к выходу.
— Григорий! — позвала Анна Эммануиловна.
— Да.
— Не вмешивайтесь, пожалуйста. Поверьте — будет только хуже! — всхлипнула она.
— Хуже — не будет! — твёрдо заявил я и вышел из комнаты.
Анна Эммануиловна догнала меня, когда я обувался в коридоре. Вслед за ней из комнаты вышли Настя и Степановна.
Вряд ли они собрались, чтобы меня проводить.
— Григорий, подождите меня, — умоляюще попросила соседка.
Я удивился.
— Анна Эммануиловна, зачем? Сам справлюсь.
— Вдруг вы перепутаете… Не хочу, чтобы пострадали невинные люди.
Я посмотрел на Настю, она кивнула.
Ну, раз медицина не возражает, кто я такой, чтобы оспаривать её вердикт?
— Как скажете. Только у вас ведь забрали пальто… — заметил я. — А на улице холодно, замёрзнете…
Анну Эммануиловну это не остановило.
— Ничего страшного. Одену старое. Его, правда, моль съела, но сейчас ведь не до красоты — так?
— Так, — согласился я. — Тогда собирайтесь быстрее, пожалуйста.
— Не беспокойтесь, я быстро. Приведу себя в порядок и пойдём. Пять минут — не больше.
Она скрылась на кухне. Я услышал, как в раковину полилась вода.
Настя, воспользовавшись паузой, прижалась ко мне.
— Гриша, прости, что так получилось?
— С ума сошла? — Я поцеловал её в макушку. — Я же милиционер.
— Ты у меня самый отважный милиционер на всём белом свете!
— Именно! Никогда не забывай об этом.
— Всё, я готова! Осталось только надеть пальто и обуться.
Соседка вернулась в коридор уже без следов потекшей косметики.
Я помог ей надеть старенькое драповое пальтишко, голову она покрыла шерстяным платком. Это её заметно старило.
— Готовы?
— Да. Можно идти.
На улице она чуть не поскользнулась и подхватила меня за локоть.
— Ой, простите!
— Всё нормально. Не переживайте, Анна Эммануиловна. Вам точно не страшно? Может, вернётесь домой? — спросил я.
— С вами мне ни капельки не страшно. Вы очень мужественный человек, Гриша.
Она посмотрела на меня снизу вверх.
— Я могу звать вас так, по-простому — Гришей?
— Конечно. Мы же соседи. И спасибо на добром слове, — улыбнулся я.
Мы шли быстрым шагом. Анна Эммануиловна старалась приноровиться к моему темпу. Когда она уставала, я немного замедлялся.
У входа в парк стояли двое милиционеров в чёрных шинелях и красных зимних шапках с козырьком — очень похожих на кепи.
Соседка остолбенела, крепко схватила меня за руку.
— Они? — догадался я.
— Они, — подтвердила Анна Эммануиловна. — Это вон тот, мордастый, сказал, что я — старая дура и велел проваливать. А тот, что с ним, мерзко подхихикивал. Гриша, может ну его — не надо их трогать?
— Анна Эммануиловна!
— Молчу-молчу!
— Мордастый, значит…
Одним из постовых был плотным коренастым мужчиной с отъеденной харей и тремя свисавшими подбородками. Шинель еле удерживала его телеса.
Да уж, явно не с голодухи опух.
Милиционеры курили и тихо переговаривались между собой. До нас долетали обрывки их разговора.
—… я Ганке, значит, и говорю — не ломайся, стерва. Всё одно моей будешь!
— А она?
— А чё она? Не баба чё ли? Для вида покочевряжилась, конечно, да всё равно — дала.
— Ну ты ходок!
— А то! Ты главное моей ничего не рассказывай!
— Спрашиваешь!
Я предупредил соседку:
— Анна Эммануиловна, сейчас я подойду к ним для небольшой беседы по душам. Вы, ради бога, оставайтесь тут и не вмешивайтесь. Если будет нужно, я вас позову.
— Да-да… Я сделаю всё, как вы скажете.
Я улыбнулся, чтобы подбодрить её и направился к постовым.
Они были слишком заняты обсуждением неизвестной мне Ганки и обратили на меня внимание лишь когда я встал как вкопанный напротив них.
— Тебе чего?
— Да вот, интересуюсь: вы — из милиции или как?
Мордатый смерил меня полупрезрительным взглядом, тычком пальца отправил окурок на землю.
— Слепой? Форму не видишь?
— Форму вижу, милиционеров — нет.
— Ты что — пьяный? — насторожился он.
— Трезвый. Удостоверения предъявите, — потребовал я.
— Какие на хрен удостоверения⁈ Шёл бы ты, паря, пока звездюлей не выписали, — хохотнул мордатый.
— Удостоверения предъявили, клоуны!
— Что⁈ А х ты, гад!
Милиционер был намного шире меня в плечах, выше ростом и крупнее. Эдакий «борец сумо» — крепкий, откормленный кабанчик, который не привык, что ему могут оказать сопротивление.
