прошу, не надо сообщать что это Мэтт Грей.
— Я тебя понял, но не понимаю, зачем тебе это? — нахмурился Стивен Хьюстон.
— Хм-м, как бы вам объяснить… — задумался я. Я и сам не совсем понимал, зачем скрываться, но непонятное чувство стучало в подсознании, настаивая на нежелательности преждевременного раскрытия автора песни. — Просто, чувствую, что пока я не обвыкнусь в новом обществе, не стоит привлекать к себе лишнее внимание. Ведь оно, внимание, и так будет немаленьким, верно?
— Согласен, с этой стороны я не подумал. А не думаешь, что тебе будет легче влиться в общество, будучи популярным человеком?
— Тут палка о двух концах, сэр Стивен. Судя по нынешней популярности видео, кто-то станет дружелюбнее, а кто-то, наоборот, станет реагировать агрессивнее. Зависть и всё такое, помноженное на чувство превосходства над приемным простолюдином.
— М-да. Врагов в этом случае тебе прибавится. Да и просто недоброжелателей. Спасибо, что объяснил, — чуть склонил он голову. — Хорошо, что ты смотришь на проблему со всех сторон. Мне бы
