творог.
– Вряд ли они воспримут твои слова, – пожала плечами я и скептически взглянула на его жуткие носки с многочисленными дырками.
– Да это я только с рыбалки вернулся, а тут Римма Марковна звонит, – вздохнул Будяк, проследив за моим взглядом, – мол, нас с Лидой её родственники выгонять приехали. Я пока из Малинок приехал, болото же, дожди были, дорогу развезло – так и переодеться забыл. В чём был, в том и рванул…
Будяка отправить домой оказалось едва ли не труднее, чем проползти через пустыню Сахара или отделаться от тёти Зины и дяди Толи. Пётр Иванович юлил, изворачивался и находил множество малоубедительных причин задержаться. Да и Римма Марковна изо всех сил поддерживала его – сперва поужинать ему предложила, затем ножи ей наточить срочно надо было, а потом вообще вдруг решила блинчики на ночь глядя нажарить и заявила, что он обязательно должен дождаться их попробовать, и ещё с собой на завтрак взять.
Но я выдержала и это. Наконец за Будяком захлопнулась дверь, и я отправилась в свою комнату писать объяснительную на завтра.
Устало откинувшись на спинку стула, я уставилась на чистый лист бумаги и принялась мысленно составлять план объяснительной. Итак, я должна сперва…
Мои мысли прервал стук в дверь:
– Лида? – дверь скрипнула и в комнату просунулась голова Риммы Марковны. – А я вот кисельчика сварила, из малинки, как ты любишь.
– Римма Марковна, – скрипнула зубами я, – я сейчас занята.
– А чем это ты так занята? Сидишь вон, – запротестовала Римма Марковна без капли раскаяния, – ну так сиди себе спокойно, но сперва возьми вот кисельчик попей, пока гаряченький.
Она вошла в комнату и поставила передо мной большую чашку источающего умопомрачительный аромат киселя.
– Римма Марковна, – вздохнула я, уже понимая, что битва за талию с киселем проиграна, – у меня и правда, важная работа. Нужно объяснительную написать, секретарь парткома сказал.
– Это по тому письму? – нахмурилась она.
– Угу, – кивнула я.
– Да уж, удружила тебе мамка, – сокрушенно вздохнула Римма Марковна, – и это родная мать. Что уж про остальных родственников говорить. Как стая ворон накинулись.
– Ничего, справлюсь. И не с такими проблемами справлялась.
– Справишься, Лида, – грустно кивнула Римма Марковна, – деваться-то тебе некуда. Либо ты их, либо они тебя. Вот и приходится воевать со всеми. А была бы ты замужем – и горя бы не знала. Вот посмотри, Пётр Иванович…
– Римма Марковна, – рассвирепела я, – мы же с вами договорились! Почему вы опять нарушаете?!
– Ну мало ли о чем мы когда-то беседовали, – коварно сделала вид, что ничего такого и не было, Римма Марковна, – сейчас вот совсем другие времена настали. Тебе защита нужна и поддержка. Сильное мужское плечо.
Она ещё что-то там говорила и говорила. Я смотрела на неё, пропуская это ворчание мимо ушей. И вдруг меня осенила простая мысль!
Всё было до безобразия просто!
От осознания этой мысли улыбка наползла на моё лицо.
– Чего смеёшься? – подозрительно покосилась на меня Римма Марковна. – Я всё верно говорю…
– Римма Марковна, – перебила старушку я, – а почему вы сами замуж не выйдете?
– Старая я уже для всего этого, – огрызнулась Римма Марковна.
– А сколько вам лет?
– Семьдесят два… – вздохнула она, – будет… зимой.
Я зависла. Смотрела на нее во все глаза и понимала, что я ничего не понимаю. Я ведь думала, что Римме Марковне хорошо эдак за восемьдесят. А она ещё вполне даже не старая.
– Что? Что смотришь так? – брюзгливо проворчала Римма Марковна, – Да, я старый, пожилой человек, преклонного возраста, и мне много-много лет! И не надо на меня так смотреть!
– Но Римма Марковна, – задумчиво сказала я, рассматривая её совсем другими глазами, – вы же еще очень даже ого-го!
– В каком это смысле? – настороженно зыркнула на меня она.
– А то, – ответила я, – Семьдесят два – это прекрасный возраст. Это не угасание, а наоборот…
– Много ты понимаешь, – проворчала Римма Марковна, при этом было видно, что равнодушный вид она явно напускает, – суставы ломит, сердце барахлит, мигрени замучили, поджелудка совсем взбесилась, какое уж там ого-го?! Тут каждый день живёшь как последний.
– Здоровье и у молодого может барахлить, – ответила я, – тут уж ничего не поделаешь, нужно лечиться и держать себя в форме. А вот во всём остальном…
– Что с остальном? – вскинулась Римма Марковна.
– Нужно и можно привести себя в порядок, подлечится, заняться собой, глядишь, и мужчина найдётся.
– Да ты что такое говоришь, Лида?! Какой мужчина в моём возрасте?
– Подумайте, Римма Марковна, – не стала уговаривать её я (хорошо уже знала вредную старушонку, но здесь главное – закинуть удочку). – Вот скажите мне, какая у вас мечта?
– Доварить икру из кабачков, – проворчала Римма Марковна и забрала у меня незаметно опустевшую чашку из-под киселя. – Закатать так, чтобы вкуснее, чем у Норы Георгиевны получились.
– Нет, я про настоящую мечту, – покачала головой я.
– Ну, я мечтаю о каракулевой шубе, – пряча глаза, тихо сказала Римма Марковна, – с большой блестящей брошкой на воротнике.
– Римма Марковна! – всплеснула руками я, – а почему вы до этого молчали?!
– А что тут говорить? – надулась она, – шуба – удовольствие дорогое, да ещё и попробуй её достать. У тебя вон и то шубы нету, куда уж мне. Да и зачем она мне, я же дома всё время сижу, а когда Светку на сольфеджио вожу, так мне и в пальто нормально.
– Так, Римма Марковна! – подытожила я, – шубу для вас внесем в список приоритетных покупок. До зимы еще пару месяцев, как раз успеем купить. Я попрошу кое-кого посодействовать. Есть у меня связи. Так что шуба вам скоро будет.
– Да ты что, Лида!.. – начала клеить отмазки Римма Марковна, – не надо…
– Всё, разговор о шубе закончен. Сказала купим – значит купим. И брошку тоже купим. Только скажите, какая вам нравится.
– Ну вот… – забормотала смущённая Римма Марковна.
– Еще какие мечты? Только настоящие мечты, а не стоны о новой мясорубке.
– А больше и нету, – с улыбкой развела руками она.
– Так не бывает, – не поверила я. – Скажите, что вам всю жизнь хотелось? Вот просто хотелось, но вы не могли себе этого позволить? Где бы вы хотели жить? Как? Чем заниматься?
– Да всё хорошо…
– Нет, вы не ответили на вопрос, – не уступила я.
Римма Марковна надолго задумалась, а потом, покачав в такт своим мыслям головой, тихо сказала:
– Я всегда хотела жить в небольшом старинном домике с мезонином. Чтобы потолки высокие были. И чтобы был свой сад. Как у нас в Малинках. Но чтобы каждые
