– Но это не значит, что я сразу же буду тебе доверять, раз ты не англичанин, – для острастки пробурчал Ланниган.
– Не спорьте, – вмешалась Эрика, – Джереми, лучше подари нам что-нибудь из последней партии, так сказать, за проделанную работу.
– Разорить меня хочешь, – усмехнулся ирландец, – ладно берите, но не больше двух бутылок… Эрика подтолкнула меня к ящикам с химикатами.
– Выбирайте… Это задача для джентльмена. Я озадаченно посмотрел на нее.
– Я ничего не понимаю в химии… Ланниган, Эрика и негр-грузчик одновременно расхохотались.
– Ты, в самом деле, думаешь, что это химикаты! – давясь от смеха, воскликнула Эрика. Я ощущал себя полным идиотом. Негр ломиком сорвал крышку с одного из ящиков. Из золотистой пены стружек торчали темные горлышки бутылок.
– Колониальные власти, по их словам исключительно из уважения к набожному султану Занзибара, взвинтили до небес пошлины на ввоз спиртного, вот и приходится… – отдышавшись, пояснила девушка, – берите две и пойдем наверх, до утра мы все равно не вылетим. Мы сидели на веранде и смотрели, как разноцветные огни города отражаются в тяжелых волнах Индийского океана. Где-то внизу шуршали листья бесчисленных на Занзибаре кокосовых пальм. Было уже за полночь, и публика понемногу начинала расходиться.
– Вы умеете танцевать? – неожиданно спросила Эрика.
– Немного…
– Пригласите? Не мог же отказать даме. Это был какой-то медленный танец сильно напоминавший вальс. Если честно, я не очень-то хорошо разбираюсь в современной музыке.
– Это вы называете «немного»? – выдохнула Эрика, когда мы вернулись за столик, – вы точно ученый? Мне начинает казаться, я несколько неверно представляла себе университеты…
– Да нет, не думаю, что вы сильно ошибаетесь в отношении научных работников.
– Вы хотите сказать, что являетесь счастливым исключением?
– В какой-то степени – да.
– И что же превратило занудного ученого в подобное исключение?
– Вы уверены, что действительно хотите это знать?
– Это большая тайна?
– Да нет, просто вопрос разумнее ставить иначе, что превратило респектабельного прожигателя жизни в занудного ученого…
– Только, ради всего святого, не очередная история про благородного принца обстоятельствами превращенного в лягушонка, я не так наивна, как кажусь на первый взгляд!
– Ну что вы, все много прозаичнее. Романтичный юноша из среднего класса с задатками вертопраха, война, послевоенный кризис… Мне повезло вылезти из этой
трясины, благодаря некоторому таланту к языкам и помощи друга семьи, взвалившего на себя бремя превращения потерянного молодого человека во что-то полезное. Но многие мои друзья и товарищи остались там навсегда… Но это все дела давно ушедшие в прошлое. Лучше скажите мне, как такая милая девушка приобрела столь неординарную профессию? Эрика задумчиво посмотрела в бокал.
– Раз уж мы решили поговорить о своем прошлом, то почему бы не и рассказать… Вы, наверное, подумали, что я ирландка?
– Если честно, то да. Мне так показалось.
– Всем так кажется. Но нет. Ирландка моя мать Катерина Дейли. Мой отец – остзеец. А родилась я в Калифорнии, в Сан-Франциско. Вот такая вот дикая
смесь… Отец был механиком на заводе. Там я впервые и увидела аэроплан. Я тогда
еще подумала «должно быть это так интересно – подняться над землей и лететь куда захочешь». Она провела пальцем по краю бокала.
– А потом я встретила Джейка. Он называл себя музыкантом, а я была совсем еще девчонкой. В общем, я удрала за ним в Дублин. А когда началось восстание, он оказался бойцом Республиканской армии…
– Его арестовали? – спросил я, хотя, в общем, ясно было, что для неведомого мне Джейка все закончилось много хуже… Она внимательно смотрела в полупустой бокал, словно рассчитывала там что-то увидеть.
– Нет. Он предал своих товарищей и бежал. Я не знаю, что с ним стало потом… А его друзей… наших друзей расстреляли. И я осталась одна без гроша и без единого близкого человека посреди Ирландии. И тогда я подумала «Эрика. Или ты пойдешь на панель, или найдешь работу». Я выбрала работу. Сначала машинисткой, потом медсестрой, потом окончила курсы пилотов… И вот теперь я гоняю самолеты с почтой и контрабандой по Восточной Африке.
– Мне жаль, что я заставил вас про все это вспомнить… Эрика протерла салфеткой уголок глаза.
