— «богини» были скверно построены, но скорость действительно возросла чуть ли не до 23 узлов. Так что если рассказать, как японцам достанется трофеями почти вся порт-артурская эскадра, то Алексеева «кондратий» хватит. Видно, что он за флот сильно переживает, иначе бы в море на «Баяне» не вышел, и миноносцев к Бицзыво не отправил.
— А что это за нетривиальные варианты, Александр Викторович? Интересно, что под ними подразумевается.
— Вы английский бокс видели, Евгений Иванович?
На вопрос Фока наместник утвердительно кивнул головой, и с ехидной улыбкой, сдержать которую Александр Викторович не смог, ибо она шла от переживаемых реципиентом эмоций, начал объяснять:
— Мы сейчас вроде как по их правилам деремся, а сами боксировать толком не умеем. Побьют нас крепко, Евгений Иванович. А потому надо не кулачками махать, а взять оглоблю и отлупить боксера, мозги ему вышибить. Идет война, а на ней все средства хороши, чтобы сокрушить неприятеля. И в первую очередь нужно изыскивать у себя все, что может сделать нас намного сильнее. Без этого врага не победить!
— Так это понятно, вот только как это сделать? А что вы конкретно обсуждали с Моласом?
— Мы просто поговорили, какую помощь эскадра сможет оказать гарнизону в случае японского десанта. Михаил Павлович сказал, что с канонерских лодок и старых крейсеров необходимо снять все прежнее вооружение — девятидюймовые пушки нанесут больший ущерб неприятелю своими тяжелыми снарядами. Первых четыре, если «Сивуч» учитывать, только нужно снять с канонерских лодок. Их можно расположить на островной батарее, что закрывать будет вход в Талиенваньскую бухту. А с ними и четыре 152 мм пушки поставить, второй батареей. Они вполне дальнобойные, стволы 35 калибров. А шесть пушек в 26 калибров, со старых крейсеров, можно использовать на перешейке, там они принесут намного больше пользы, чем просто стоять на палубах бесполезным грузом.
— Снять пушки можно, это легко, только корабли уже нельзя использовать для боя. Даже брандвахтой, ведь на них нет орудий.
— На бронированные канонерки им предполагалось поставить по три шестидюймовых орудия Кане, а на «Бобр» с «Сивучом» по два, прикрыв башенными щитами. И по дюжине 47 мм пушек впихнуть для отражения минных атак, — Фок пожал плечами, обалдевая от того, что он может так беспардонно врать. Разговор с Моласом действительно был, но этой темы абсолютно не касался. Однако нужно было сослаться именно на авторитет адмирала, ведь погибший начальник штаба ничего опровергнуть уже не мог. А такое перевооружение канонерских лодок действительно было произведено, но только позднее, в мировую войну.
К тому же был еще один крайне щекотливый момент — своему адмиралу, пусть даже погибшему, наместник поверит куда охотнее, чем сухопутному генералу, неприязнь между флотом и армией в Артуре была ощутимой, а порой и враждебность между офицерами проявлялась.
— Со старых крейсеров снять рангоут, и вооружить двумя 120 мм пушками с дюжиной мелких скорострелок, которые он предлагал взять с миноносцев. А тем взамен поставить сдвоенные торпедные аппараты, «соколам» дополнительно по одной, а большим миноносцам по две 75 мм пушки, так как считал, что наши «дестройеры» гораздо слабее японских, что показала гибель «Стерегущего» и «Страшного». А с такими пушками они смогут обстреливать береговые цели, да ту же пехоту.
Фок сделал короткую паузу, прекрасно понимая, что сейчас сознательно «подставился». Однако спокойно отпил остывшего чая из фарфоровой чашки, и продолжил говорить, видя, что Алексеев молчит, пунцовеет лицом, и пока не задает вопросов.
— Я просто запомнил, что он говорил, а совсем недавно решил записать. У меня в штабе поручик по Адмиралтейству есть, в запасе был, недавно призван. Руководителем работ его назначили — в Дальнем чугунные гранаты и шрапнели делать для трехдюймовок, наладить производство нужно. Он и помог составить списки, объяснил мне, что к чему и какие корабли имелись в виду погибшим адмиралом…
— Да что понимает в морском деле бывший поручик по Адмиралтейству?! Вы может, и запомнили слова адмирала, но только он вас неправильно понял. Ладно, 75 мм пушки для вооружения миноносцев с крейсеров снять можно, вот только стрелять по береговым целям пушки не могут! Вернее, только стальные болванки впустую тратить! Нет для них других снарядов! Тоже, советника нашли, ваше превосходительство! Неужели нельзя было любого лейтенанта взять?!
— Виноват, ваше высокопревосходительство, — Фок вскочил с кресла, понимая, что попал под прорвавшийся гнев начальства. Наместник покраснел так, что от лица прикуривать можно было, из ноздрей чуть ли дым не пошел. И нанес еще «укол», с прицелом на будущее.
— Так нет наших морских офицеров в Дальнем, днем с огнем там их не найдешь. И кораблей тоже нет! Что толку укреплять перешейки, если противник протралит заграждение и подавит наши береговые батареи, пока они слабые. А чтобы новые пушки поставить, на то время потребно. Генерал Белый обещал за месяц управиться. Но за это время хоть как-то бухту прикрыть нужно от всякого рода нападений и диверсий.
Отповедь возымела действие — Алексеев неожиданно успокоился, даже улыбнулся, хотя смотрел хмуро. Но заговорил уже спокойно:
— Записки Моласа отправьте в мой штаб немедленно, вместе с поручиком — сам с ним говорить буду, наверняка, он что-то напутал. Позже направлю к вам своего флаг-офицера, если непонятно будет. Дальний прикроем, я уже распорядился — там две бронированных канонерки есть, и миноносцы, — Алексеев говорил спокойно, гнева как не бывало.
— Да, контр-адмирал Молас прав — корабли перевооружать надобно. И «Сивуча» с Инкоу отправлять нужно, может быть, ночью прорвется, пока они длинные. А на завод я лейтенанта Герасимова направлю — он любит со снарядами возиться, так что необходимую помощь окажет. Да, раз такое дело, нужно наладить производство не только трехдюймовых гранат для армии, но и 75 мм для флота — раз наши бюрократы в Петербурге посчитали их излишними. Придется исправлять это упущение.
Алексеев задумался, как-то мимоходом допил коньяк как воду, держа пустой бокал в ладони. Потом поставил его на стол, и поднял глаза на Фока. Тот стоически выдержал тяжелый взгляд — в такие «гляделки» с начальством он не раз пережил в жизни, и никто не смог его сломить. Понял это и наместник, примирительно подняв ладони...
— К чему все это — к добру ли, либо к горести, только Николай-Угодник знать может, все в его власти!
Михаил Федорович снял фуражку и вытер платком пот, выступивший
