— Нечего возвращать! Сыновья этой ведьмы промотали все.
— Дом уцелел. Он даже не заложен.
— Тогда верни дом — префекту надо где-то жить, — усмехнулся Сеян. — Внутри, наверное, одни стены остались, но крыша будет…
В ближайшей к дворцу цветочной лавке отец заказал самый большой и красивый венок, прихватил раба, чтобы нести его, и мы снова пересекли Рим — в этот раз по пути на юг. Миновав ворота, мы вышли на Виа Аппиа. Отец оставил нас с посыльным на обочине, а сам принялся бродить между многочисленных саркофагов и памятников, тянувшихся по обеим сторонам дороги. Возле некоторых он останавливался, вглядываясь в надписи. Это заняло много времени. Наконец отец махнул нам рукой. Забрав венок, он отослал слугу, а цветы возложил на плиту. Вокруг саркофага стеной стояла сухая трава — по всему было видно, что за могилой давно не смотрели.
— Здесь лежит твой дед, Марк, — сказал отец, обнимая меня за плечи. — Я хочу, чтобы ты хорошо запомнил это место и присматривал за могилой, когда меня не станет. Я назвал тебя его именем.
— Почему?
— Потому что никогда не верил, что он от меня отказался!
— А где похоронена бабушка?
— В семейном склепе Пульхров. Мы обязательно там побываем.
Мы спустились на дорогу и пошли к воротам.
— Идем к нашему дому! — предложил я. — Пусть там нет ничего, но все же лучше, чем в гостинице.
— Поживем там немного, — согласился отец. — Только дом этот больше не наш. Я обещал его Юнию.
Я удивленно глянул на него.
— Дорогой в Рим мне удалось расспросить старика — он любит вино, — продолжил отец, — К тому же считает, ты спас его. Юний сообщил: консул вызвал нас в суд. Я просил помочь. Юний сказал, что ему очень понравился дом, в котором жили Корнелия с сыновьями. Дом находится очень близко к дворцу, в тоже время неприметен — вольноотпущеннику в самый раз.
— Юний мог выкупить дом.
— Не хватит денег. Сорок лет назад эта часть Рима была не престижной, теперь земля здесь так ценна, что можно выложить участок серебряными денариями. Стоит только выставить на торги!
— Мы сами можем его продать! Часть денег отдать Юнию…
Отец грустно улыбнулся:
— Он не возьмет. Юний — государственный чиновник, ему запрещены подношения. Если узнают, он кончит дни в каменоломне. Думаю, Юний купит у нас дом, но вот по какой цене… Нам не на что сетовать: именно Юний обнаружил «адопцио», без него дом оставался бы в казне. Юний нам помог и заслуживает награды. Не будем больше об этом!..
…Свиток мой заканчивается, завтра куплю другой. Римлян учат писать ясно и кратко, у меня не получается — слишком долго прожил на Востоке. Или жизнь моя так богата событиями? Второго свитка может не хватить… К счастью, папирус в Александрии не дорог: его изготавливают прямо здесь, можно зайти в лавчонку ремесленника и сторговаться. Камышинки для письма и чернила я делаю сам. Я опять отвлекся… Какое дело читателю до моих расходов? Ему интересен центурион Марк, которого я оставил на Виа Аппия.
Марк — это я. Это я иду по старой римской дороге рядом с отцом, испытывая тихую радость. Мои испытания кончились. Мы счастливо избежали смерти по пути в Рим, она миновала нас на суде консула. Пусть мечты о назначении отца легатом не сбылись, но зато мы живы, здоровы и пребываем в столице мира, о которой я мечтал детства. Что еще нужно для счастья? Наивный! Как часто свалившуюся на нас беду мы воспринимаем как огромное горе, не подозревая, что это еще не буря, а только дуновение ветерка. Мой друг Аким говорил по этому поводу: «Пришла беда — отворяй ворота!» Мне ближе другое: ящик Пандоры. В первые дни февраля тридцатого года от рождества Господа мы приоткрыли его…
Я, Марк Корнелий Назон Руф, сын и внук римских сенаторов, в прошлом трибун италийской когорты, ныне брат Иоанн александрийской общины, с печалью в душе открываю новый свиток своего повествования. Никого из людей, о ком пойдет речь, уже нет живых. Их облик, слова и поступки сохранила лишь моя память. Когда я закончу земные дни, угаснут и эти воспоминания. Некому будет поведать о моем отце, друге Акиме, славной команде либурны «Дельфин», которая под флагом с римской волчицей одержала победу в неравном бою под Критом… По этой причине я сижу при светильнике, выводя заостренной камышинкой буквы на гладком папирусе. Вчера я закончил первый свиток. Навернутый на гладкий шест, он покоится в высоком кувшине. Надеюсь, время будет милостиво к нему, а мыши, иногда забегающие в мою комнату, обойдут папирус своим вниманием. Заведу кошку. В Египте их много. Итак…
…Возле дома нас встретил раб с ключами — Юний оказался предусмотрительным. Раб ждал давно, замерз и был очень рад избавиться от тяжелой связки. Отец дал ему сестерций и пообещал второй, если он сбегает в гостиницу, где мы остановились, и передаст хозяину повеление принести наши вещи. Раб, довольный, убежал, и мы открыли дверь.
К моему удивлению, дом не выглядел запущенным. То ли в нем кто-то жил, то ли Юний позаботился; комнатах было прибрано. Самые ценные вещи, конечно, исчезли, но часть обстановки уцелела. Отец выбрал комнату (как я узнал позже именно в ней жила бабушка), мы снесли в нее два ложа, стол и селлы — простые, но прочные. Ими пользовались рабы, но лучших в доме не оказалось. Как и одеял — только набитые сухой травой матрасы. Отец бросил их на кожаный верх кроватей и сразу прилег — было видно, что устал.
Однако отдохнуть префекту не пришлось. Прибыли слуги с нашими вещами, а вместе с ними и хозяин гостиницы — за расчетом. Отец внимательно проверил, все ли на месте, затем аккуратно расплатился. После чего уже лег отдыхать. Мне спать не хотелось, к тому же в доме было холодно. Я обшарил все комнаты, даже кухню — нигде не было ни крошки съестного, как и воды. К тому я сделал неприятное для себя открытие: в доме не оказалось жаровен и угля. На кухне не было посуды и дров — мы не могли ни согреться, ни приготовить пищу. Мой дед Марк жил не бедно: его дом требовал заботы большого числа рабов. Их не было, а ночи в Риме стояли холодные.
Я отправился в ближайшую харчевню, где заказал еду и посуду. Увидев мою богатую тогу, хозяин стал чрезвычайно предупредительным и пообещал быстро достать жаровни и уголь. Слово он сдержал. Не успели присланные им рабы сложить в корзины мясо, овощи и хлеб, принести сосуды с вином и водой, как прибыли жаровни и несколько мешков угля. Хозяин не забыл даже сухие ветки для растопки. Правда, цену он запросил немалую, но я не стал торговаться. Во главе целой процессии я вернулся домой и принялся за дело.