– Да нет. Ничего. Я сама во всем виновата. Вам, военным, проще. У вас есть
приказ, которым всегда можно все объяснить и оправдать… и на который возложить ответственность за свои ошибки.
– Приказ… Приказ говорите… Я редко рассказываю эту историю. Очень редко. Но сейчас я, похоже, уже достаточно пьян, чтобы сделать исключение. Моя собеседница подняла глаза от бокала. Я продолжал.
– Это как раз история о приказе. Война уже заканчивалась, нас занесло на Ближний Восток, и командовали нами разные случайные личности, называвшие себя «революционными офицерами». Один из них, некий юный теоретик, одолеваемый мечтами лично выиграть какую-нибудь историческую битву, посмотрел на карту и сказал что вроде «Ба, да до этой железнодорожной станции всего ничего, нужно послать туда пехотную роту, чтобы не дать русским ее захватить». И он приказал нашей роте «максимально быстро выдвинуться к станции такой-то, и занять ее». И все бы ничего, если бы умения этого «полководца» не ограничивались способностью измерять расстояния линейкой по карте. Потому что тогда он бы сообразил, что
расстояние это проходит по горам и пустыне без единого жилья и колодца на многие
десятки километров. Но в его голове квадратики подразделений двигались по картам местности, не задумываясь о таких мелочах как дизентерия, питьевая вода и тепловые удары… Вы знаете, милая Эрика, что я с тех пор больше всего ненавижу?
– Нет…
– Пыль. Да, да, именно пыль. Мы шли по пустыне, и пыль клубилась над нами. Облака, тучи, моря пыли от наших мерно шагающих сапог. Мы шли и шли, а стервятники летели по нашим следам. И с каждым днем мы худели и сохли, а стервятники жирели. И пыль скрипела на зубах… А мы все шли. Потому что у нас был приказ. Мы шли. Пока те, кто выжил не дошли, наконец, до этого чертова полустанка. А там уже были русские. Они не стали в нас стрелять. Они знали, что это лишнее. Им не надо было нас убивать, достаточно было всего лишь подождать пару дней и просто собрать трофеи. И знаете, что мы сделали?
– Что?
– Мы сдались… Да, мы нарушили приказ. Нас оставалось едва два взвода, и по
сравнению с мучившей нас жаждой все эти приказы были пустым сотрясением воздуха. Мы сдались без боя… Мы взяли ответственность за свои жизни на себя, и наплевали на приказ. Так для меня закончилась та война… В плену я достаточно много думал, благо времени было хоть отбавляй. И решил, что впредь буду принимать решения сам и отвечать за них тоже.
– Извините, мы закрываемся. Я посмотрел на официанта. Или на двух?
– Да, конечно, мы уже идем. Эрика? Голова раскалывается… Не надо было столько вчера пить… Что за зелье ввозит контрабандой этот ирландец? Я не без труда выполз из кровати и добрел до умывальника. Ура, в емкости есть вода… Такую роскошь как собственный водопровод на Занзибаре мало кто может себе позволить. Я натянул все тот же бессменный мундир морпеха без погон и нашивок: бежевую рубашку, оливковые брюки, башмаки и мятую панаму. Кожаная летная куртка, врученная мне Эрикой, осталась в самолете. В городе, расположенном на шестом градусе южной широты, она явно была лишней. Снизу доносились раздраженные голоса. Я спустился в пустой еще зал. В это время посетителей в заведении Ланнигана еще не было.
– Я не могу отложить вылет, – отрицательно качала головой Эрика, – я и так
потеряла более 12 часов в Занзибаре, хотя должна была лететь из Момбасы прямо на Коморы…
– Что случилось? – поинтересовался я…
– Джереми узнал от метеорологов, что со стороны Африки идет грозовой фронт, предлагает задержаться здесь на пару дней, – охотно пояснила девушка, – ему легко говорить, у него нет нанимателей из «Эйр Африка»…
– Эти наниматели так ужасны, что способны заставить вас лететь в шторм?
– Еще бы, проходили уже, – она передразнила неведомого мне представителя компании, – «где вверенный вам самолет, леди? Упал в джунгли и сгорел со всем грузом? Осмелимся спросить каким образом вам, пилоту, при этом удалось самой не сгореть? Вы абсолютно уверены, что отказ и возгорание двигателя были случайны?» Она даже топнула от ярости.
– Да ладно, тебе, – пробурчал Ланниган, – если их самолет вместе с грузом утонет в Мозамбикском проливе, вряд ли они будут очень довольны.
– Главное чтобы я при этом тоже утонула… Тогда они спишут все на стихию. А иначе мне опять придется терпеть их многомесячные расследования.
