Ее точеная фигурка, обтянутая черным мундиром войск СС, мучила профессора. Когда плеть в ее прекрасной ручке со свистом опускалась на спину какому-нибудь славянскому рабу, фон Айзенбах чувствовал себя обделенным и мечтал оказаться на его незавидном месте. Лейтенант СС Фрида Костер была старой знакомой фон Айзенбаха. Она ходила на его лекции по геофизике, еще когда ей было пятнадцать, а он, перебиваясь с хлеба на воду, устраивал показательные эксперименты по разным кабаре и театрам на потеху публике. Именно тогда белокурый ангелочек по имени Фрида навсегда пленил сердце Генриха фон Айзенбаха, ради повышенных кассовых сборов титуловавшего себя профессором. Потом, когда нацисты пришли к власти и евреев выжили из академической науки, Генриху, с его чисто арийским происхождением, уже не составляло труда стать профессором и преподавать на престижнейших кафедрах Германии. Фрида была неизменным спутником, то появляясь в его жизни, то исчезая вновь.
Слово «покорять» не было для нее пустым звуком. Она обожала смотреть на чужую боль, физическую и моральную. Стала любовницей бригаденфюрера СС только для того, чтобы попасть в войска, получить власть над другими. Немолодого уже профессора, окруженная молодыми блестящими офицерами-любовниками, Фрида не забывала. Растрепанная, такая прекрасная в черном мундире, слегка навеселе, она врывалась в его жизнь и бросала в полном смятении обессилевшим.
«Моя ведьма!» – восхищенно думал о ней профессор, глядя в окно, как Фрида Костер охаживает плетью по спине изможденного раба, и вспоминая о полных страсти вечерах. «Плеть – вот ключ к сердцу мужчины», – говорила Фрида, глядя горящими глазами на фон Айзенбаха…
– …Как идут дела, господин профессор? – неожиданно раздался голос штандартенфюрера, который тихо подошел к задумавшемуся ученому. – Надеюсь, мы успеем к приезду высокой комиссии?
– О, не сомневайтесь, мой дорогой Руди, – фон Айзенбах рассеянно вертел в руках карандаш. Эротические фантазии настолько увлекли его, что он и думать забыл о расчетах. – Все будет хорошо. Я полагаю, что с такими помощниками, как вы и ваши подчиненные, у нас не возникнет никаких проблем.
– Так вон оно какое, это тайное оружие Великого Рейха, – с пафосом произнес Штуце. Он подошел к окну и махнул рукой на несколько десятков вышек, уже установленных в зоне объекта. – Знаете, все эти излучатели, вся эта электрическая белиберда казались мне чем-то несерьезным, не способным причинить хоть какой-то урон противнику. Но теперь каждый раз, когда я вижу уничтоженный вашими восхитительными молниями грузовик, я верю, что мы сумеем покорить весь мир.
– Молнии – лишь косвенный, побочный эффект моего прибора, – профессор говорил рассеянно, сейчас его куда больше занимал другой вопрос – придет ли к нему сегодня Фрида? – Дорогой Руди, представьте себе, что станется с русскими, если дожди, ливни со всей планеты внезапно соберутся вместе и устремятся к ним. И будут поливать большевиков непрерывно в течение, ну, скажем, двух месяцев? Или наоборот – устроить им иссушающую засуху, от которой иссякнут запасы питьевой воды? Молния же, как вы успели заметить, не является точным оружием.
– Действительно! – Штандартенфюрер Штуце расхохотался. – Это страшное оружие. О, я знаю, как теперь будут называть вас – покорителем молний! Все это время, слушая разговоры про наше тайное оружие, я, не сочтите меня непатриотичным, думал, что у нас ничего нет в рукаве, кроме добрых немецких штыков, зато теперь я вижу, что у нас есть прекрасные немецкие мозги.
– Знаете ли, – продолжил профессор, несколько отходя от темы разговора, – я полагаю, что на сегодня, кроме меня еще только один или два человека на всей планете обладают информацией о нашей работе, но я уверен, что они далеки от наших результатов. Не это железо, генераторы и аппаратура решают задачи, ставят на колени врагов рейха. Это делаем мы, простые, скромные немецкие работяги. Мы с вами, Руди, и есть тайное оружие Великого Рейха…
Профессор снова посмотрел в окно на Фриду. Та курила, изящно зажав мундштук дамской сигареты двумя пальцами, поставив ножку, обутую в блестящий сапог, на скамеечку, и приветливо беседовала с несколькими молодыми офицерами. «Сегодня я опять буду один», – обреченно подумал фон Айзенбах, но неожиданно Фрида повернула свою прелестную головку в его сторону и радостно улыбнулась. В груди у профессора симфонический оркестр заиграл «Оду Радости»…
…Лагерь был пуст. Не было ни часовых в секретах, ни дозорных. Никого. Абсолютная тишина на подходах поначалу озадачила парней, затем они почувствовали неладное. Николай схватил товарища за рукав.
– Ванюша, подожди, не ломись. Давай хоть осмотримся.
Они подходили к полянке с оружием на изготовку, чуть рассредоточившись, памятуя о присказке их любимого старшины – «чтоб одной гранатой не убило». Тишина вокруг казалась какой-то неестественной: не было слышно даже птиц.
Подойдя к самой полянке, остановились, не решаясь выйти из леса. Внезапно оба почувствовали на себе чей-то пристальный взгляд. Поглядев чуть в сторону, они увидели, как поросший травой земляной холмик чуть сдвинулся в сторону, из образовавшегося отверстия показались чьи-то горящие глаза. Не сговариваясь, оба легли на траву и поползли к превосходно замаскированному входу в землянку…
…Много позже, когда оба сидели в чистых рубахах и кальсонах, вымытые и как следует пропаренные в крохотной, сооруженной Садуллоевым баньке и пили обжигающе горячий черный чай, заедая его сухарями, явился Гогачев.
– К командиру, на разбор, – лаконично бросил им «правая рука командира», но, увидев растерянно-испуганное выражение на лицах ребят, смягчился: – Да не переживайте вы, парни! Информацию доставили, к врагу не переметнулись. Мишку вот жалко. Такой вояка пропал!..
Торопливо оделись, держа в уме десятки вопросов, но не решаясь задавать их Павлу. Пробрались по узкому лазу в командирскую землянку. Там, за сколоченным из ящиков столом, на котором были разложены карты и какие-то бумаги, сидело несколько человек: сам командир Отряда, контрразведчик майор Назаров, прозванный «инквизитором» за свою профессиональную страсть задавать людям вопросы, и еще двое, десантировавшиеся вместе с остальными, но так и не назвавшие себя остальным членам группы.
Личности этих двоих, за глаза прозванных «Очкариком» и «Бородачем», давно мучили любопытного Ивана, который до десанта видел обоих в учебном центре лишь однажды, на стрельбище. «Бородач», названный так курсантами естественно за главное украшение мужчины – солидную окладистую бородку, всего за пять минут сумел объяснить даже самым тупым курсантам, как можно метнуть любой острый предмет, и лично воткнул вилку в торчавшую из земли шагах в двадцати жердь. Даже сейчас, когда за время, проведенное в лесу, весь Отряд порос бородками и бороденками, перещеголять «Бородача» никому не удалось.
