— Ты не бойся, я не врач.
Почувствовав за спиной движение, оглянулся, и наконец хорошо рассмотрел Марысю. Черноволосая, статная, и даже фигуристая местами женщина с опухшими от слёз красными глазами.
— Как дочку зовут?
— Ульяна, пан офицыр.
Вдовушка тихо отвечала на все вопросы, заодно постепенно успокаиваясь сама.
— Ну что, Ульяна. Давай я тебя посмотрю немножко, вдруг удастся помочь? Ты, главное, не бойся и точно отвечай, где что болит, ладно?
Озадачив Марысю тёплой водой, полотенцем и ложечкой, явно её удивил. Пока всё готовилось, он совсем разговорил ребёнка, поэтому осмотр она восприняла как новую игру, и преувеличенно-серьёзно выполняла все пожелания *дяди Саши*.
— А теперь ложись обратно, да закутайся хорошенько!
' Ничего не понимаю… Как можно простую ангину так запустить. У них малины под рукой не оказалось, вместе с ромашками? Или это лечение *народными средствами* вроде куриного помёта так поспособствовало? Горло красное, температура слишком большая, сильный озноб. Значит что? Температуру немного сбить обтиранием уксуса, сильно разведённого в воде, горло полоскать отваром ромашки, пить мёд с молоком… Хоть как-то, мои невеликие познания в медицине, да помогут, а там и врач подоспеет'
Когда через два часа изволил появиться *дохтур*, девчонка уже спала, довольно посапывая курносым носиком. Вот тут сразу было видно работу профессионала: быстро и аккуратно осмотрел, немного подумал, и не спеша, каллиграфическим подчерком, исписал лист бумаги.
— Кхм. Я так понимаю, вы, некоторым образом, приняли на себя попечительство над этой девочкой? Тогда вот список необходимых препаратов и предписания по их применению. У больной сильная ангина, но прогноз благоприятный… Я заеду послезавтра, проверю состояние. Засим позвольте откланяться.
Проводив (с поклонами, а как же) врача, Савва опять попытался взяться за старое:
— Сдурел? Что бы больше такого не было!
— Ваш Бродь, по гроб жизни я вам обязан…
— Ничем ты мне не обязан, дурень. И всё на этом!
К новому году Ульяна уже весело бегала с подружками наперегонки, терпеливо дожидаясь обещанного *дядь Сашей* подарка — фунта всяческих сладостей и вкусностей.
Ослепительно-белый потолок резанул по глазам. В голове было пусто-пусто, а во рту чувствовался металлический привкус.
— Гхде…я?
Позади кто-то коротко ахнул, и с конским топотом убежал. Сколько времени прошло, Александр не знал — но показалось что вечность…
— Как вы себя чувствуете?
Спокойный баритон вырвал его из короткого забытья. Правый глаз упорно не хотел фокусироваться, а левым удалось разглядеть только щегольскую бородку и белый халат.
— Пплохх…
— Сестра, воды подайте?! Вот, так то лучше… Итак, продолжим: как вы себя чувствуете?
— Н…Никак. Что со мной…
— У вас сквозная пулевая рана левого предплечья и сотрясение головного мозга. Находитесь вы в окружном военном госпитале, где прооперированны два дня назад, вашим покорным слугой… Позвольте представится: доктор медицинских наук, Китгофт Карл Исидорович. Скажите-ка мне, батенька… вы помните, как вас именуют?
— Кх… князь Агренев… Александр Яковлевич…
— Прекрасно! А то, иногда… Да-с. Сестра, снимите повязку. Ну… терпимо, да. Организм у вас молодой, сильный, проблем быть не должно. Ну-с, отдыхайте…
Память о последних днях стала возвращаться, вместе с болью в голове и накатывающей волнами тошнотой. Контрабандисты действительно притихли, почти прекратились их привычные *набеги* — и он купился на это. Когда полтора месяца подряд тишь да гладь, да божья благодать, начинаешь невольно расслабляться, и уже не так прислушиваешься к предчувствиям. А ведь были, были знаки, эх… Когда донесли, что рядом с четвёртым секретом непонятное шевеление, он даже и не предполагал, что это пришли по его душу. Короткая поездка, неспешный разговор… И, одновременно с хлопком недалёкого выстрела, внезапный удар сбоку, легко выбивший его из седла прямо на выпирающий из снега бугор земли. Дальше… Невнятная мешанина из белых и темных полос, чьи-то голоса, и боль от дорожной тряски. Бьющий по глазам свет, мельтешение теней и противное звяканье стали о сталь. Затем он ощутил покой… После того, как он окончательно пришёл в себя, больше всего его раздражала сестра милосердия,*мышь громогливая*, блин! Понятно, что её обязанности — следить за состоянием больного, но зачем же так топать, и будить своими проверками каждый час? Ладно бы при этом она радовала больного своим видом — так нет, мешковатый тёмно коричневый балахон скрывал всё, кроме личика. При виде которого, как-то сама собой вспоминалась восточная традиция носить паранджу.
— Ну-с! Как ваше самочувствие?
Доктор, не переставая заговаривать зубы, оттянул веки, посчитал пульс и, наконец, добрался до повязок.
— Что-ж, могу вас порадовать. Динамика явно положительная, да-с. Но… нервишки у вас, князь, заметно расстроены. Пожалуй… я вам капли ещё добавлю, успокоительные. Вопросы или пожелания имеются?
— Да, Карл Исидорович. Прошу отменить мне уколы болеутоляющего.
— ?!? Вы понимаете, что без них вам будет просто невозможно заснуть? Или вы имеете какие-то предубеждения? Уверяю, морфий абсолютно безопасен!
— Я… всё же постараюсь обойтись. И нельзя ли назначить мне другую сиделку?
— Э… позвольте поинтересоваться, а чем же это вам не угодила Нина Якимовна??
— Значит, нельзя…
— Ну почему. Воля ваша, не сподобилась одна, будет другая. Ещё что то? Выздоравливайте…
Из палаты Александра выпустили только к исходу второй недели. И то — недалеко и ненадолго. Появились проблемы и помимо раны: вернулись приступы головной боли, такие сильные и резкие, что не всегда и проверенное холодное безразличие помогало. Во время одного из обходов, доктор внезапно замолчал, и принялся что-то усиленно вспоминать, после чего озадачил вопросом:
— Позвольте поинтересоваться, у вас какой цвет глаз?
— Серо-зелёный… а что?
— Вот как. Хм-хм… любопытно. У вас сильно посветлела радужка. Глаза не болят?
— Немного…
— Интересный случай. Да. Пожалуй, необходимо вас понаблюдать подольше…
Карл Исидорович так заинтересовался непонятными изменениями, а вдобавок, и ненормально высоким болевым порогом своего пациента, что проявил завидную настойчивость, уговаривая Александра продолжить осмотры