Он замахнулся, намереваясь двинуть мне по лицу и был неприятно удивлён, когда я перехватил его руку, резко вывернул, заставив согнуться, а потом добавил коленом в живот.
— С-сука! — зашипел он.
Второй дёрнулся, но мой окрик заставил его замереть.
— А ну — стоять, где стоишь! не то я сломаю ему руку к ядреной матери!
— Парень, ты что… Не дури…
Я краем глаза заметил, что он тянется к кобуре за револьвером.
— Куда! — снова повысил голос я и нажал на вывернутую руку мордатого так, что тот взвыл от боли. — А ну, убрал грабли с кобуры!
— Хорошо-хорошо… Убрал. Видишь?
— А ну, пошёл!
Я пнул мордатого под толстый зад и тут же отпустил его. По инерции он прошагал несколько шагов, прежде чем грузно свалиться на землю.
«Наган» сам прыгнул мне в руку.
Напарник мордатого стал мертвенно бледным, отступил назад.
— Эй, ты чего! Мы же тебе ничего не сделали…
— Лапы в гору! — зло сказал я и перевёл взгляд на «сумоиста». — Теперь ты, толстяк! Хорош валяться! Встал и присоединился к приятелю. Ближе! Ещё ближе!
В итоге оба милиционера замерли с поднятыми руками. Чувствовалось, что им крайне не по себе.
— Парень, не надо! Только не стреляй! У нас семьи есть, дети… Бери что хочешь — только пощади!
— Вспомнили по семью, уроды! — прорычал я, кипя от гнева. — Только шевельнитесь — ляжку прострелю!
Не убирая «наган», я тщательно обыскал их левой свободной рукой. В итоге ко мне перекочевали две «ксюхи» и два «смит-вессона».
— Ты кто такой? — угрюмо спросил мордатый, который сообразил что вот так, сходу, убивать я не собираюсь.
— Уголовный розыск.
Милиционеры облегчённо выдохнули.
— Свой…
— Какой в задницу свой! — охладил их порыв я.
Мордатый попытался опустить руки, но я снова направил на него револьвер.
— Товарищ… — жалобно протянул «сумоист».
— Твои товарищи в овраге кобылу доедают.
— Да что собственно произошло? Чего ты к нам привязался, уголовный розыск? — не выдержал он.
— А то ты не знаешь?
— Не знаю!
— Полтора часа назад на ваших глазах ограбили вот эту гражданку, — я кивнул в сторону Анны Эммануиловны. — Ни один из вас не вмешался! Поэтому я первым делом спросил — кто вы: менты или клоуны? Похоже, что клоуны!
Оба угрюмо поникли.
— Что с нами будет? — наконец, спросил мордатый.
Согласно удостоверению он носил фамилию Чупахин.
— Разберёмся. Может, на месте пристрелю, а может…
— Что — может? — увидел луч надежды Чупахин.
— А может живые останетесь. Как дело пойдёт. Кто женщину ограбил — знаете?
— Ну знаем, — еле слышно прошелестел напарник Чупахина — Малинкин.
Он был намного младше того, по сути совсем ещё пацан лет восемнадцати. Худой и лопоухий. Казённая шинель была ему велика, в ней его тщедушное тело терялось.
— Говори! — переключил внимание на него я.
— Борька Анархист с дружками.
— Анархист, значит… И сколько с ним этих дружков?
— Вместе с Борькой трое будет.
— Оружие?
— Шпалеров при них нет, финки и кастеты…
Уже лучше. Хотя бы преимущество в огнестреле на моей стороне.
— Где они?
— Откуда мне знать? — удивился Малинкин.
— На том конце парка они, — сказал Чупахин. — Они обычно до утра из парка не уходят. Самая страда у них…
К нему постепенно возвращалось хладнокровие, и это мне не нравилось. Чувствует за собой какую-то силу?
— Слышь, уголовный розыск! Оружие верни и отпусти нас по добру — по здорову… — внезапно выпалил он.
Я вскинулся.
— А то что?
— Ничего… Пожалеешь, — угрожающим тоном заявил Чупахин.
— Да ну? — Я не смог удержать себя от удовольствия съездить ему по широкой и сальной роже.
— Больно же! — завопил он.
— Добавить?
— Не надо…
Пора принимать решение. Я один, Анна Эммануиловна при всём желании скорее обуза, чем подмога.
Напрячь этих ментов, чтобы помогли мне и тем самым искупили вину?
Я с сомнением оглядел эту несладкую парочку. Малинкин — тёмная лошадка, может, готов встать на путь исправления, а может — нет. Только гадать на ромашке я точно не стану.
Твёрдо знаю одно: к Чупахину спиной поворачиваться нельзя. Нож всадит за милую душу.
Как ни крути, надо закрывать тему. Пока вожусь с оборотнями в милицейской форме, бандиты свалят из парка, а они меня интересуют в первую очередь.
Взвесив за и против, я определился:
— Значит так, клоуны!
Милиционеры напряглись, понимая, что в эту минуту решается их судьба.
— Документы и оружие остаются при мне. Вы завтра с самого утра пишете заявление по собственному желанию.
